"Сигбьерн Хельмебак. Андерсенам - Ура! " - читать интересную книгу автора

никак не сделаешься умнее, после чего снова погрузились в сложные системы
расчетов. Иногда они вполголоса обменивались мнениями о технических
тонкостях футбола, об игре того или иного футболиста.
Взгляд Андерсена остановился на оконных рамах, стоявших вдоль стены.
Рамы были старинные, с переплетами - три клетки в ширину и шесть в высоту.
Мальчишки уже успели кое-где побить стекла, и Андерсен стал заполнять
карточку, ставя крестики в таком порядке, в каком были выбиты стекла. В
последнем ряду все стекла были целы. Чтобы не ставить крестик наобум,
Андерсен потихоньку поднял с земли камень и прицелился. Бросок был
мастерский: стекло разлетелось вдребезги.
- Шпана проклятая! - взревел Сельмер, вскакивая с кресла.
- Они уже удрали, - сказал Андерсен, заполняя последнюю клетку в своей
карточке.
Знай курица Андерсена - белая итальянка, - что ей остается жить всего
полтора часа, она бы наверняка вела себя умнее и осталась дома. Но она
пребывала в счастливом неведении того, что ее ожидает, хотя и чувствовала
какое-то смутное беспокойство, которое одолевает всякий раз, когда яйцо уже
на подходе. Ей казалось, что курятник Андерсена не самое надежное место для
яйца, столь дорогого сердцу, и, веря своему инстинкту, направилась к
стандартным домам. Ей нравились эти элегантные газоны, ухоженные цветочные
клумбы, а сама прогулка по нагретому солнцем асфальту давала ни с чем не
сравнимое ощущение роскоши. :
В поселке царило спокойствие: ни людей, ни кошек, ни свиней. Все спали.
Она задумчиво ковыляла от дома к дому; иногда, вырыв и отшвырнув лапой
какой-нибудь левкой или бархатец, купалась в теплом черноземе у веранды. Из
домов временами доносились странные звуки, рокочущие, как шум далекого
водопада, послышался сердитый мужской голос: "Ты скоро там кончишь!" Что-то
бурлило и булькало, плакал ребенок, звонил где-то будильник. В одном из
домов тикающий будильник стоял на подоконнике.
Курица склонила голову набок, прислушиваясь к непонятным человечьим
звукам, доносившимся из этого дома и почему-то напоминавшим ей уколы шпор,
распушенные перья петуха и его неистово хлопающие крылья. Потом вдруг
прорезался какой-то замученный мужской голос: "Ты с ума сошла, мне же сейчас
на работу", - но другой голос, воркующий, женский, задавил эти слова, едва
дав им родиться, и когда снова прорвалась речь мужчины, слышен был лишь
полузадушенный шепот: "На работу..."
Часы на подоконнике вдруг зазвонили, и курица, вздрогнув, испуганно
побежала дальше. Это ей давалось все трудней и трудней. Она уже чувствовала
теплую тяжесть яйца, к тому же теперь весь поселок по-настоящему проснулся -
открывались окна, хлопали двери, женщины вывешивали проветриться постельное
белье. Курица взяла курс на единственный дом, в котором все пока было
спокойно. Из открытого окна кухни не доносилось ни звука, и она,
проскользнув сквозь кусты, умиротворенно устроилась под верандой. Ибо
вот-вот должна была снестись.
Если бы итальянка взглянула на табличку у двери, то наверняка взяла бы,
как говорится, ноги в руки: она попала к своему злейшему врагу, председателю
правления Альфу Хермансену.
Тишина в доме Хермансена была вполне обычным явлением. Все молчали,
потому что говорить было не о чем. Часы показывали 8.15. Хермансену идти в
банк, Эрику - в школу, а хозяйке оставаться дома. Все, как обычно. Семья