"Михаил Хейфец. Путешествие из Дубровлага в Ермак" - читать интересную книгу автора

вспомнил..."
Еще шпион, Миша Конкин. Этот заслуживает уже не абзаца, а целого этюда.
Лет ему 30 с гаком, роста выше среднего. Черняв, смугл, черноглаз,
широкий лоб, впалые, будто втянутые в полость рта щеки, между ними
вырвавшийся вперед нос с горбинкой. Бытовички на зоне уверены, что Миша -
еврей, "похож очень" (я и сам так же поначалу думал, но сам Миша упорно
отрицал, уверяя меня, что он чистокровный русак. Может быть...). Товаровед
по образованию, инспектор какого-то торга, потом попал на работу по
специальности в Министерство обороны СССР. Курировал снабжение крупного
оптического завода. Работником был отличным, не сомневаюсь. Но кормил Мишу
не маршал Гречко: при Мишиных-то привычках это было бы непросто и министру
обороны. Ибо помимо основной семьи, о которой будущий шпион заботился со
вкусом, размахом и удовольствием (детали в его рассказах: какие обои сумел
для кухни достать, как коридор покрасил, какой редкостный сервиз из
конфиската сумел для дома раздобыть), он заимел еще холостую квартирку - с
какой-то "сирийской" (?), по его словам, мебелью, с баром, забитым
импортными бутылками ("больше всего я любил коктейль "Мартини"), и гнездо
посещала некая красотка-стюардесса, украшенная алмазным колье и прочими
подобными Мишиными дарами. Иногда они путешествовали, снимая по дороге
номера в "Интуристе" ("каждую минуту у меня в кармане лежало не меньше
двухсот рублей": среднемесячная зарплата по стране составляла тогда примерно
150 рублей брутто).
Свои тысячи Миша добывал подпольным бизнесом: его сферой считался
антиквариат. С ориентацией, видимо, на иностранных покупателей.
...Сейчас модны стоны в российских масс-медиа про "утрату наших
национальных ценностей" из-за Конкиных: ".Мы все стали беднее после продажи
за рубеж произведений нашей старины и искусства". Но ведь Конкины были
блохами в шерсти русского медведя - верховного хозяина всех этих стонущих
газет. Казна, прежде всего, торговала награбленными в церквах иконами и
иными конфискованными (и "реституированными", т. е. награбленными в чужих
музеях) произведениями искусства, выручала за них валютные резервы и
оплачивала ими гебистских затейников в ста пятидесяти странах! Естественно,
громадная мафиозная монополия была недовольна, что в ногах путаются мелкие
конкуренты-конкины, сбивая цены, и потому обличала их мощью "Человека и
закона". Но эту несчастную жертву подпольного бизнеса пусть жалеет более
доверчивый литератор...
Миша Конкин мне нравился. Прежде всего, поразительным трудолюбием. В
зоне у станка давал 170-180% нормы (ему полагалось выплачивать казне
огромный иск), а любую свободную минуту тратил на "хобби" - на
художественную резьбу по дереву. Я был изначально уверен, что он
профессионал - и изумился, узнав что рисовать он впервые в жизни попробовал
в тюрьме, а делать скульптуры из дерева - только в зоне. У него был и вкус,
и самоотверженная любовь к тому, что он делал.
Лагерное начальство брало себе за бесценок (простая обслуга, та просто
крала у него по ночам, когда зэков выводили в жилую зону) Мишины статуэтки,
горельефы, шахматные фигурки. Платили ему в лучшем случае пачкой-другой чая,
но чаще - административной поблажкой. Например, "разрешением на
"неположенную" посылку из дому (право на первую продуктовую
пятикилограммовую посылку зэк получает после полсрока: для Конкина это
означало - через пять лет после посадки). Ему завидовали в зоне! Ведь