"Вильгельм Гауф. Фантасмагория в Бременском винном погребке (Осенний подарок друзьям вина) " - читать интересную книгу автора

долины Швабии? О, упоительная пора сладких грез! Как радовали тебя книги с
картинками, рождественские елки, материнская любовь, пасхальные недели и
пасхальные яйца, цветы, птицы, оловянные и бумажные солдатики, и первые
штанишки и курточки, в которые одели твою маленькую бренную оболочку,
гордую своим ростом. Вспоминаешь ли ты, как покойный отец качал тебя на
ноге, а дедушка всегда позволял покататься верхом на его трости с золотым
набалдашником?
А теперь, со следующим бокалом, шагнем, душа, на несколько лет
вперед. Вспомним то утро, когда меня привели в спальню к хорошо нам
знакомому человеку, лицо которого стало таким бледным, и я, сам не понимая
почему, поцеловал его руку. Ведь не мог же я подумать, что злые люди,
которые положили его в шкаф и накрыли черными покрывалами, не мог же я
подумать, что они не принесут его обратно? Успокойся, он тоже заснул
только на время. А вспоминается ли нам таинственная, полная радости жизнь
в дедушкиной библиотеке? Ах, в ту пору мне была знакома только одна
книга - мой заклятый враг: противный учебник Брёдера. Я не знал, что
дедушкины фолианты переплетены в кожу не только для того, чтобы было
удобно строить из них дома и сараи для меня и моего стада!
Вспоминается ли мне еще, как я расправился с немецкой литературой
меньшего формата? Ведь я запустил в голову моему брату Лессинга, правда, в
ответ он пребольно отлупил меня "Путешествием Софии из Мемеля в Саксонию".
В ту пору я, конечно, не думал, что впоследствии сам буду сочинять книги!
И ты, старый замок, ты тоже возникаешь из тумана минувших лет! Как
часто твои полуразрушенные ходы, подземелье, крепостная башня, темницы
служили нам, детворе, местом шумных игр! В солдат и разбойников, в
кочевников и караваны! Как часто я с наслаждением исполнял подчиненную
роль казака, в то время как другие дрались, изображая генералов -
Платовых, Блюхеров, Наполеона и им подобных. Разве не случалось мне в
угоду другу быть порой лошадью? Господи, как чудесно там игралось!
Где они, друзья нашего детства, товарищи тех золотых дней, когда ни
чин, ни звание, ни титулы не играли роли? Графы и бароны, надо думать,
проводят ныне время, путешествуя по свету, или служат при дворе
камергерами; бедняки в качестве подмастерьев бродят по Германии, босиком,
с тяжелой котомкой за плечами, охотятся у дверей карет за пфеннигами и
ловят их на лету в свои потемневшие от дождя шляпы, и, часто случается,
любовное томление ложится на их плечи еще большим бременем, чем котомка.
Другие товарищи, те, что преуспели в классической словесности благодаря
аккуратности и прилежанию в школе, стали пасторами и сидят в шлафроке или
стихаре около своей женушки. Другие теперь чиновники, еще другие аптекари,
кое-кто референдарии или еще что-нибудь в том же роде. И только мы с
тобой, моя душа, сойдя с обычной стези, сидим здесь, в бременском винном
погребе и услаждаем себя вином. Но кем же особенным мы стали? Доктором? Им
может стать всякий, у кого хватит ума написать диссертацию.
Однако, душа, я осушаю уже четвертый бокал. Четвертый! Чувствуешь ты
некую связь между вином и языком? Между языком и глоткой? Я утверждаю, что
здесь перекресток, и тут же у него указатель. На одной стороне написано:
"Дорога в желудок". Эта широкая проезжая дорога идет под гору, так и
катится, так и катится, так и скользит все по ней. Поэтому более грубая
пища обычно отправляется по этой дороге. Другая табличка указателя гласит:
"Дорога в голову". По ней отправляются винные духи, изрядное время уже