"Вильгельм Гауф (Хауф). Холодное Сердце (Сказка)" - читать интересную книгу автора

уверяют, что не хотели бы платить из собственного кармана за телят, кожи
которых хватило бы ему на сапоги. "Такие они высокие, что обыкновенный человек
уйдет в них по шейку", - говорили очевидцы и клялись, что ничуть не
преувеличивают.
С этими лесными духами и произошла некогда у одного молодого шварцвальдца
странная история, которую я хочу рассказать.
Жила в Шварцвальде одна вдова, госпожа Барбара Мунк. Супруг ее был
угольщиком, и после его смерти она потихоньку готовила своего
шестнадцатилетнего сына к тому же занятию.
Юный Петер Мунк, малый неглупый, покорно - ведь точно так жил и его отец -
сидел по целым неделям у дымящего костра и потом, черный, весь в копоти,
страхолюдный, отвозил свой уголь вниз, в город, и продавал его там.
Но у угольщика есть время задуматься о себе и других, и, когда Петер Мунк
сидел у своего костра, темные деревья кругом и глубокая тишина леса
настраивали его душу на слезы и на безотчетную тоску. Его что-то огорчало,
что-то сердило - он сам не знал что.
Наконец он понял, что его сердит, и оказалось, что это - его положение.
"Черный, одинокий угольщик! - сказал он про себя. - Что за жалкое житье! Каким
уважением пользуются стеклодувы, часовщики, даже музыканты в воскресный вечер!
А если Петер Мунк, чисто вымывшись и принарядившись, выйдет в отцовской
парадной куртке с серебряными пуговицами и в новых-преновых красных чулках и
кто-нибудь, увязавшись за мной, подумает: "Кто этот стройный парень?" - и про
себя похвалит мои чулки и мою осанку, то, пройдя мимо и оглянувшись, он
наверняка скажет: "Ах, да это же всего-навсего Петер, сын угольщика!"
Плотогоны с другого конца Шварцвальда тоже были предметом его зависти.
Когда эти лесные великаны приходили в нарядной одежде, неся на себе чуть ли не
по два пуда серебра в виде пуговиц, цепочек и пряжек, когда они, широко
расставив ноги, с важными лицами наблюдали за танцами, ругались по-голландски
и, как самые знатные мингеры, курили длинные, с локоть, кёльнские трубки, -
такой плотогон представлялся ему счастливейшим человеком.
А уж когда эти счастливцы лезли в карманы, вынимали оттуда пригоршнями
большие талеры и, поставив на кон десяток-другой крейцеров, легко просаживали
в кости по пяти, а то и по десяти гульденов, он совсем терял голову и мрачно
брел в свою хижину, ибо в иной праздник эти "лесные хозяева" проигрывали
больше, чем его бедный отец зарабатывал за год.
Особенно восхищался он тремя из этих людей, которым из них больше - он и
сам не знал.
Один был толстый, рослый человек с красным лицом, он слыл самым богатым в
компании. Его называли толстяк Эцехиль. Он дважды в году сплавлял строевой лес
в Амстердам и всегда умудрялся продавать его настолько дороже, чем прочие,
что, когда другие возвращались домой пешком, он с шиком плыл вверх на судне.
Другой был самым худым и долговязым человеком во всем Шварцвальде, его
называли Длинный Шлюркер, и Мунк завидовал его исключительной смелости. Он
перечил самым уважаемым людям, занимал, как бы тесно ни сидели в трактире,
больше места, чем четверо самых толстых гостей, потому что либо ставил оба
локтя на стол, либо клал на скамью одну из своих длинных ног, и все-таки никто
не осмеливался перечить ему, потому что у него были сумасшедшие деньги. А
третий был красивый молодой человек, лучше всех в здешних местах танцевавший и
прозванный потому Королем Танцоров. Он был некогда беден и служил работником у
одного из "лесных хозяев". Но вдруг он невероятно разбогател. Одни говорили,