"Тайный воин" - читать интересную книгу автора (Флевеллинг Линн)

Глава 28

Даже в горах эта весна и начало лета были намного жарче, чем в прошлом году. Торговцы подняли цены, жалуясь на то, что сена для лошадей совсем нет, а зерно поражено засухой и болезнями. Березы на склонах гор пожелтели уже в середине лета. Казалось, даже Лхел ощущала это, хотя Аркониэль ни разу не слышал от нее жалоб на жару или холод.

— Проклятие расползается по этой земле, — предупреждала она, вычерчивая на земле возле своего дуба какие-то символы.

— Но Тобин еще так молод…

— Да, слишком молод. Скале придется еще пострадать.


И все-таки в конце горатина зной разразился яростными грозами.

В самые жаркие часы дня Аркониэль спал. Первый удар грома встряхнул замок, как будто на него обрушилась лавина, и Аркониэль подпрыгнул на влажной от пота постели. Вскочив на ноги, он испугался, что проспал весь день, — в комнате было почти совсем темно. Снаружи, за окном, синюшные тучи опустились так низко, что, казалось, задевали верхушки деревьев в своем стремительном движении. Внезапно ослепительная голубовато-белая молния рассекла небо, и здание сотряс новый оглушительный удар грома. Порыв влажного ветра коснулся щеки Аркониэля, и начался дождь — упал плотной серебристой завесой, полностью скрывшей все вокруг. Крупные капли с такой силой колотили в подоконник, что брызги долетали до Аркониэля, стоявшего футах в трех от окна. Он подошел ближе, радуясь облегчению от жары, но даже дождь оказался теплым.

Молнии вонзались в землю огненными трезубцами, и каждая вспышка сопровождалась сильнейшим грохотом. Буря бушевала так громко, что Аркониэль не слышал, как в комнату вошел Витнир, и заметил мальчика, лишь когда тот взял его за руку.

Мальчик был явно испуган.

— А молнии не ударят в дом? — спросил он дрожащим голосом.

Аркониэль обнял его за плечи.

— Не беспокойся. Этот замок стоит тут с незапамятных времен.

Как бы в противовес его словам молния ударила в старый высохший дуб на другой стороне луга, расколов дерево от кроны до корней и облив белым огнем.

— Пламя Сакора! — воскликнул Аркониэль, бросаясь в мастерскую. — Где те огненные горшки, которые ты чистил на днях?

— На полке у двери. Но… ты ведь не собираешься выходить наружу?

— Всего на минутку.

На объяснения не было времени. Аркониэль знал не меньше полудюжины снадобий, которые могли быть сварены только на таком огне; надо было постараться добыть его, пока пламя не сбило дождем.

Горшки стояли на полке, поблескивая латунными крышками. Витнир, как всегда, был прилежен и исполнителен. Круглые железные животики горшков были наполнены сухой кедровой корой и промасленной шерстью. Аркониэль схватил самый большой горшок и бегом спустился вниз по лестнице. Колин окликнул его, когда он проносился через холл, но Аркониэль даже не оглянулся.

Дождь лил стеной; волосы прилипли к голове, килт облепил бедра, когда он босиком мчался через мост и сквозь жесткие заросли засохшей тимофеевки, доходившие ему до пояса, но он лишь крепче прижимал к груди горшок, защищая от дождя растопку.

Добежав до дуба, Аркониэль с радостью увидел, что успел вовремя. Пламя еще шипело и рассыпало искры в треснувшем стволе, и Аркониэлю удалось отколоть ножом несколько тлеющих щенок и сунуть их в горшок, прежде чем огонь окончательно погас. Аркониэль как раз пристраивал на место крышку, когда Колин и мальчик, задыхаясь, догнали его. Все еще испуганный, Витнир пригнулся, когда молния ударила в реку.

— Я взял только один горшок, — сказал Аркониэль Колину, не желая делиться добычей. Если огонь Сакора разделить, его сила уменьшится.

— Да мне и не надо, — пробормотал Колин.

Он присел на корточки и стал ковырять почерневшую траву под дубом серебряным ножом; дождь ручьями стекал по его спине. Витнир занялся тем же самым по другую сторону дерева и вскоре выпрямился с торжествующим криком:

— Глядите, мастер Колин, какой большой!

Он перебрасывал с ладони на ладонь что-то черное, как испеченная в золе лепешка. Это был неровный, перепачканный землей черный камешек размером примерно с мужской палец.

— Отличный! — воскликнул Колин, беря находку и подставляя под дождевые струи, чтобы остудить.

— Что это такое? — спросил Аркониэль. Колин выглядел таким же довольным своей добычей, как Аркониэль — своей.

— Небесный камень, — ответил Колин, протягивая «палец» Аркониэлю. — Он впитал в себя силу молнии.

Камень был еще очень горячим, но Аркониэль ощутил в нем что-то кроме обычного жара, некую едва уловимую вибрацию, вызвавшую легкое покалывание в его ладони.

— Да, чувствую. И что ты будешь с ним делать?

Колин протянул руку, и Аркониэль неохотно вернул ему находку.

— Много чего, — ответил Колин, перекатывая камень в ладони, чтобы остудить. — Можно продать и жить на это пару месяцев, если найти хорошего покупателя. Он не дает остыть железу в молодой кузнице и помогает встать петушку у стариков.

— Ты имеешь в виду бессилие? Никогда не слышал о таком способе лечения. И как он работает?

Колин опустил камень в кожаную сумку на поясе.

— Мужчина должен привязать его к своему хозяйству красной шелковой нитью и оставить так до грозы. Как только он увидит в небе три вспышки, его сила восстановится. По крайней мере на время.

Аркониэль недоверчиво фыркнул. Такие народные «лекарства» чаще всего бывали простыми суевериями, прижившимися в умах необразованных людей, магией сочувствия, которая имела отношение скорее к отчаянию доверчивых простаков, чем к какой-либо природной силе так называемого лекарства. Скорее всего, это было одним из тех мошенничеств, из-за которых о волшебниках шла дурная слава. И в то же время Аркониэль ощутил в камне какую-то энергию. Довольные, Колин и Витнир ушли со своей находкой. Дождь колотил по крышке огненного горшка, когда Аркониэль торопливо возвращался к замку следом за ними.

Витнир постепенно замедлял ход, пока не оказался рядом с Аркониэлем. Не говоря ни слова, он сунул что-то в руку волшебника, а потом догнал Колина. Аркониэль увидел в своей руке такой же теплый грязный камень. Усмехнувшись, волшебник опустил его в карман, чтобы исследовать позже.

Дождь немного утих. На полпути через луг Аркониэль услышал далекое звяканье упряжи на алестунской дороге. Колин тоже услыхал эти звуки.

Аркониэль сунул ему в руки огненный горшок.

— Отнеси это ко мне в мастерскую и сидите там оба. Не шумите, пока я за вами не пришлю.

Они побежали через мост. Колин и мальчик исчезли за главными воротами, а Аркониэль поспешил к пустой казарме. Там он подбежал к окну, выходившему на дорогу, и стал смотреть сквозь щель между ставнями. Дождь снова усилился, и Аркониэль ничего не видел дальше моста, но обнаружить себя боялся.

Вскоре до него донеслось громкое фырканье и поскрипывание упряжи. Из-за завесы дождя появился коричневый с белым бык, волоча за собой телегу с высокими бортами. На скамье возницы сидели двое, закутанные в плащи. Сидящий рядом с возницей откинул капюшон, и сердце Аркониэля подпрыгнуло: это была Айя, она открыла лицо, чтобы ее узнали те, кто наблюдал за ее приближением из крепости. Возница сделал то же самое и оказался молодым светловолосым человеком с чертами лица, напоминавшими ауренфэйе. Это был Эйоли из Кеса, молодой заклинатель дождя, взятый в свое время в сиротский приют Виришан. Наконец-то Айя привезла еще кого-то в их укрытие. А то, что они приехали на телеге, вселило в Аркониэля надежду, что там спрятан еще кто-нибудь.

Хотя сама Виришан и не была сильной волшебницей, она завоевала большое уважение Айи тем, что собирала детей, родившихся с даром, из бедных семей, спасая их от нищенского существования в грязных портовых районах и на задворках больших городов, где с такими детьми из-за их талантов обращались крайне плохо либо злоупотребляли их способностями, а то и просто убивали по невежеству.

— А, вот ты где, и в такое ненастье! — воскликнула Айя, когда Аркониэль вышел им навстречу.

Эйоли остановил быка и протянул руку Аркониэлю. Поднявшись на грязную и скользкую подножку, Аркониэль заглянул в телегу. Там оказалось пятеро детей, съежившихся среди мешков, но их воспитательницы и защитницы с ними не было.

— А где ваша мистрис? — спросил Аркониэль, когда телега снова тронулась с места.

— Она умерла от лихорадки прошлой зимой, — ответил Эйоли. — И вместе с ней умерли двенадцать детей. С тех пор я взял на себя заботу об оставшихся, но трудно добывать пропитание с такими малыми способностями, как у нас. Твоя мистрис нашла нас в Кингспорте, где мы просили милостыню, и предложила убежище здесь.

Аркониэль повернулся к дрожащим детям. Старшие трое были девочками. Два мальчика были ровесниками Витнира.

— Добро пожаловать. Скоро вы согреетесь, обсохнете, и мы вас как следует накормим.

— Спасибо, мастер Аркониэль. Я рада видеть тебя снова, — сказала одна из девочек, снимая с головы насквозь мокрый капюшон. Аркониэль увидел, что она была уже почти взрослой и очень хорошенькой, с большими голубыми глазами и льняной косой. — Я Этни, помнишь?

— Маленькая дрессировщица птиц?

Когда он видел ее в последний раз, она была еще настолько мала, что ее можно было сажать на колени.

Этни усмехнулась и подняла со дна телеги птичью клетку с двумя коричневыми голубками.

— Ты тогда помог мне, а теперь я могу показать несколько фокусов с ними, — горделиво сказала девочка.

«Как приятно их видеть!» — подумал Аркониэль, гадая, не сядет ли Этни снова к нему на колени. Устыдившись собственных мыслей, он постарался выкинуть из головы всякую ерунду. Но как бы то ни было, Этни оказалась первой хорошенькой девушкой, которую он увидел с тех пор, как нарушил обет целомудрия в постели Лхел. Внезапно он ощутил разлившееся по телу тепло и забеспокоился.

— А мы? Нас ты помнишь? — затарахтели девочки помладше, предъявляя ему два абсолютно одинаковых личика. Даже голоса у них были неразличимы.

— Рала и Юлина! — вспомнил Аркониэль.

— Ты завязал нам узелки на счастье и пел баллады, — сказала одна из сестер.

Аркониэль улыбнулся им, но продолжал ощущать на себе взгляд Этни.

— А это что за ребята? — спросил он.

— Это Данил, — сказала одна из близняшек, обнимая темноглазого мальчика.

— А это Тотмус, — сообщила ее сестра, представляя застенчивого бледного малыша.

— Кто-нибудь еще добрался сюда? — спросила Айя.

— Колин с маленьким мальчиком.

Айя, нахмурившись, снова натянула на голову мокрый капюшон.

— И все, за такое-то время?

— А скольких ты сюда направила?

— Всего дюжину с тех пор, как видела тебя в последний раз. Ни к чему устраивать шествие на алестунской дороге. Но я ожидала, что большинство из них уже прибудут к этому времени. — Один из мальчиков тихонько захныкал. — Не беспокойся, Тотмус, мы уже почти приехали.

Во дворе кухни дрожащих детей встретили Нари и повариха и сразу взялись за дело, отведя всех поближе к очагу и закутав в сухие теплые одеяла.

Позже, когда дети были уже уложены на тюфяках в холле, Аркониэль и Айя, прихватив с собой вина, поднялись в его спальню. Гроза уже кончилась, но дождь и ветер не утихали. К ночи похолодало, с неба полетели градины размером с лесной орех. Некоторое время волшебники молча прихлебывали вино, прислушиваясь к стуку града по ставням.

— Не так много у нас пока чародеев, а? — сказал наконец Аркониэль. — Один старый плут, мечтательный подросток и горстка ребятни.

— Будут и другие, — заверила его Айя. — И не снимай со счетов Эйоли. Возможно, он не гений, но свое дело хорошо знает. Думаю, он мог бы даже присматривать за Тобином в столице. Конечно, это рискованно, но он привлечет куда меньше внимания, чем мы с тобой.

Аркониэль подпер голову рукой и вздохнул.

— Я скучаю по Эро. И по нашим с тобой путешествиям.

— Я знаю, но ты сейчас делаешь очень важное дело. Да и Лхел, наверное, не дает тебе пропасть в одиночестве? — добавила она, подмигнув.

Покраснев, Аркониэль промолчал.

Айя хихикнула, потом показала на его правую руку, заметив отсутствие мизинца.

— Что произошло?

— Вообще-то это был счастливый случай. — Аркониэль горделиво поднял руку; благодаря поварихе рана отлично зажила. Новая кожа была еще розовой и нежной, но Аркониэль уже перестал обращать внимание на свое увечье. — У меня есть замечательные новости, но все это легче показать, чем объяснить.

Он порылся в кармане и достал волшебную палочку и монету. Начертив в воздухе чары, он создал черный диск размером с кулак и расположил его плоскость параллельно полу. Айя чуть наклонилась вперед, с интересом наблюдая за тем, как он эффектно взмахнул монетой, словно фокусник, и бросил ее в диск. Монета исчезла, а черная дыра сразу закрылась. Аркониэль усмехнулся.

— Поищи в своем кармане.

Айя сунула руку в карман и достала монету. На ее лице медленно проявилось удивление.

— Во имя Света… — прошептала она. — Во имя Света! Аркониэль, я никогда ничего подобного не видела! Это Лхел тебя научила?

— Нет, это те чары, над которыми я так долго работал, помнишь? — Он начертил в воздухе символ чар окна и позволил Айе заглянуть в «туннель», чтобы увидеть Нари и повариху, сидевших у окна и что-то вязавших. — Это было начало, но я кое-что добавил и теперь могу эти чары использовать по отдельности.

— Но твой палец?

Аркониэль подошел к письменному столу и достал из ящика со свечами тонкую свечку. Снова начертив в воздухе чары, он наполовину погрузил свечку в дыру, а потом показал Айе оставшийся огрызок. Айя сунула руку в карман и извлекла оттуда недостающую половину.

Аркониэль поднял руку, показывая Айе искалеченный палец.

— Один-единственный раз я проявил неосторожность. Ну, пока единственный…

— Великая Четверка, ты хоть понимаешь, насколько это опасно? Каких размеров ты можешь делать это… это… Как ты это называешь?

— Туннель в воздухе. Я могу сделать его таким большим, что пройдет собака, если ты об этом, но толку в том никакого. Я ставил опыты на крысах, они вываливаются с другой стороны искалеченные. А маленькие твердые предметы отлично переметаются. Ты только вообрази: можно переправить что-нибудь отсюда в Эро в мгновение ока! Я, правда, пока не пробовал такие огромные расстояния, но, уверен, обязательно получится.

Айя взглянула на остаток свечи и монету.

— Ты ведь не учил этому Колина или мальчика?

— Нет. Они видели, как я это делаю, но чар не знают.

— Это хорошо. Ты вообще представляешь, какую опасность это может представлять в дурных руках?

— Да, я понимаю. Все равно еще надо много работать.

Айя обхватила ладонями его искалеченную руку.

— Наверное, это милость провидения, что так хорошо все обошлось. И послужит тебе напоминанием на всю жизнь. Но я все равно горжусь тобой! Большинство из нас только и делают, что учатся чужой магии, редко кто создает что-то новое.

Аркониэль сел и отпил глоток вина.

— На самом деле нужно благодарить Лхел. Я бы ни за что не додумался без ее науки. И еще она посвятила меня в тайны магии крови. Айя, это просто удивительно и никакого отношения не имеет к некромантии! Так что пора нам перестать так дурно думать о народе с холмов и поскорее постигнуть их науку, пока они все не вымерли.

— Может быть, но сможешь ли ты доверять тому, кто обладает властью над мертвыми, как Лхел?

— Да это совсем другое!

— Знаю, но ведь и тебе известно, почему этот народ был изгнан. И не позволяй своей привязанности к одной ведьме закрыть тебе глаза на все остальное. У Лхел достаточно причин не показывать тебе темную сторону своей силы, но эта сторона есть, поверь мне. Я ее чувствую. Но все же твои успехи великолепны. — Айя коснулась его щеки, и в ее голосе зазвучала нотка печали. — И ты добьешься еще большего. Много большего. А теперь расскажи мне о Витнире. Вижу, он тебе нравится.

— Да говорить-то особо и нечего. Из того, что удалось выпытать у него мне и Нари, ясно, что он жил так же, как живут все дети на городских окраинах. Но ты просто не поверишь, как он быстро учится всему, что я ему показываю!

Айя улыбнулась.

— И как тебе нравится иметь собственного подмастерья?

— Подмастерья? Нет, он пришел с Колином. И принадлежит ему.

— Нет, он твой. Я это увидела в ту самую минуту, как он посмотрел на тебя там, в холле.

— Но я не выбирал его, я просто…

Айя рассмеялась и похлопала его по колену.

— Вообще-то я впервые вижу, чтобы подмастерье выбирал мастера, но он твой, и неважно, сумеете вы с Колином договориться или нет. И не пренебрегай им, мой милый. Мальчик станет великим волшебником.

Аркониэль медленно кивнул. Он, правда, никогда не думал о Витнире именно в таких выражениях, но теперь, когда Айя произнесла это, он понял, что она совершенно права.

— Я поговорю с Колином. Если он согласится, ты будешь свидетельницей?

— Конечно, дорогой. Но ты должен все уладить завтра утром.

Сердце Аркониэля упало.

— Ты так скоро уезжаешь?

Айя кивнула.

— Еще очень много дел.

С этим спорить не приходилось. И они допили свое вино в молчании.


К облегчению Аркониэля, Колин ничего не имел против того, чтобы разорвать свою связь с Витниром, особенно когда Аркониэль предложил ему интересную компенсацию за потерю. Витнир не произнес ни слова, но просто сиял от счастья, когда Айя привязала его руку к руке Аркониэля шелковым шнуром и произнесла благословение.

— Даешь ли ты клятву волшебника своему новому мастеру, дитя мое? — спросила она.

— Даю, если ты мне объяснишь, что это такое, — ответил Витнир, широко раскрыв глаза.

— Мне было не до этих пустяков, — пробормотал Колин.

Айя окинула его пренебрежительным взглядом и мягко заговорила с мальчиком:

— Сначала ты должен поклясться Иллиором Светоносным. Потом ты поклянешься своими руками, сердцем и глазами, что всегда будешь повиноваться своему наставнику и служить ему, насколько хватит твоих сил.

— Клянусь! — пылко воскликнул Витнир, касаясь лба и груди, как показала ему Айя. — Клянусь… клянусь Иллиором, и моими руками, и сердцем, и…

— Глазами, — тихонько подсказал Аркониэль.

— И глазами! — с важным видом закончил Витнир. — Спасибо тебе, мастер Аркониэль!

Аркониэль и сам удивился охватившим его чувствам. Ребенок впервые назвал его по имени.

— И я клянусь Иллиором, и моими руками, и сердцем, и глазами, что научу тебя всему, что знаю сам, и буду защищать тебя, пока ты не вырастешь и не обретешь собственную силу. — Он улыбнулся мальчику, вспомнив, как такие же слова говорила ему Айя.

Она сдержала данное слово, и он тоже сдержит.


Как всегда при расставании с Айей, Аркониэля охватила грусть, когда в тот же день волшебница отправилась в путь, но теперь замок казался совершенно иным — ведь под его крышей снова кипела жизнь. Может, они и были чародеями по рождению, но все же оставались детьми и с удовольствием устраивали шумную возню в холле или на лугу, словно обычные крестьянские мальчишки и девчонки. Колин недовольно ворчал, но Аркониэль и женщины радовались ощущению жизни, которое дети привнесли в старый дом.

Конечно, присутствие юных волшебников породило новые заботы, как скоро обнаружил Аркониэль. Спрятать такую толпу оказалось гораздо сложнее, чем одного маленького тихого Витнира. В те дни, когда приезжали торговцы, Аркониэль отправлял всех в лес под присмотром Эйоли и Колина.

В другие дни дети присоединялись к Витниру во время уроков, и у Аркониэля набралась целая школа. В компании других детей Витнир наконец избавился от застенчивости, и Аркониэль с восторгом наблюдал за тем, как он начинает играть как все нормальные дети.

Хорошенькая Этни тоже была желанной гостьей в замке, только очень беспокойной. Каждый раз, когда она сталкивалась с Аркониэлем, она нещадно кокетничала с ним. Волшебник был польщен, но и опечален тоже. Хотя Этни и была вдвое старше Витнира, в ней не было и половины его дара. Но все равно Аркониэль поощрял ее к занятиям и хвалил за малейшие успехи. И ему было приятно видеть, как она улыбается в ответ на похвалу.


Лхел увидела подлинную природу его отношения к девушке гораздо раньше, чем он сам, и сказала ему об этом сразу, когда он пришел к ней в первый раз после появления новых гостей.

Когда они раздевали друг друга в ее доме-дубе, она хихикнула.

— Я вижу в твоем сердце пару хорошеньких голубых глазок.

— Она еще совсем девочка! — возразил Аркониэль, пытаясь представить, как и в чем может проявиться ревность лесной ведьмы.

— Ты не хуже меня знаешь, что это неправда.

— Ты опять шпионила!

Лхел расхохоталась.

— А как еще я могу защитить тебя?

В тот день они любили друг друга так же страстно, как всегда, но потом Аркониэль поймал себя на том, что сравнивает коричневую кожу на горле Лхел с лилейно-белой шейкой Этни и рассматривает морщины вокруг глаз ведьмы. Когда они стали такими многочисленными и такими глубокими? Огорчившись и устыдившись самого себя, Аркониэль прижал Лхел к себе и зарылся лицом в ее волосы, пытаясь не замечать, как много в них седины.

— Ты мне не муж, — пробормотала Лхел, поглаживая его спину. — А я тебе не жена. Мы оба свободны.

Он попытался прочитать выражение ее лица, но она прижала его голову к своей груди и погладила особым образом, заставляя заснуть. Погружаясь в сон, Аркониэль вдруг подумал, что при всей страсти, с какой они овладевали друг другом в гигантском дупле старого дуба, они ни разу не говорили о любви. И Лхел никогда не говорила ему, как звучит это слово на ее родном языке.