"Маргарита Хемлин. Прощание еврейки " - читать интересную книгу автора

- Оно само. Я не трогала.
- Само не могло, - сказал Алексей. - Ты не порезалась?
- Нет. Оно же само, - Саша сидела, уставившись на экран. Не отрываясь,
она подняла руки и повертела ладошками: смотрите, ничего не случилось.
Алексей наклонился за фарфоровыми останками:
- Ну что, дед, выбрасываем?
Иосиф Матвеевич взял у внука половинки блюда, повертел так и сяк:
- Все бы вам выбрасывать. Склею.
Сколько Иосиф Матвеевич себя помнил - столько помнил блюдо: диаметром
сантиметров сорок, сделанное вроде плоской корзинки. Тщательно была выделана
соломка, сквозь мелкие переплетения которой, казалось, сквозил воздух.
Посередине - сложенная кремовая салфетка с букетом полевых цветов -
незабудки и колокольчики. И цветы, и салфетка словно настоящие. Салфеточная
бахрома свисала с одного бока блюда-корзинки, и каждая ниточка в бахроме
четко обозначалась.
Иосиф Матвеевич помнил, как пытался в детстве снять салфетку с блюда, а
она не поддавалась.
Потом его сын Аркадий попался на ту же обманку. Потом внук Алексей.
Теперь вот Саша.
Иосиф Матвеевич перевернул расколотые половинки - лицом вниз, соединил
их и вдруг подумал, что никогда не смотрел на блюдо "с изнанки". Только
теперь, надев очки, прочитал на овальном клейме буковки, окружавшие
всадника: "Фабрика Гарднера, Москва". А над клеймом - двуглавый орел со
скипетром и державой.
"А ведь блюду лет сто, если не больше, - прикинул Иосиф Матвеевич. -
Мать говорила, ее приданое".
Иосиф Матвеевич вспомнил, как в детстве вся семья собиралась вечерами
за столом - в саду, пили чай, и на блюде лежала гора красной смородины,
крыжовника. Или коржики, испеченные бабушкой.
Вспомнилось, как соседка, бабушкина подруга, всякий раз разглядывая
блюдо, цокала языком:
- Богато живешь, Фейга, такую вещь по будням пачкаешь. Это и в субботу
не грех поставить! Халу положить - как хорошо!
Бабушка смеялась:
- Отменили субботу, Дорочка!
Вспомнился день, когда Иосиф Матвеевич пришел с фронта - единственный
из всей семьи. Отец и два брата погибли. Отец - на днепровской переправе,
старший брат - Сема - под Летками, средний - Гриша - под Томашовом.
Сидели с мамой за столом. На столе это самое блюдо, сохраненное ею в
эвакуации, хотя пришлось продать за кусок хлеба последнее платье.
Рассказывала про родственников и соседей - убитых, умерших, пропавших без
вести, просила прощения, что не может приготовить ничего вкусного.
А свой сухой паек Иосиф Матвеевич еще в поезде обменял на отрез
диковинной прозрачной ткани с блестками.
- Она ж с золотом! Невеста век благодарить будет! - уговаривал
продавец.
В мастерской взялись блюдо склеить - пообещали сделать лучше нового.
И правда, трещина едва угадывалась.
Иосиф Матвеевич позвонил Алексею, попросил купить "держалку", чтоб
повесить блюдо на стену.