"Джорджетт Хейер. Очаровательная авантюристка " - читать интересную книгу автора

капиталу, особенно когда из этого капитала, к которому за годы
несовершеннолетия Адриана прибавились солидные проценты, вскоре придется
(если верить Максу) выложить огромную сумму - десять тысяч фунтов
стерлингов. Как удачно, подумала леди Мейблторп, что управление делами
Мейблторпов все эти годы находилось в надежных руках Макса, а не
досточтимого Джулиуса Мейблторпа. Надо признать, что у Макса есть голова на
плечах. В значительной степени благодаря ему Адриан по достижении
совершеннолетия (и несмотря на потерю десяти тысяч фунтов) вступит во
владение приличным состоянием. Разумеется, его нельзя сравнить с богатством
самого Равенскара - по коему грустному поводу леди Мейблторп уже много лет
испытывала не объяснимое разумными доводами раздражение. Она даже порой
жалела, что у нее нет дочери, которую можно было бы выдать замуж за
Равенскара.
Леди Мейблторп, наверно, переносила бы эту несправедливость легче,
если бы Равенскар бездумно проматывал свое богатство. Но судьба отказала ей
в этом утешении. У Равенскара были скромные вкусы. Конечно, он содержал
большой дом на Гроувенор-сквер и великолепный особняк в своем родовом
имении Чамфриз, где, не считая обширных земельных угодий, был парк с
оленями и лес, кишевший дичью. Но он никогда не устраивал там роскошных
балов, хотя, по мнению тетки, вполне мог бы это делать. По крайней мере,
тогда его мачехе Оливии Равенскар было бы чем заниматься, кроме своего
слабого здоровья. Состояние здоровья второй миссис Равенскар, к которому,
казалось бы, леди Мейблторп не имела ни малейшего касательства, неизменно
приводило ее в раздражение. Леди Мейблторп жила в очень красивом доме на
Брук-стрит, но, конечно, предпочла бы жить в огромном особняке на
Гроувенор-сквер, где она могла бы принимать на широкую ногу. Оливия же,
жалуясь, что ее слабые нервы не выносят лондонского шума, предпочитала жить
в Танбридж-Уэлсе или Бате, чем ужасно досаждала своей золовке. А Макс либо
созывал своих приятелей-холостяков, либо устраивал такое сборище, на
котором леди Мейблторп никак не могла выступать в роли хозяйки. И она
просто не могла понять, что ему за радость жить одному в таком огромном
доме.
Еще меньше его тетка, большая любительница развлечений, могла понять,
почему Равенскара так мало привлекают общепринятые светские удовольствия.
Его никогда не видели на балах, музыкальных вечерах и маскарадах, вместо
этого он посещал петушиные бои или сидел в какой-нибудь низкопробной
таверне в Уайтчапеле в компании профессиональных боксеров. Он был членом
множества модных клубов, но редко их посещал. Его тетка знала, что он часто
бывает в игорном доме Брукса, где играют по-крупному, и что его друзья с
завистью говорят о его лошадях. Но лошади и игра были, пожалуй,
единственным, на что он не жалел денег. Салоны кишели изощренными денди, и
даже джентльмен, не претендующий на звание щеголя, был способен потратить
много часов, обсуждая с портным покрой и цвет модного жилета, и тратил уйму
денег на кольца, брелоки, пряжки для туфель и булавки для галстуков. Но
Равенскар был ко всему этому глубоко равнодушен, питал слабость только к
сапогам (которые у него, надо признать, были всегда отличнейшего качества)
и носил только одно украшение - золотое кольцо с фамильной печаткой.
Ему было тридцать пять лет, и даже самые оптимистические мамаши давно
расстались с надеждой, что их дочкам удастся затащить его к алтарю. Одно
время на него сыпались приглашения, ему подстраивали самые хитрые ловушки,