"Филлип Эриа. Испорченные дети (Роман)" - читать интересную книгу автора

и с какой-то страстью старалась увидеть еще раз...
Когда наконец я убедилась, что не ошиблась, я оглянулась и тут только
пожалела, что никто в баре не обращает на меня внимания. Я не могла
сдержать блаженного смеха; должно быть, глаза у меня ярко блестели. С кем
поделиться своим открытием? С барменом, случайно оказавшимся рядом.
- The first light! - воскликнула я по привычке на английском языке.-
The first light of Europe!
- Очень возможно, - ответил он.- Уже пора. Ответил он по-французски.
И, что хуже всего, с бордоским акцентом. Я была ужасно разочарована. И вяло
повторила на его родном языке:
- Первый огонек Европы.
И тут я поняла: и само слово в переводе на французский, и то, что оно
обозначало, и весь мой пыл потеряли всякий смысл.
Я отправилась к себе. Но я не могла заснуть. Багаж мой был упакован,
кроме одного чемоданчика, так что мне оставалось только спать. Сон не
приходил ко мне. Слишком много чувств и мыслей вошло в эту каюту вместе со
мной и ночными часами. Самые несложные из этих чувств, которые я принимала
наиболее охотно, были нетерпение, любопытство перед тем, что мне скоро
доведется испытать, желание не упустить ни малейшей подробности из
процедуры прибытия, которую я десятки раз себе представляла.
Часов в семь я проснулась, хотя задремала лишь под утро. Было уже
совсем светло. Босиком я подбежала к иллюминатору. И сразу же увидела
спокойную, неподвижную воду и английский берег. Пароход стоял. Мы зашли в
Саутгемптонский порт. Маленький город весь сиял сквозь уплывающую утреннюю
дымку. Он вздымал над жемчужным морем целую гамму оттенков - нежно-желтого,
серо-розового, мягкой охры, к которым мне приходилось вновь приучать свой
глаз.
Ах, до чего же нов был этот пейзаж! И словно создан для того, чтобы
рассеять все мои страхи и все мои химеры: к чему было предаваться целых
пять дней преждевременным сожалениям, если меня ждало такое зрелище? Я с
умилением любовалась им, приписывала ему тысячи достоинств. Я не скупилась
на лестные эпитеты, вкладывая в них всю свою изобретательность. Первым
делом я сказала себе, что от этого берега так и веет Европой. Я старалась
уловить то, что в нем исстари отвечало потребностям человека. По всему было
видно, что страна эта создавалась не в один день. Город рос и ширился,
следуя органическим и благодетельным законам, которые вызвали его к жизни,
поставили здесь на века, возможно, тем же самым законам, по которым
плодородные почвы наслаиваются тысячелетиями в равнинах. Вертикаль
колокольни врезалась в небо как раз там, где ей положено и нужно было
стоять, и не градостроитель определил ее местонахождение. Еще в самые
древние времена была установлена гармония между этим изгибом бухты и
расположением кварталов, между рельефом почвы и высотой зданий, между
стихиями и людьми, между духами морскими, земными, воздушными, людскими; и
гармония эта осталась в силе по наши дни.
лКакая стройность! - подумала я. - Какая естественная гармония!╗
И, повторяя про себя эти слова, я снова легла, и на сей раз сон пришел
ко мне.


Он длился так долго, что я вышла к завтраку одной из последних.