"Александр III" - читать интересную книгу автора (Сахаров (редактор) А.)5В зелёном, под завязку забитом вагоне третьего класса Клеменц ехал из Петербурга в Сербию воевать с турками. К тому времени он уже успел побывать за границей – в Берлине и Париже, однако, прочитав в газетах о восстании в Боснии и Герцеговине, решил вернуться в Россию и под чужим именем записаться добровольцем. – Но какое отношение всё это имеет к революционной пропаганде? – удивился его намерению Кропоткин, уже живший в изгнании. – Наше дело – организовывать рабочее движение, участвовать в развитии социалистической идеи… – Как какое? – почти возмутился Клеменц. – Угнетённый народ поднимается против варваров! Вместо того чтобы писать статейки, не лучше ли принять участие в борьбе за свободу?.. В Москве и Петербурге общество уже почти единодушно высказывалось за помощь братьям славянам. При дворе образовалась влиятельная «партия действия» во главе с наследником-цесаревичем Александром Александровичем, к которой принадлежали императрица Мария Александровна, великий князь Константин Николаевич и Победоносцев; дамский комитет, руководимый энергичной цесаревной Марией Фёдоровной, не просто подогревал патриотические настроения в великосветских салонах, но оказывал материальную помощь сербам и черногорцам. «Партия действия» настаивала на войне с Турцией, считая, что это приведёт к единению царя с народом и укрепит монархию в борьбе с растущим революционным движением. Ещё дальше шли московские славянофилы, осуждавшие колебания правительства и даже упрекавшие его в антинародности. Их вождь Иван Аксаков в одной из своих горячих речей в июне 1876 года прямо заявил: «Братья наши в Турции должны быть освобождены; сама Турция должна прекратить существование. Россия имеет право занять Константинополь, так как свобода проливов для неё – вопрос жизненной важности». За выступлениями этого отставного надворного советника и поэта, руководившего деятельностью Славянского комитета, следила теперь вся Европа. Отделения Славянского благотворительного комитета создавались во всех губернских городах. «Русский вестник» Каткова призывал пролить русскую кровь за сербов и черногорцев. Сотни людей собирались перед зданиями, где размещались комитеты, ожидая очереди записаться в добровольцы. Толпы эти отличались крайней пестротой: тут были и военные по призванию, которым не терпелось понюхать пороха, и идейные славянофилы, но находилось и немало таких, кто просто не знал, куда бы себя пристроить. Являлись и молодцы, которые просили записать их в добровольцы за батюшку царя – идти с генералом Черняевым. Но против кого, не знали, то ли против турок, то ли против сербов. Правительство не могло более оставаться безразличным к этому движению. В добровольцы шли офицеры и генералы, видные общественные деятели и даже целые официально признанные организации. Было ясно: правительство только дожидается благоприятного момента, чтобы открыто вступиться за славян. Приехав в Петербург, Клеменц немедленно записался в партию полковника Фалецкого, и через несколько дней – после молебна, напутствуемые громким «ура!» – добровольцы тронулись в путь. Партия оказалась пёстрая и до того подгулявшая, что с первых же минут её пришлось усмирять. В вагоне находились две сестры милосердия, которые очень страдали от пьяных криков и солдатской ругани. Клеменцу пришлось обратиться к сопровождавшему офицеру, чтобы тот перевёл женщин в более спокойный вагон. Когда они ушли, поднялся настоящий содом, завершившийся пьяной дракой. Клеменцу не оставалось ничего лучшего, как накрыться шинелью и заснуть. На остановках приказчик-доброволец, мальчишка с вишнёвым румянцем во всю щёку, через окошко задирал публику и переругивался с ней: – Эй, ты! Чёрт! Трус проклятый! Что не едешь на войну против неверных? – Прошу не ругаться с публикой, – заметил станционный жандарм. – А ты? По платформе шляешься, синяя шкура? Ступай на войну! – Поезжайте сами. А я за службой не могу. – А я вот могу! Приеду в Сербию и сейчас же сожру живьём первого же турка вместе с шароварами… – Ну, брат. Съешь ли ты турка с шароварами – дело тёмное, – заметил, проходя мимо вагона, обер-кондуктор. – А что с тебя спустят штаны да выпорют, так это верно… – Ай да кондуктор, молодец! Браво! Ловко отбрил мальчишку! – грохнул хохотом весь вагон. С этих пор приказчику всю дорогу не давали прохода. Едва он вмешивался в разговор, как сейчас же его кто-нибудь спрашивал: – А что, герой, скоро с тебя штаны снимать будут? Эти насмешки доводили мальчишку до слёз, и в Белграде он отстал от партии. В Пеште, на пристани, объявили, что пароход до Белграда прибудет в шесть вечера, так что нет нужды искать пристанища. Вокруг добровольцев, одетых в серые шинели с башлыками, собралось множество любопытных. Среди венгров и австрийцев нашлось и несколько русинов, а в партии было двое малороссов, и мало-помалу завязался разговор. – Что же это вы? Отслужили срок и опять на службу? Да ещё прямо на войну? – спрашивали австрийские подданные. – Неужели не надоело? – Тут, братцы, дело другое. Наших, православных, режут турки. Это всё равно что на богомолье идти… – И мы православные, – возражали русины. – А всё-таки не пойдём на турку. Он нам зла не делает. Наш цесарь живёт мирно с султаном. Пока солдаты болтали с русинами, к Клеменцу подобрался прилично одетый господин с кривым носом и чёрными усиками: – Не хотите ли, сударь, осмотреть Пешт и его достопримечательности? – предложил он на довольно сносном русском языке. – Я фактор и работаю здесь гидом. – Скоро подойдёт пароход, – отвечал Клеменц. – Теперь ехать в город некогда. Я уж осмотрю столицу Венгрии на обратном пути. Если, конечно, останусь жив… – Пароход придёт не раньше чем через три часа, – вкрадчиво возразил гид. – А за это время я успел бы вас познакомить со здешними женщинами. О, это такие красавицы… – Он прищёлкнул языком. – Халва!.. Клеменц сухо ответил: – Не имею никакого желания. – Напрасно! Будете жалеть, – сразу поскучнел гид-сводник и подошёл к начальнику партии. После короткого разговора тот перекинулся словами с двумя молодыми людьми, фактор кликнул коляску, и вся компания с хохотом и непристойными шутками укатила в город. – Ну, наши благородия закутят теперь, – сказал Клеменцу один из солдат-добровольцев. – Как бы на пароход не опоздали… И действительно, тёплая компания вернулась к самому отплытию и сильно навеселе. Офицер заплетающимся языком силился поведать, как они приятно провели время и что на обратном пути обязательно задержатся в Пеште денька на два-три: – Цыганки… Шампанское… Поцелуи… Халва!.. При этом он пускался в такие подробности, от которых, что называется, уши вяли. Не желая его слушать, Клеменц вышел на палубу. Заодно он хотел поглядеть, как устроились там его товарищи по партии – простые солдатики. Собравшись в кучу, те толковали о господах: – Эх, уж эти дворяне, белая кость! Собираются биться за веру, за братьев! Им бы Богу молиться, а они… Да Бог с ними, впрочем. Вот приедем в Белград, там их живо в порядок приведут. – А вы, господин, как же? – спросил Клеменца один мужичок. – По своей охоте едете или по службе? – Нет, я по собственному желанию… – Страшно будет на войне-то! Особенно спервоначалу. Вы-то бывали на войне? – Нет, не доводилось. В первый раз пробую… – Ну что ж, около нас попривыкните, – улыбнулся солдатик. – Если вместе служить будем, мы вас не выдадим. У нас закон такой: сам погибай, а товарища выручай! – Спасибо, братец, – сказал Клеменц. – Оно конечно, война страшна. Но ведь не всех же убивают. Если даже каждый десятый выйдет из строя, так это уже много, – подбодрил Клеменца другой. – Надо сказать, однако, всяко бывает, – возразил первый. Понемногу поднимались на палубу и господа из кают. Клеменц заметил, что они начали держать себя несколько пристойнее – видимо, протрезвев, стали понимать серьёзность положения; и было ясно, что назад возврата нет. Клеменц побродил по палубе, любуясь широким Дунаем, освещённым полной луной, попробовал вспомнить прошлое этой великой реки – скифов, гуннов, византийцев, готов, князя Святослава, кровавые войны с Портой, и порядочно устал, сдавая экзамен по истории самому себе. Его одолела дремота, он спустился в каюту, лёг на койку и крепко уснул. Его разбудили крики: – Белград! Видно Белград!.. Он выбежал на палубу. Впереди, на крутом берегу, стоял залитый солнцем Белград. Солдаты-добровольцы пели: – Спаси, Господи, люди Твоя, и благослови достояние Твоё, победы над сопротивныя даруя, и Твоё сохраняя Крестом Твоим жительство… Под пение тропаря Кресту и молитвы за отечество, пароход пристал к берегу. Старик серб, седоусый и толстый, встретил партию и повёл её по крутой лестнице в город. Доставив добровольцев в дешёвую гостиницу, он сказал: – Другове! В Белграде живут не так, как в Петербурге. У вас спят днём, а у нас ночью. У вас жизнь столичная, а у нас деревенская. У нас ложатся с курами, а у вас отправляются в гости. По ночам с песнями у нас не ходят. Я бывал в Петербурге ещё при Александре Благословенном[70]… – И у нас это делают далеко не все, – засмеялся Клеменц. – А если и случаются уличные скандалы, то их живо прекращает полиция. – У вас это так, у вас много полиции. У нас же полиция маленькая. Нам трудно справляться с целыми партиями вооружённых людей… – Но ведь здесь военные. Они обязаны носить с собой оружие, – возразил Клеменц. – Совершенно верно. Но многие из волонтёров полагают, что дисциплина для них не обязательна. – Извините, но зачем же вы держите наших добровольцев в Белграде? Почему не отправляете их сразу же на позиции? – удивился Клеменц. – Не знаю, как объяснить. Одни говорят, что нет телег для отправки военных снарядов, другие – что трудно выпроводить ваших добровольцев из Белграда. Я думаю, что вы, как мне кажется, человек серьёзный, могли бы повлиять в случае надобности на молодых своих товарищей. – Вряд ли мне придётся здесь играть роль начальника, – отвечал Клеменц. – Я постараюсь как можно скорее отправиться на позиции… – Это было бы хорошо, – покачал головой старик серб. – Но теперь, надо признаться, у нас мало порядка. Впрочем, посмотрите, сами увидите. Но если что-нибудь понадобится, я всегда к вашим услугам. Кстати, позвольте мне порекомендовать вам эту гостиницу. Кормят хорошо и недорого. – Ну что ж, – обратился Клеменц к офицеру, когда серб ушёл, – пойдёмте в круню. Время обедать… Они спустились в полуподвальный ресторанчик и при свете неясно горящих газовых ламп стали отыскивать свободный столик. – Что, Дмитрий Александрович, и вы приехали сюда за веру, за братьев кровь проливать? Идите сюда! Около меня есть местечко… Клеменц увидел сутулящегося, с седеющей бородой господина, в котором сразу узнал Глеба Ивановича Успенского[71]. Это был один из его самых любимых писателей – они познакомились и близко сошлись ещё в Париже. – Вот-вот, присаживайтесь. Очень рад, что встретились, – приговаривал Глеб Иванович. Заказав обед, Клеменц спросил, как чувствует себя Успенский в Белграде. – Да как вам сказать, неразбериха какая-то. Я ещё дорогой расспрашивал волонтёров, с какой целью они едут на войну. И что же вы думаете? Один говорит, что неудачно женился, другой пострадал на службе, третий… да всех не перечтёшь. Вижу только, здесь целые толпы шатаются без дела… – Не забывайте, Глеб Иванович, что мы в тылу армии. А тут любят тереться персонажи самого разного сорта. – Да, да. Я только вчера встретил повара из одного петербургского ресторана. Говорит: «маркитаном буду». И, конечно, будет у какого-нибудь обжоры из провиантских чинов за веру, за братьев сербских кур да индюшек фаршировать! Оба расхохотались. – А эти зачем сюда прикатили? – Успенский кивнул в сторону, где сидело с полдюжины аляповато разряженных дам. – Здесь женщины в гостиницах служат за нищенское жалованье. И всегда готовы согреть вашу постель почти что даром… Едва Клеменц с Успенским выпили по рюмке сливовицы, как в ресторан вбежал доброволец, за которым гнался разъярённый серб. – Заступитесь, земляки! – вопил доброволец. – Как! Русских обижают? Мы за веру, за братьев сражаться приехали! А они… – раздались крики. – К оружию! – Чекайте! Чекайте! – не своим голосом кричал серб. – Он у меня украл из табачной лавки две пачки дюбеку[72]! – Как! Доброволец – и вор! Изрубим его, как собаку!.. Торговца табаком и вора мигом окружила вооружённая толпа. Серб, увидев, что у добровольца из карманов торчат пачки табака и коробки с папиросами, принялся опрастывать их, совершенно забыв, что окружён разъярённой толпой. Торопливость его была столь комична, что все разразились гомерическим смехом. Клеменц впервые в жизни видел, как быстро может меняться настроение сильно возбуждённой толпы. Заметив эту перемену, из-за стойки вышел хозяин круни и предложил обязать вора убраться из Белграда не позднее завтрашнего дня. – Делать нечего, господа! – Из-за столика поднялся офицер в красной черкеске с восьмиконечным золотым крестом на груди. – Соберём ему денег на дорогу. И поручим полицейскому посадить его на пароход. – Он обернулся: – Господин Успенский! Вот уж нечаянная радость! Я ваш давний поклонник и читатель. Позвольте представиться. Штаб-ротмистр Кузьминский… – Присаживайтесь, господин Кузьминский, милости просим, – отвечал Успенский. – Спасибо за добрые слова. Вы, верно, недавно с позиции? – Да, только вчера приехал с фронта в Белград. Получил крест из рук князя Милана… Вернее сказать, короля Милана[73]… А вы, – обратился Кузьминский к Клеменцу. – Вы тоже приехали как доброволец? – Да, и представьте, только что… – Послушайте мой добрый совет. Здесь, в Белграде, вы будете болтаться до бесконечности. В войсках ужасная неразбериха, столица наводнена случайными людьми и авантюристами. Поезжайте в Черногорию! Они в своих горах воюют очень здорово и недавно расколошматили сильный отряд Селима-паши. Если бы я не был верен генералу Черняеву и не поклялся идти с ним до конца, я сам бы уехал туда. – Что ж, Дмитрий Александрович! – поддержал Кузьминского Успенский. – Чем терять время здесь, в самом деле, поезжайте-ка к князю Николаю. По крайней мере, новых людей посмотрите… В клуне все трое засиделись до первых петухов. – Здесь только и говорят, – Успенский разлил по рюмкам сливовицу, – что дела у сербов день ото дня становятся всё хуже. – Что ж, это верно, – согласился Кузьминский. – Генерал Черняев не раз протестовал против наступательных действий сербской армии. Куда там! Его и слушать не желали. А ведь превосходство турок в численности и особенно в вооружении подавляющее. И вот теперь наш командующий склоняется к мысли покинуть позиции на границе с Турцией и стянуть войска к Белграду. – Но ведь остаётся надежда на помощь России?.. – полувопросительно сказал Клеменц. – Такая надежда есть. А вы знаете, как много делают во имя освобождения балканских христианнаследник и цесаревна? Его высочество Александр Александрович у себя в Аничковом дворце даже устроил склад вещей, необходимых для сербов и добровольцев… – Да, но это как бы частная акция цесаревича… – вставил Успенский. – А вот Александр Второй… Кузьминский не дал ему договорить: – Король Милан уже телеграфировал нашему императору, прося вступиться за славянство!.. |
||
|