"Джек Хиггинс. Дань смельчаку (Погребальный звон по храбрым)" - читать интересную книгу автора

Применяя технику, продемонстрированную мне Сен-Клером, я мог по собственному
желанию впасть в транс, выходя из него, как оказывалось позже, через
пятнадцать - двадцать часов.
В течение всего этого времени у меня не появилось ни одного человека, я
не услышал ни единого голоса. Ни разу за время моего бодрствования я не
заметил светящейся щели, хотя несколько мисок воды говорили о том, что,
видимо, ее открывали, когда я пребывал в трансе. Еды не давали.
К концу этого срока условия стали ужасающими. В камере воняло - по
понятной причине, - как в канализации, а я чувствовал себя легоньким, как
пушинка. К тому же сознание не указывало на присутствие снов, мыслей, чего
угодно - до самого конца, когда мне привиделся самый жуткий в жизни сон.

* * *

Я лежал на маленькой кровати, совершенно голый, лился полусвет. Значит,
это не Клетка, потому что я снова мог видеть. Видеть бледный, рассеянный,
золотистый поток, окружающей все вокруг. Было тепло. Меня окутывало тепло, и
неудивительно, потому что комната тонула в паре.
Раздался голос - слегка искаженный, словно эхо, донесшееся издалека:
- Эллис? Ты где, Эллис?
Я поднял голову и увидел, что примерно в ярде от меня стоит Мадам Ню.
На ней были форменная юбка и высокие ботинки, но гимнастерку она сняла. Под
ней оказалась простая хлопчатобумажная рубаха.
Рубаха намокла от поднимающегося кверху пара, и я увидел расцветающие
на кончиках грудей соски, а затем стали видны и сами груди: словно по
мановению волшебной палочки, материя растворилась - и верхняя часть туловища
женщины обнажилась.
Это показалось мне самым эротичным, что может быть на свете, и вид тела
наэлектризовал атмосферу настолько, что мое тело ответило на безмолвный
призыв. Мадам Ню подошла к моей постели, склонилась и положила руку на меня.
Я постарался отодвинуться, но женщина улыбнулась и произнесла все тем
же далеким, искаженным голосом:
- Но, Элис, здесь же абсолютно нечего стыдиться и бояться. Нечего.
Она расстегнула молнию на боку форменной юбки и выскользнула из нее.
Под ней оказались хлопчатобумажные трусики, так же, как и рубаха, мокрые от
пара. Она, ничуть не стесняясь и не задумываясь, сняла их, затем села на
краешек кровати и расстегнула рубашку.
Груди у нее были круглые и полные, мокрые от испарений, невероятно
красивые. Меня трясло, словно лист под ударами бури, когда она наклонилась и
прижала к ним мое лицо.
- Бедненький Эллис. - Голос отражался от тумана. - Бедный маленький
Эллис Джексон. Никто его не любит. Никто. - Тут она отодвинулась так, чтобы
посмотреть мне в глаза. - Но я люблю тебя, Эллис, правда. Люблю.
Она откинулась на спину, раздвинув ноги, чтобы принять меня, и рот ее
был слаще вина, а огонь моей спермы вонзился в нее с такой силой, что она не
выдержала и закричала. Я тоже.
От этого крика я и очнулся в темноте Клетки, вонь ударила в ноздри, я
стоял и орал, сметая темные силы, возникшие на моем пути.
Раздался грохот засовов, и через секунду дверь распахнулась и в камеру
хлынула волна желтого света.