"Альфред Хэйдок. Миами" - читать интересную книгу автора

Альфред Хэйдок


Миами

1

- Кто бы мог уверить меня, что история, которую я записываю, не есть
мой бредовый сон, родившийся в воспаленном мозгу во время жесточайшего
припадка тропической болезни? Кто бы мог, еще раз спрашиваю я, доказать
мне, что эта история действительно была рассказана мне реально
существующим человеком, к тому же русским, по фамилии Кузьмин?
Мне это очень нужно, ибо если в самом деле он существовал и в течение
трех удивительнейших часов моей жизни находился тут, рядом со мной, на
соседней кровати в больничной палате ╣ II, то я снова влюбленными глазами
посмотрю на мир и скажу:
- Он вовсе не так плох: в нем, кроме духа коммерции, есть еще кое-что!
Теперь кровать рядом со мною пуста. Вчера я спрашиваю о Кузьмине сестру
милосердия (если можно так назвать надменный автомат, исполняющий в нашей
палате эту должность), но она ответила, что такой странной фамилии не
помнит, и посоветовала воздержаться от разговоров, так как я слаб...
Впрочем, это ничего: когда выпишусь из больницы, я справлюсь в
канцелярии и, таким образом, узнаю, был ли это сон или я действительно
присутствовал при финале странной драмы, до сих пор продолжающей волновать
меня.
А теперь я тороплюсь поскорее записать слышанное и виденное, потому что
мой изнуренный мозг грозит утерять детали, как клен, один за другим теряет
осенью листья. А без них, без деталей, мертва будет всякая правда...


* * *

Началось с того, что я вышел из пансиона на улицу, томимый предчувствием
болезни, приступы которой уже сказывались: звон в ушах, затемненное
сознание, в котором рисовалось кольцо пламени, смыкающееся вокруг меня, и
я сам - маленький, маленький - стоял в середине, словно в чашечке
огненного цветка, чьи лепестки охватывали меня и соединялись над моей
головой.
Я мечтал о дожде, о тропическом ливне, который падает с облаков
радужного оникса и мягко шуршит в пальмовых листьях. А так как дождь не
являлся, а асфальт и стены дышали пеклом, то я ненавидел все окружающее -
вплоть до зеленых яванских воробьев и индусских полицейских на
перекрестках.
А жара тем временем проникла уже в самое сердце, которое билось
неровно, с перебоями, иногда, точно в раздумье: не остановиться ли?
Было безумием в таком состоянии появляться на улице, но меня гнало из
пансиона взвинченное до крайности воображение: все обиды российского
изгнанника кипели во мне, меня бесило все, начиная с надменно-недоверчивых
взоров кучки английских чиновников на пристани при высадке, видевших во
мне вопросительный знак, человека с врожденным бунтом в крови, банку