"Джек Хиггинс. Орел приземлился ("Лайам Девлин") " - читать интересную книгу авторакоторые всадят вам пулю в живот с первого взгляда. Да и сам старик...
По-видимому, носит в кармане пальто пистолет, и бьюсь об заклад, все еще снайпер. Ординарец принес им кофе. Гиммлер спросил: - Значит, вы не собираетесь заниматься этим делом? - Мы оба прекрасно знаем, что будет, - ответил Канарис. - Сегодня среда. К пятнице он всю эту безумную идею забудет. Гиммлер медленно кивнул, потягивая кофе: - Да, думаю, вы правы. Канарис встал. - Простите, надеюсь, мне удастся немного поспать. Он перешел на другое кресло, укрылся пледом и постарался устроиться поудобнее. Предстоял трехчасовой полет. Гиммлер наблюдал за Канарисом холодным, неподвижным взглядом. Лицо его абсолютно ничего не выражало. Это мог быть труп, если бы не непрерывно подергивающийся мускул на правой щеке. Когда Канарис приехал в здание абвера на Тирпиц-Уфер 74-76 в Берлине, приближался рассвет. Водитель, который встречал его в Темпельгофе, захватил с собой двух любимых такс адмирала, и они резво помчались за ним по пятам мимо часовых. Канарис прошел к себе в кабинет. Расстегнув на ходу морскую шинель, он сбросил ее на руки отворившего дверь ординарца. - Кофе, - сказал ему адмирал, - побольше. - Ординарец начал было прикрывать дверь, но Канарис позвал его: - Мне кажется, он вчера лег спать у себя в кабинете, господин адмирал. - Хорошо. Скажите ему, что мне хотелось бы его видеть. Дверь закрылась. Канарис остался один и устало опустился в кресло за письменным столом. Привычки у Канариса были скромные, кабинет старомодный и сравнительно пустой, с потертым ковром. На стене висел портрет Франко с дарственной надписью. На столе лежало мраморное пресс-папье с тремя бронзовыми обезьянками - "не слышу, не вижу, не говорю" злонамеренных вещей. - Это я, - тихо сказал он, постукивая по их головам. Чтобы прийти в себя, он глубоко вздохнул. В этом ненормальном мире он ходил словно по острию ножа. Он подозревал, что были вещи, которые даже ему не следовало знать. Например, попытка двух старших офицеров взорвать самолет Гитлера во время полета из Смоленска в Растенбург и угроза того, что фон Донаньи и его друзья могут расколоться и заговорить. Появился ординарец с подносом, на котором стояли кофейник, две чашки и маленький молочник с настоящими сливками - большая редкость в те дни в Берлине. - Оставьте, - сказал Канарис. - Я сам налью. Ординарец вышел, и, когда Канарис начал наливать кофе, раздался стук в дверь. Вошел человек, который казался одетым как для парада, так безукоризненна была его форма. Подполковник горных стрелков, на мундире которого были ленточка за Зимнюю кампанию и серебряная нашивка за ранение, а на шее - "Рыцарский крест". Даже повязка на правом глазу точно соответствовала уставу, так же как и черная кожаная перчатка на левой руке. |
|
|