"Борис Хазанов. Далекое зрелище лесов (роман)" - читать интересную книгу автора

через минуту взвился к небу, полетели снопы искр, лица людей, кузов
грузовика - все озарилось красным светом. Женщина, сидя на разостланной
телогрейке, с младенцем на коленях, вынула грудь из расстегнутой кофты.
Мужик сгребал угли, готовились ужинать; сидели кружком, перебрасывали на
ладонях картофелины. Люди, которых никто не видел и не увидит, неизвестные,
неопознанные граждане, бежавшие откуда-то, куда-то переселявшиеся. В кузове
помещался зеркальный шкаф, в котором играл огонь. Два человека развязывали
узлы, сваленные у колес, должно быть, устраивались на ночлег.
Грузовик стоял с потушенными фарами. Костер едва тлел, люди лежали, сбившись
в темную массу, высоко в пустынном небе, окруженная влажным венцом, стояла
маленькая луна, окрестность потонула в тумане. Стало сыро, зябко, должно
быть, оставалось недолго до рассвета. Отворилась дверца грузовика, кто-то
спрыгнул на землю. Голоногая женщина шла к воде. Она сошла, высоко подняв
юбку, на узкую полосу песка, сбросила кофту, вышла из одежды, как бледный
призрак с темным лицом, с сужающейся тенью в круглой чаше бедер, медленно
водила ногой по воде, присела и со слабым плеском бросилась в реку. Течение
отнесло ее в сторону. Она приближалась к берегу, взмахивая белыми руками, и
вышла шагах в десяти от места, где я стоял. Вода стекала с ее плеч и бедер,
как ртуть. Она собирала волосы на затылке. "Ах!" - сказала она вдруг и
остановилась как вкопанная. Я думаю, это был не столько страх нагой женщины,
застигнутой врасплох, сколько страх за людей, которых выследил чужой и
опасный человек. Она пятилась к воде. Я постарался скрыться. Потом
прислушался: на другом берегу плакал ребенок. Заурчал мотор. Впереди за
деревней занималась заря.

V

Маленькие приключения здесь превращались в события. Зевая во весь рот,
приезжий стоял в потопе света на крыльце своего дома. Каждому, кто приезжает
в русскую деревню, кажется поначалу, что жизнь прекратилась. Но жизнь идет.
Неясные звуки доносятся с другого конца деревни, слабая музыка: радио.
Курится дымок из трубы. Ковыляет старуха. Жизнь продолжается, пробивается,
словно проточная вода, чтобы снова уйти под землю; жизнь не умерла, а
заглохла, как старый сад, и затянулась вьюном; солнце в небе, такое же
лучезарное, как вчера, высоко стояло над деревней, пустошью и рекой и так же
восстанет и будет стоять, истекая светом, завтра. Чего доброго, думал
пришелец, придется ставить палочки карандашом на притолоке или делать
зарубки по примеру островитянина, чтобы не потерять счет дней.
Некий Аркаша обитал по соседству в жилище, которому трудно было бы подыскать
название: хибара, логово, развалюха? Осевшая дверь с трудом открывалась
прямо в избу, внутри ничего, кроме щелястых бревенчатых стен, печь
обрушилась, завалив пол черными раскрошившимися кирпичами, в углах свалена
рухлядь. Хозяин, в лоснящейся телогрейке, в старой шапке-ушанке, лежал на
ложе из трех ящиков, застланных безобразным бесформенным тряпьем, и смотрел
телевизор, который стоял на полу, к потолку тянулась проволока. Приезжий
явился с дарами. Хозяин перевел взгляд с бормочущего экрана на посетителя,
тот несмело осведомился, не может ли Аркаша соорудить ему душ.
"Чего?" - спросил Аркаша.
"Душ".
"А чего это?"