"Филипп Эриа "Время любить" " - читать интересную книгу автора

основу его воспитания я положила золотое правило - избавить сына от того, в
чем я пробарахталась все свое детство или, проще говоря, что искалечило мне
всю жизнь. Программе этой стараются следовать многие родители, но редко кто
из них выполняет ее с неукоснительной точностью. Кроме, пожалуй, одного ее
пункта - ненужного попустительства.
Нынче ночью при свете луны, такой яростно яркой, что дорога
превращалась в туннель, сплетенный из густых теней, этот процесс перехода в
чужую страну произошел, по-моему, еще быстрее и был еще резче. Машину вел
Рено, поэтому я могла без помех наслаждаться минутой. Мы миновали сосновую
рощу, бугристую, беспорядочную, задавленную серыми утесами, казавшимися при
луне совсем белыми, выбрались на знакомую дорогу и замолчали. Я думала.
Итак, типично парижское животное, превращенное старанием семьи и самой
жизнью в медведицу, я окончательно осела в этих далеких краях со своим
медвежонком. Я жаждала, искала, но не сразу обнаружила теперешнее свое
убежище. По правде сказать, я просто кочевала с места на место с тех пор,
как покинула свой остров. Тот самый остров, где скончался мой муж, где
родился Рено, где мы прожили с ним более десяти лет, тот самый остров, в
почву которого, как мне казалось, я пустила глубокие корни. Изгнанная
оттуда происками родной матери, я укрылась в маленьком городке,
возвышавшемся над морем, где надеялась найти себе тихий приют; но через три
года старый городок стал потихоньку выживать меня, когда его с боя взяли
картинные галереи, антиквары и ночные клубы, а довершили дело моего
изгнания деятели кинематографии, разбившие неподалеку свой стан.
Но гнала меня также и мысль о том, что поблизости от нашего жилья
должен находиться хороший лицей, куда Рено мог бы ездить один, без
провожатого, на мопеде, потому что дела мои ширились и я не могла каждый
день отвозить в школу сына и встречать его после окончания уроков.
Поэтому-то я и старалась уйти подальше от смертоубийственных шоссе.
Странная это была погоня за новым очагом, предпринятая женщиной, вырванной
из родной почвы и таскавшей за собой своего ребенка, свою служанку и свою
мебель. Иной раз я говорила себе: "Такова расплата за твое происхождение,
дочь моя, не надо было бежать из наших ленных владений". Но я и думать не
могла о том, чтобы туда вернуться. Я опасалась парижского воздуха и климата
Парижа для Рено, выросшего под легким крылом мистраля, да и приобретенный
мною профессиональный опыт вряд ли пригодился бы в столице. Не говоря уже о
том, что мне отвратительно было жить вблизи от нашей семьи, пусть даже я
буду избегать с ними встреч. Приходилось снова пускаться на поиски.
Портовые города, отравленные, изуродованные, отталкивали меня еще и
потому, что в каждом таком городе берег моря сжат кольцом вновь
отпочковывающихся кварталов. Одно время я подумывала о долине,
расположенной напротив моего острова и хорошо мне известной, где с
незапамятных времен разводили фрукты и добывали соль, но я знала: она тоже
заражена зудом строительства жилых кварталов. Постепенное опошление
Лазурного берега, непрерывное размножение огромных зданий-муравейников,
которые залезают в сосновые рощи, сползают к самому берегу, превращают
порты и бухты в миниатюрные Бразилиа, их несметные полчища, которые, чем
ближе к сердцу Ривьеры, тем становятся гуще, погнали меня теперь уже с
востока на запад. Все эти Ниццы, Эстерели и Моры были не для меня. Меня
соблазнило селение, расположенное неподалеку от моря на крутом склоне,
потому что я люблю крутизну; мне нравились тесные домики эпохи Возрождения,