"Мартин Хайдеггер. Из диалога о языке между японцем и спрашивающим" - читать интересную книгу автора

говорил о чувственной явленности, через оживленный восторг которой
просвечивает сверхчувственное.
Я В этом описании, мне кажется, Куки угадал то, опыт чего мы имеем в
японском искусстве.
С Ваш опыт, стало быть, проходит тогда через различение чувственного и
сверхчувственного миров. На этом различении покоится то, что издавна
называют западноевропейской метафизикой.
Я Этим упоминанием о пронизывающем метафизику и правящем в ней
различении Вы касаетесь сейчас источника опасности, о которой мы говорили.
Наше мышление, если я вправе его так назвать, знает, правда, нечто
подобное метафизическому различению: однако ни само различение, ни тем
самым различаемое в нем не поддаются закреплению в западных метафизических
понятиях. Мы говорим иро, т. е. краска, и говорим ку, т. е. пустота,
простор, небо. Мы говорим:
без иро никакого ку.
С Это, кажется, в точности соответствует тому, что говорит
метафизическое учение об искусстве, когда представляет искусство
эстетически. Актбптоу, воспринимаемое чувственное, дает просиять
нечувственному, VOT|TOV.
Я Теперь Вы понимаете, как велико было для Куки искушение . определить
ики с помощью европейской эстетики, т. е., по Вашему замечанию,
метафизически.
С Еще большим было и остается мое опасение, что на этом пути ,
собственно существо восточноазиатского искусства останется скрытым и
оттесненным в несоразмерную ему область.
Я Вполне разделяю Ваше опасение; в самом деле, иро именует, правда,
краску, однако имеется в виду что-то существенно большее,
 чем чувственно воспринимаемое любого рода. Ку-тлеаует, правда,
' пустоту и открытость и означает все же другое, чем только
сверхчувственное.
С Ваши указания, которым я могу следовать лишь издалека, увеличивают
мое беспокойство. Еще больше, чем упоминавшегося опасения. у меня
ожидания, чтобы наш диалог, возникший из воспоминания о графе Куки, удался.
Я Вы имеете в виду, он мог бы приблизить нас к несказанному?
С Тем самым нам оказалось бы уже обеспечено целое богатство вещей,
достойных осмысления.
Я Почему Вы говорите "оказалось бы"?
С Потому что я сейчас еще отчетливее вижу опасность, что язык нашего
диалога будет постоянно разрушать возможность сказать то, Что мы обсуждаем.
Я Потому что язык этот сам покоится на метафизическом различении
чувственного и нечувственного, поскольку строение языка несут на себе
основные элементы звук и письмо, с одной стороны, и значение и смысл, с
другой.
С По крайней мере в горизонте европейского представления. Обстоят ли
дело таким же образом у вас?
Я Едва ли. Но, как я уже заметил, велико искушение позвать на помощь
европейские способы представления с присущими им понятиями.
С Оно усиливается процессом, который я мог бы назвать окончательной
европеизацией земли и человека.
Я Многие видят в этом процессе триумфальное шествие разума. Недаром в