"Алхимические хроники (части 1-3)" - читать интересную книгу автора (Туулли Лана)Рассказ 10. СТО ЧАСОВ ИЗ ЖИЗНИ АЛХИМИКАВосемнадцать крутых ступенек. Бегом по коридору — сумрачному, пустому, комментирующему каждый шаг гулким полнозвучным эхом. Резко затормозить около нужно двери, запрыгать на одной ноге, не позволяя свободолюбивой туфле пуститься во все тяжкие; плотно прижать к груди стопку бумаг и, балансируя корзинкой с дополнительной ношей, шепотом ругнуться — где ж взять еще пару рук, чтобы справиться с закрытой дверью? А дверь хороша. Тяжелая, прочная, с резным орнаментом — конечно же, в стиле королевского герба, эльфийский раскидистый дуб и цепи; и пружины у нее, гномы старались… Осторооожненько открываем, пригибаемся — завидуя гномам и, особенно, малорослым гоблинам, которые мастера прятаться, и пробуем незаметно проникнуть в святая святых Университета королевства Кавладор. — А вот и наша дорогая Далия! — раздался голос — очень вредный, пронзительный и ехидный. Мэтресса Далия поняла, что незаметно проникнуть в зал заседаний Большого Совета не удалось. С достоинством выпрямилась, прочистила горлышко и смело приготовилась получать выговор за опоздание. Сейчас вся развеселая команда престарелых деятелей Науки и профессионалов от Алхимии примутся ее воспитывать, читать мораль, объяснять, что половина совершаемых Далией поступков категорически не вписываются в их, мэтров и, по совместительству, старых перечников, модель вселенной… — Проходите, мэтресса, не стесняйтесь! — продолжал ёрничать господин ректор, мэтр Григо. — Какая жалость, что университетские часы до сих пор не отремонтировали, и теперь все, кому не лень — вернее, все, кому лень — приходят в Университет с опозданием! Может вы, мэтресса Далия, нас обрадуете, скажете, что часы отремонтировали? Вы же лично обещали проконтролировать ход восстановительных работ! Будьте так любезны, мэтресса, отчитайтесь, на каком этапе сейчас находится порученное вам дело! Прошу за кафедру. Использовав натренированный в научных баталиях сапиенсологически ориентированный мозг, Далия догадалась, что ее шикарный план присутствовать на заседании Большого Совета где-нибудь в задних рядах, а еще лучше — спрятавшись в подсобке, с треском провалился. Во-первых, прятаться было практически негде — сегодня Большой Ученый совет Университета заседал в очень малом составе. Господин ректор, его любимые дамы — мэтресса Долли, Ученый секретарь, и госпожа Гиранди, секретарь личный; мэтр Люмус, мэтр Диаз, мэтр Карвинтий — и, как ни странно, всё. (Естественно, — подумала Далия, — остальные мэтры посчитали, что искать крупицы знаний в головах студентов гораздо интереснее, чем самим быть объектом ректорского наблюдения.) А во-вторых, судя по язвительным замечаниям мэтра Григо, настроение почтенного алхимика достигло той температуры, когда самовозгорание и эксплицитный взрыв неизбежны. «Лучше не усугублять, — подумала Далия, — бедняга Григо! До обещанной конференции по археологии и исследованиям Империи Гиджа-Пент осталось два дня. Говорят, съедутся алхимики со всего континента! Всё организуй, подготовь… Григо, бедняге, некогда сбегать в подвал, результаты очередного опыта проанализировать! А тут университетские часы, чтоб их, так не вовремя сломались… Да мои общественные работы!..» Госпожа Гиранди и мэтресса Долли ревниво проследили, как Далия идет от двери в направлении стола председателя. Мэтр Григо язвительно улыбался, мэтр Диаз рыскал по карманам в поисках очков, мэтр Карвинтий при приближении Далии рефлекторно дёрнулся, будто хотел спрятаться под креслом, а мэтр Люмус, по своему обыкновению, пребывал в далеком-далеком, лучшем мире. — День добрый, — вежливо поздоровалась Далия. Огляделась. Опустила корзинку подле кресла в первом ряду, сама проследовала за кафедру, положила перед собой блокнот и принялась деловито листать страницы в поисках нужных цифр и фактов. В результате поисков обнаружилась зашифрованное расписание на месяц Паруса: Далия нахмурилась, соображая, какие из зашифрованных фактов следует рассказывать в подробностях, а какие — конспективно, не привлекая внимания к участию мэтрессы в означенных событиях, вполне заслуживающих быть названными проишествиями. За это время мэтр Диаз успел отыскать очки и теперь ревностно изыскивал, где в облике докладчицы самая привлекательная деталь, чтобы созерцанием ее расцветить серые алхимические будни. Карвинтий притих, делая вид, что его здесь нет, и вообще, метафизически выражаясь — что значит наше присутствие в каком-либо месте? Так, философский нонсенс! Наше бытиё ещё доказывать надо, батенька, а уж тем более… Интенсивный шорох страниц всколыхнул что-то в памяти мэтра Люмуса, и почтенный историк ненадолго покинул мир своих грёз: — Говорят, — проговорил он голосом, пыльным и растрескавшимся под гнётом столетий, — что вокруг наших университетских часов бушевали роковые страсти! Мне студенты вместо экзамена рассказывали, что кого-то скинули с Часовой башни, кто-то рыдал и читал сонеты, кто-то прикармливал голубей и выпускал их в чистое небо… — Ну что ж… — протянула Далия, весьма удивленная тем, как, оказывается, исказила студенческая молва реальное положение вещей. — Голуби действительно были, — припомнила мэтресса и рефлекторно стряхнула с мантии невидимые воспоминания о пыли. — Хотя, конечно, я могу ошибаться, ведь прошло почти две недели с тех пор, как мэтр Григо попросил меня посвятить сто часов личного времени для демонстрации образцового поведения, приличествующего дипломированному алхимику Университета королевства Кавладор… — Сосредоточься на своем внутреннем Я, — мистическим, задушевно-задушенным голосом вещала мэтресса Далия. — Почувствуй, как твою внутреннюю самость переполняет энергия… Сейчас ты — часть Вселенной, и сквозь твой внутренний мир проходит поток сверхъестественной Силы. Сосредоточься, и ты сможешь ощутить гармонию и радость… гармонию и радость… Торжественность речей мэтрессы прервало жизнерадостное похлопывание крыльев. Какой-то глупый птиц — Далия сильно подозревала, что из разряда голубей обыкновенных, городских, надоедливых, — посмел сунуться на карниз Часовой башни, возвышающейся над Университетом. Как будто его крылатые сизые собратья ему не сообщили, что весь вчерашний день башенка находилась в ведении магистра сапиенсологии, только и изыскивающей, на ком бы выместить раздражение и агрессию, накопившиеся вследствие пребывания в недостаточно замкнутом (стена с сорванной дверью, открытая всем ветрам, нервировала), переполненным часовым механизмом пространстве. Голубей Далия перестала считать безобидными еще осенью, когда ей непосчастливилось блуждать скрытыми в толще стен потайными ходами родного вуза и стать жертвой птичьей привычки разводить вокруг себя грязь и сор. А сейчас, когда любой посторонний звук, любая мелочь грозили прервать сеанс гномотерапии… А ну, пшел прочь! Ну вот. Вместо того, чтобы созерцать внутреннее Я, пациентка Далии — Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл (кавладорская ветвь), пристроившаяся на извлеченных из часового механизма деталях, приоткрыла ярко-голубой глаз и смотрела на Далию. — Напа, — строго велела мэтресса сапиенсолог. — Не отвлекайся. Вернемся к потокам энергии. Напа покорно сникла. Закрыла глаз, вздохнула и приготовилась следовать инструкциям. — Ты чувствуешь, как твое внутреннее Я плывет в бесконечном потоке энергии… энергия, как вода, тебя обтекает и несёт с собой… как поток Силы увлекает тебя, наполняет твой внутренний мир светом, воздухом, радостью… и ты чувствуешь себя легкой… невесомой… воздушной…как… как… — мэтресса Далия увидела, кто на карниз Часовой башни — там, где должна была висеть дверца, ведущая к огромному циферблату — примеривается еще один сизый незванец и зашарила вокруг себя в поисках какого-нибудь увесистого камня, одновременно тихим выразительным словом вспоминая сыщика из Министерства Спокойствия, который в результате погони по всему Университету за свидетелем преступления эту самую дверь снес с петель, уронил вниз и который, кстати о птичках, доломал часовой механизм до полной нефункциональности. Кстати, о птичках… — Как мыльный пузырь, — подсказала Напа, которой стало скучно сидеть с закрытыми глазами. — Как ты думаешь, — спустя минуту не выдержала гномка, — в древние времена были мыльные пузыри? Бабуля говорила, что мыло мы, гномы, изобрели давным-давно, только очень долго не могли найти ему достойного применения. Не эльфам же отдавать, они и так все наши изобретения почем зря воровали… Только потом, когда люди малость оцивилизовались, мы стали с вами мылом и всем таким прочим торговать. У нас-то от мыла кожа портится, оно нам только для стирки нужно. Хотя пузыри — это красиво. Хоть и бесполезно. Но красиво. Как ты думаешь, если я найду в кладе царя Тиглатпалассара трубочку для выдувания мыльных пузырей, это будет считаться великим алхимическим открытием? А, Далия? Не дождавшись ответа, Напа рискнула приоткрыть правый глаз и посмотреть на свою научную предводительницу. Гномке тут же стало нехорошо — Далия балансировала на краю карниза и размахивала молотком, прогоняя кружащих птиц. — Далия… — прохрипела мгновенно побледневшая Напа Леоне. — ты же сейчас упадешь… — Не беспокойся, — легкомысленно откликнулась Далия. Повернулась… и тут же поскользнулась и замахала руками, теряя равновесие. Напа в ужасе зажмурилась, представляя, как ее научная предводительница сейчас спикирует на твердые камни внутреннего университетского дворика шестью этажами ниже, и какая большая алхимическая клякса останется. Впрочем, состояние нарастающей паники только подхлестнуло и так быстрые нейронные вычислительные процессы в голове маленькой гномки; в итоге Напа бросилась на помощь своей подруге. Не открывая глаз, чтоб ненароком не посмотреть прямо в небесную синеву коварной воздушной стихии. В лучших традициях основного закона статистических невероятностей Напа споткнулась о кувалду, которой чинила часовой механизм, запнулась и… — Спокойно, — прошипела Далия, вцепившись мертвой хваткой в воротник Напиной одежки. По счастью, сегодня, по причине надвигающегося на Кавладор летнего зноя, гномка изменила верной кольчуге, предпочтя ей кожаную курточку с бронзовыми нашлепками. — Что… где? — не поняла гномка и, разумеется, открыла глаза, чтобы осмотреться. — Ой… — Не смотри вниз! — закричала мэтресса. — Только не смотри вниз!.. Напа, разумеется, не послушалась. Увидела, что свешивается с Часовой башни, удерживаемая только тонкими хлипкими ручками Далии, которая сама одной ногой парит над пропастью, и… и… — Напа! Не смей впадать в истерику!.. О боги! Напа! Держись! За что-нибудь!.. Гномка бестолково замахала руками, что, разумеется, не придало устойчивости конструкции из мэтрессы с ассистенткой на краю башни. Далия шепотом выругалась — не смотря на небольшой росточек, вес гномки был больше ее собственного, и, если Напа и дальше будет дергаться, возрастает риск, что Университет сегодня потеряет двух представительниц славной науки. — Напа, держись! — Далия, мы падаем! — закричала Напа, от расстройства чувств переходя на гномий. — Я уронилась! — Еще нет. Мы с тобой еще держимся… ай! — поскользнулась Далия и еще на пару дюймов съехала вниз по карнизу. — Еще четыреста секунд, и мы совершим путешествие к Центру Земли! — Не поняла? Повтори, пожалуйста, только медленнее, а то ты верещишь с жутким ллойярдским акцентом! Ты же образованная гномка, ты целых три года являешься вольным слушателем Университета королевства Кавладор… — Еще триста восемьдесят секунд, и мама с папой меня закопают! вместе с тобой, в одной шахте! — Ну, нет! — возмутилась Далия и попыталась втолкнуть полувыпавшую — между прочим, по собственной глупости и невнимательности! — гномку обратно. Напа только плотнее вцепилась в руки мэтрессы и заверещала, что жалеет только об одном — что не успела выкопать клад царя Тиглатпа… При упоминании имени древнего гиджа-пентийского владыки мэтресса рассердилась. Ибо за прошедшие три дня Тиглатпалассар стал для Далии личным демоном, ибо упоминался Напой в любое время дня и ночи, по делу и без, а предстоящие раскопки его гробницы стали для отважной представительницы кавладорской ветви клана Кордсдейл своеобразной манией. Итак, имя прозвучало, Далия разозлилась и сама не заметила, как боевым уверенным ударом отправила гномку обратно внутрь башенки. В тот же самый миг мэтрессе довелось пожалеть, что мало она уделяла внимания натурфилософии — по инерции Далию качнуло назад, полы мантии взметнулись свежим летним ветерком, разношенная туфелька заскользила по камню стены, и… И в тот же миг Далию подхватили чьи-то уверенные сильные руки. — Ох… — только и смогла проговорить мэтресса, оказавшись в безопасности. Да, в тесноте, да, посреди разобранного на составляющие шестеренки часового механизма, да, среди голубиного помета и прошлогодних перьев, да, среди прочего мусора — но не на каменных плитках в виде алхимического блинчика. — Спасибо… — Всегда рад помочь, — галантно отметил спаситель. — О, инспектор Клеорн! Какая неожиданность снова увидеть вас в стенах нашего Университета! — просветлела ликом Далия, а Напа, еще не поверившая в собственное спасение, угрюмо буркнула на гномьем, что господин Клеорн, должно быть, почуял грядущие трупы… Господин Клеорн отчего-то засмущался, уверил мэтрессу, что он оказался здесь совершенно случайно, вот, решился зайти, полюбопытствовать, как живет мэтресса Далия, как ей читается в библиотеке, не беспокоят ли призраки невинно убиенных, студентов, всё такое прочее… — Да вот, чиню часы, — вольно махнула Далия. Увидела на полу молоток, попыталась его поднять. Уронила на Напу, отчего та пришла в себя: — Это я чиню часы, — проворчала гномка и профессионально врезала молотком по рычагу с пружиной. — А она лечит меня от… Ёльфы зелёные, опять слово забыла. — От агорафобии. У гномов, знаете ли, такая привычка…э-э… быть в контакте с земной поверхностью, и вот я, по необходимости, помогаю Напе Леоне пережить ремонтные работы на высоте. Тихо, Напа! — крикнула Далия, подхватывая гномку, которую от одного упоминания о высоте опять закачало. — Всё в порядке! Сосредоточься на своем внутреннем Я… Гномка засопела, тяжело и нехотя пытаясь вернуться в сапиенсологический транс. Далия шепотом пояснила Клеорну, взиравшему на происходящее с удивлением, что использует последние ноу-хау сапиенсологии. — А я слышал, — шепотом ответил сыщик, — что гномы магии Четвертого Шага не поддаются. — Магии они и не должны поддаваться, — так же шепотом ответила Далия. — Спокойно, Напа, спокойно! Ты представляешь, как зарываешься глубоко-глубоко в сверкающий и переливающийся поток Силы, как слышишь пульс Вселенной… Это всего лишь сапиенсология, господин Клеорн, переубеждение методом гипнотации, сублимации и последовательного логического разложения объекта на составляющие. Клеорн выслушал объяснения, коротко хекнул, подкрутил ус — неслышно повторяя при этом, что впечатление, сформировавшееся после расследования дела Хрумпа, его не подвело, и мэтресса Далия действительно настолько кошмарна, как подсказывает ему интуиция сыщика Министерства Спокойствия. И, чтобы долго не затягивать визит, с удовольствием ответил на последовавший вопрос госпожи алхимика — что он здесь делает. — Господин министр отправил меня разбираться с оплатой ремонтных работ — ваш ректор, не в обиду будь сказано, требует, чтобы ремонт часов оплачивало наше Министерство, будто бы наш специалист, мэтр Лео, по ним скакал, когда гонялся за свидетелем, да сломал. А господин Ле Пле считает, что часы университетские сломались задолго до появления нашего мага в здешних краях. Вот, надо бы всё разузнать, разведать, расследовать… Клеорн нахмурился, рассматривая содержимое Часовой башни. Далия тоже осмотрелась — как будто хоть что-нибудь понимала в хаотичном нагромождении гигантских металлических колес, рычагов, пружин, колоколов и противовесов. — М-мм-да… — протянула Далия. — Разобраться будет сложно. Знаю! — тут же осенило Далию. — Давайте поспрашиваем мэтра Рупя! — Мэтр Рупь? кто таков? почему не знаю? — заинтересовался инспектор. — О, это такой потрясающий ученый! С кафедры горных изысканий, специализируется по металлургии. Он мигом определит, какая металлическая часть здешней конструкции и почему испортилась! Вышедшая из трансового состояния и подслушивающая разговор Напа подергала Далию за мантию, но мэтресса лишь коротко показала гномке сжатый кулачок. И продолжила: — О, инспектор! Вам обязательно нужно познакомиться с этим Алхимиком с заглавной руны! Вы испытаете несравненное удовольствие, общаясь с ним! — Далия, — решила вмешаться Напа, — ты какого Рупя имеешь в виду? — Напа, не отвлекайся, представляй свое внутреннее Я! Спускайтесь, инспектор, мы сейчас за вами последуем… Дождавшись, когда в тесноте башенки останется только их неунывающая сапиенсологическая парочка, Далия нависла над Напой, как цунами над рыбацким баркасом: — Чего тебе? — Ты же прекрасно знаешь, — подбоченилась Напа. Страх высоты ушел, сменившись праведным гневом, — как я отношусь к мэтру Рупю. Если тебе нужна грамотная экспертиза поломки механизма — давай напишем папуле в Уинс-таун, он приедет и всё сделает в лучшем виде! — То есть — установит, когда и зачем был сломан механизм? — ехидно поинтересовалась Далия. Напа поняла скрытый смысл вопроса и сникла. — Идём к Рупю. — Нет. не пойду, — заупрямилась гномка. — Он меня не любит. — Я знаю! Потому и зову! И гномке ничего не оставалось делать, как последовать за мэтрессой на кафедру горных изысканий. После недолгих споров разнокалиберная троица — солидный, усатый и преисполненный профессионального спокойствия господин Клеорн, азартная Далия и подпрыгивающая в ожидании скандала Напа Леоне — отправилась по длинным темным коридорам на кафедру горных изысканий. Когда алхимик задается вопросом, учить иль не учить чему-нибудь подрастающее поколение, рано или поздно вспоминаются истории о Замечательных Учениках, Которые Всегда Всё Знали. Наверное, им даровалось свыше откровение кого-нибудь из многочисленных божеств; может быть, так было запланировано изначально, при метафорическом взрыве Вселенной; а может быть, постарались учениковы папа с мамой, подкладывающие под подушку будущего студента тома и фолианты, измерители, лупы, запаянные реторты с говяжьим бульоном и прочие зажженные спиртовки. Впрочем, все попытки подвести педагогику под звание полноценной науки в Университете Кавладора пока что проваливались, а факт оставался фактом: некоторые студенты и слушатели знали немножко больше, чем их преподаватели. Таков был в юности мэтр Бруст, создатель Свода Универсальных Законов — монументального труда в две странички, на которых корявым почерком перечислялись основные закономерности бытия. Говорят, с возрастом мэтр Бруст стал еще лаконичнее и даже, в целях неувеличения энтропии Вселенной, отказался от ведения лекций, и лишь загадочно улыбался, когда его пытали вопросом на очередную алхимическую тему. Впрочем, мэтр Бруст жил век назад, с тех пор традиция прижилась, и время от времени Университет испытывал на своих кафедрах нашествие Слишком Умных Студентов. Сразила преподавателей своими знаниями Розанна — ставшая в последствии мэтрессой Розанной, главой кафедры человеческой медицины; таков был в былые годы мэтр Григо, пришедший в Талерин из неведомых глубин Кавладорского королевства с торговым караваном и буквально взорвавшим классическую алхимию; таков был Фриолар, серьезный вьнош, терроризировавший своими цитатами всех преподавателей… Но все эти единичные случаи всё-таки следовало считать исключениями, подтверждающими основное правило, что количество знаний студента обратно пропорционально желанию преподавателя его, студента, чему-нибудь научить. Настоящим же кошмаром преподающих и активно изучающих макроэргическую Вселенную алхимиков были гномы. Гномы крайне редко увлекались историей, филологией и философией, и вообще не считали гуманитарное направление чем-то серьезным — так, сплошное словоблудие. (Например, Напу Леоне Фью мэтресса Далия сумела уговорить заниматься сапиенсологией, только посулив, что та станет первой гномкой-гуманитарием в Кавладоре.) Гномам было чихать на географию, чуть меньше — на зоологию, и гораздо больше — на ботанику, ведь от слишком близкого контакта с растительностью у 90,09 % гномов начиналась аллергия.[5] От анатомии и физиологии гномы сбегали, краснея. Отношения гномьих кланов с натурфилософией — всякими там спорами о законах притяжения, давления и отражения — складывались на редкость удачно, ибо многочисленные физические формулы требовали серьезных расчетов и экспериментальных проверок, которые с удовольствием выполняли бородатыми низкорослыми студентами и аспирантами. Инженерные специальности… скажем так, гномы-строители еще не поняли, что занимаются наукой, и в рассеянности своей продолжали занимать ведущие академические должности. Но оставались геология, минералогия и металлургия. Гномы. Полезные ископаемые. Металлы. Гномы… Да, вы правильно выстроили логическую цепочку, добавив слова «воинственные» и «беспощадные». Кавладорский Университет тщательно обходил молчанием вопрос, были ли смертельные исходы лекций по геологии, минералогии и металлургии, которые люди пытались прочитать гномам. И совершенно не случайно кафедра горных изысканий располагалась в одной из угловых башен Университета. С главным корпусом башенка соединялась отрытым мостиком — столь тонким и ажурным, что один вид его вызывал приступ головокружения. И вполне закономерным негласным требованием к студентам и преподавателям кафедры было отсутствие боязни высоты и открытых пространств. Еще более надежным способом для преподавателей кафедры обсудить последние — с человеческой точки зрения — данные своих экспериментов, не вступая в опасные споры с гномьим сообществом, было забраться на Луну. Над «лунным проектом» дружно работала вся кафедра, облачившись в доспехи, защищая головы сложными противоударными конструкциями, и ни за что — ни за какие коврижки! — не вступая в научный диалог со случайно зашедшими поболтать гномами… Далия и Клеорн совместными усилиями перетащили зажмурившуюся, бледную от страха Напу через мостик, и, наконец, вломились на кафедру горных изысканий. При виде Далии мэтр Рупь — мужчина крупный, представительный, с прической а-ля влюбленный лев — насторожился, при виде Клеорна удивился, а при виде Напы — испугался и потянулся за лежащим на краю стола шлемом. — Мэтр! Добрый день! Как хорошо, что мы вас поймали! — Гм… мэтресса… рад видеть… — еще больше насторожился и испугался мэтр Рупь. Мэтресса совершила краткую церемонию представления и, узнав, что зачем-то нужен господину из Министерства Спокойствия, мэтр сник еще больше. — Вы хотите, чтобы я провел экспертизу сломавшегося часового механизма? Напа сурово нахмурилась, вышла из-за Далии и подбоченилась. У Рупя затряслись коленки, и он затребовал от Далии дополнительных инструкций, для чего вывел ее на середину мостика. — Что я должен делать? Почему, собственно, именно я? Вы бы лучше кого-нибудь с инженерного факультета позвали!.. — Мэтр Рупь, — обаятельно улыбнулась коварная мэтресса. — Я уверена, что всё дело в износе металла. Кроме вас лучше в металлургии разбираются только гномы, а с ними мне связываться не с руки, одной Напы достаточно. Я думала, что вы напишите заключение, объясняющее, что же все-таки случилось, что башенные часы решили вдруг сломаться… Мэтр Рупь запутался еще больше. — Часы университетские ведь гномы делали. Какой износ? Они на пятьсот лет беспрерывной работы рассчитаны! — Так там…осадки метеорологические… голуби летают. И вороны тоже. И мыши там так и шарят, наверняка что-нибудь перегрызли… — Так идите на кафедру зоологии! — Не могу, — печально ответила Далия. — Я пообещала мэтрессе Аббе, что появлюсь там, если только они внесут исправления в рубрикацию разумных существ и перенесут гоблина… Представляете, мэтру Питбулю хватило коварства уговорить Аббе всё-таки втиснуть это зеленое убожество на один стенд к человеку, кентаврам и эльфам! Давайте, вы напишите отчет, что часы сломались сами собой, — для пущего эффекта мэтресса громко и часто захлопала ресницами. — Далия, дорогая, — ответил мэтр Рупь, с отеческим участием беря коллегу под локоток, — В этом мире ничего не случается само по себе. Вы ж сама — алхимик, должны понимать такие вещи. Далия захлопала ресницами еще чаще. («Интересно, — отстраненно подумала какая-то часть мэтрессы, — если я вдруг упаду вниз, хватит ли подъемной силы моих ресниц для мягкой левитации по пологой кривой?») Внезапно дверь кафедры горных изысканий распахнулась, и на пороге показалась маленькая, но донельзя разгневанная Напа Леоне. Каштановая челка торчала дыбом, нос тяжело и шумно вдыхал-выдыхал, а в руках гномки были зажаты какие-то металлические прутья — результаты опытов, который сам мэтр Рупь почему-то считал успешными. — Что?! Это?! Такое?! — завопила Напа Леоне. И, чувствуя себя самой компетентной среди присутствующих, выдала громоздкое определение. Далия, в свое время изучившая — Н-но эт-тоо в-введь мм-мелочь… — заикаясь, попробовал оправдаться мэтр Рупь. — Мэтресса Далия, да скажите же своей ассистентке, что это мелочь! Я просто пытался сделать запись химической реакции более краткой, подумаешь, ввел некоторые сокращения, сократил слово «золото» до руны «зар»… — — Это вы зря, — прокомментировала Далия. — Что, не знали, как гномы относятся к этому металлу? — Как ты смеешь называть золото металлом?! — возмутилась Напа словами мэтрессы, которую считала вполне разумной — для человека, естественно. — Это поэзия, это… это… Вселенная, заключенная в желтую пластическую неокисляемую форму! Это… — еще страшнее возмутилась гномка, подскочила к Далии и принялась, активно жестикулируя, потрясая кулачками и клацая бронзовыми заклепками курточки, объяснять мэтрессе всю глубину ее неправоты. Облокотившийся на дверь кафедры инспектор Клеорн с профессиональным самообладанием наблюдал за происходящим, мимоходом отмечая, что сейчас гномка, хоть и стоит на воздушном ажурном мостике, совершенно забыла о своем страхе высоты, и даже подпрыгивает, чтобы до мэтрессы Далии и до мэтра Рупя быстрее дошли ее доводы. — Куда мне принести заключение? — шепотом осведомился незадачливый металлург. Сапиенсологиня вежливо ответила, что будет отлично, если документ передадут в ресторацию «Алая роза» — Далия там вообще-то живет. — Только, Далия, не сочтите за лишнюю осторожность — всё-таки сходите на кафедру географии, спросите у Карвинтия сводку погоды за прошедшие пять лет — должен же часовой механизм отчего-то проржаветь… — Что ты называешь ржавчиной, человек? — с лету схватила повод для очередной порции раздражения Напа. — Правильно выплавленный металл не ржавеет! Он всего лишь покрывается хаотично организованными окислами! — продолжала буянить гномка. — Далия, погоди, куда ты меня несешь? Я еще не всё этому человечишке сказала! Я должна раскритиковать его домну и пройтись по его плавильне с инспекцией… — Напа, посмотри вниз, — хладнокровно скомандовала Далия. Гномка автоматически подчинилась, увидела, какой впечатляющий воздушный простор открывается под мостиком, соединяющим главный корпус и башню кафедры горных изысканий, охнула — тут кстати подоспела помощь со стороны инспектора Клеорна, и мэтр Рупь с облегчением вытер выступивший на лбу пот — кажется, на этот раз спор гнома с алхимической наукой, раздел Прикладная Металлургия, обошелся без человеческих жертв. Хвала сапиенсологам! — Благодарю вас, мэтресса, — проговорил Клеорн и вежливо пожал даме руку, — вы мне так помогли! Надеюсь, у вас не будет неприятностей? — У меня? — удивилась Далия. — С чего бы? — Вы же помогаете мне найти доказательства того, что университетские часы сломались по причине плохого ухода за ними, и ремонтные работы должен оплачивать сам Университет, а не наше Министерство. — Вообще-то, — возразила Далия, — я собиралась доказать, что часы сломались случайно… — По воле богов? — уточнил Клеорн. — Ну, в принципе, идея неплоха… — протянула задумчиво алхимичка. И сделала попытку сбежать — наверняка на поиски какого-нибудь теософа с соответствующими цитатами. Но Клеорн продолжал крепко, хотя и очень деликатно, придерживать руку мэтрессы. — Спасибо вам, мэтресса Далия. Вы мне очень помогли. — Всегда пожалуйста. Напа внимательно посмотрела сначала на свою научную предводительницу, потом на усатого сыщика. Что это с ними? Стоят посреди университетского холла, держатся за руки и глупо улыбаются друг другу. Ну, по крайней мере, на лице Клеорна застыло некое отстраненно-доверчивое, наивное и возвышенное выражение, а мэтресса, как всегда, держится молодцом, на ее физиономии даже сейчас читается высшее образование и привычка действовать логикой, как штопором, ввинчиваясь в очередную проблему, если та вдруг встретится в быстротекущем потоке мэтрессиной жизни. Спустя две минуты Напе надоело смотреть на молчащую парочку, и она прибегла к испытанному способу достучаться до алхимического интеллекта, дернув мэтрессу за мантию. — Да, Напа, я сейчас иду, — откликнулась Далия, продолжая смотреть на Клеорна. Инспектор отмер, извинился, что важные дела требуют его присутствия в другом месте, поцеловал мэтрессе руку и степенно удалился. Далия осталась стоять посреди университетского холла. — Далия… Далия! — снова дернула за мантию гномка. — А он симпатичный, ты не находишь? — задумчиво протянула мэтресса. — Конечно, никакого сравнения с Питбулем. Ни очков, ни чернил на носу, ни ллойярдской туманности во внешности… Мантия Клеорну наверняка не пойдет… усы эти дурацкие… — Далия, очнись! — Да-да, Напа, я тебя внимательно слушаю. — Тогда скажи, как ты думаешь, этот сыщик ни о чем не догадался? — О чем ему догадываться? — Далия пожала плечами, продолжая задумчиво глядеть вслед удалившемуся сыщику. — О том, что это мы сломали университетские часы? Да с чего бы ему пришла в голову такая идея? — Нет! — возмутилась гномка. — О том, что мы решили самостоятельно добыть клад царя Тиглатпалассара! Задумчиво-романтическое настроение мэтрессы мигом сменилось раздражением. Далия издала звук, с которым усталая лошадь принимает во влекомую ею телегу очередную корпулентную пассажирку. — Напа! Я же сказала! Оставь эти идеи! — Почему? Я хочу стать охренологом! — Археологом, — автоматически поправила Далия. — Да, верно. Копать что-нибудь и находить при этом древние сокровища! Нет, ну почему я раньше не думала об охренологии?! Ведь ахрено… ар-хе-о-логия, — по слогам, четко, чтобы привыкнуть к незнакомому слову, проговорила Напа, — это ж идеальная наука для любого гнома! Бери лопату — и изучай закопанное кем-то золото! Из Далии вырвалось сдавленное рычание. — Археология — не наука. — Как?! Как не наука?! Наука. Ею мэтры с кафедры истории занимаются! — Археология — направление исследований, а наукой называется такая область знания, которая… которая… — попыталась подобрать Далия аргумент поубойнее. Но Напа сумела подобрать контраргумент быстрее: — Ты же сама, Далия, говорила, что наукой станет любое знание, если алхимик его четко сформулирует и обозначит профильную проблематику! Спорим на что угодно: когда я отыщу гробницу царя Тиглатпалассара, я нарою там столько профильной проблематики, что хватит на две науки! На десяток наук! На… — гномка аж задохнулась от открывающихся перед ее копательно-ориентированным воображением перспектив. — На целый университет ар-хео-логических исследований! — драматическим шепотом, ибо горло перехватило от волнения, выдала Напа. — И у всех алхимиков будут гномьи лопаты и кирки, и все будут копать!!! — Напа. — А? — Что у нас сегодня на обед? — Я почем знаю, — медленно, со скрежетом, вагонетка мыслей Напы Леоне Фью из клана Кордсдейл перестраивалась с рельсов, ведущих в будущее алхимическое величие, на рельсы проблем сегодняшнего дня. — Полин должна была доварить суп «Ветер пустыни», приготовить куриное филе для шашлычков, я собиралась сделать плов — это эль-джаладское национальное блюдо, если ты не знаешь… Полин его доверять нельзя, она крышку с котла не поднимет… Знаешь, Далия, побегу-ка я в «Розочку», проверю, как обед готовится. — Ага. Беги. Я тут… еще на общественное благо поработаю… Проследив, как скрывается из виду квадратная фигура подпрыгивающей от избытка чувств и научного — увы, археологического — рвения гномки, Далия перестала сдерживать накопившиеся эмоции и выдала краткую, но крайне экспрессивную пантомиму. Искаженное лицо, впечатывание каблука в университетский пол и потрясание рук над головой означало, что Далии идея Напы сменить профиль научных изысканий категорически не нравится. Чтобы успокоиться, Далия выскочила во внутренний дворик и принялась бегать кругами вокруг солнечных часов, продолжая на все корки честить клан Кордсдейл с его гномьим воспитанием и не менее гномьими идеалами мироустройства и профессиональной реализации. Археология! Вы только подумайте — археология! Копать, копать и еще раз копать! О боги, да что ж с Напой делать-то? Последние три дня — с тех пор, как Далия обнаружила в одной из библиотечных рукописей зашифрованное описание дороги к кладу царя Тиглатпалассара, гномку не оставляла мысль, что тридцать восемь лет ее предшествующей жизни прожиты зря. Прямо-таки псу под хвост, эльфу в черновик поэмы… Подумать только! Рядом, буквально рядом — только киркой дотянись, лопатой докопай, жили люди, кентавры и гномы, которые рыли землю, находили несметные сокровища, да еще совершали при этом великие алхимические открытия — а она, Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл (кавладорская ветвь), просто не догадывалась об их существовании!! А ведь могла бы уже вырыть яму величиной… так, примем за средний объем работ количество грунта величиной с… Первый вечер, отдыхая после суматохи, вызванной обнаружением трупа неизвестного в университетской библиотеке, Далия, помнится, радовалась. Ну, думала она, наконец-то! Ведь предыдущие полгода Напа Леоне могла разговаривать, в основном, лишь на тему «Айра из клана Моргенштерн, его внешность, привычки и перспективы в качестве жениха Напы Леоне Фью». Далия против мастера Айры ничего не имела, напротив, этот степенный рыжий гном ей нравился, и она всячески желала своей подруге счастья. Правда, в какой-то момент мэтресса догадалась, — если термин «догадалась» адекватен вспышке шаровой молнии, промчавшейся по нейронам алхимически ориентированного мозга — что жизнь гномов, мягко говоря, немного продолжительнее, чем человеческий век. Ага, вы тоже об этом слышали? И что гномы — существа очень застенчивые и деликатные, наверное, слышать случалось? А что у гномов период помолвки для влюбленной пары длится до полувека? Вот и Далия однажды сообразила, что может слушать восторженные дифирамбы в адрес Айры Моргенштерна всю оставшуюся жизнь. А потом счастливая пара обязательно позовет ее на свадьбу- в качестве самой Так вот, обрадовавшись, что у Напы наконец-то нашлась новая тема для разговоров, Далия уже к утру стонала, скрежетала зубами, обвязала голову полотенцем, симулируя приступ мигрени, и едва не бросалась на стенку. Почему, почему, досаду вашу, Напа никогда раньше не думала о карьере археолога? Ведь археолог должен копать! Выворачивать горы грунта и находить в них и под ними тонны сокровищ! Да ведь это не профессия, для гнома — это просто мечта! Добро бы, Напа, как любой нормальный Дайте, дайте же Напе лопату и отпустите в Эль-Джалад — она выкопает клад царя Тиглатпалассара! Она отыщет затерянные в песках города! Она выкопает, отроет, перелопатит, можете не сомневаться… О боги, пошлите светлую мысль, как справиться с приступом гномьей копательной одержимости! — шептала Далия, бегая вокруг солнечных часов. Но мысль упрямо избегала настырной мэтрессы. Внезапно до чуткого алхимического уха донеслись вопли. Обернувшись, Далия увидела, как от Библиотеки бегут, нелепо размахивая руками, Лизон — библиотечная барышня, переступившая испытательный срок, и Рудольфус, студент-отличник. Заметив Далию, Рудольфус, на правах представителя сильного пола, закричал еще громче, дёрнул Лизон за руку, помогая девушке изменить направление движения, и спустя секунду предстал перед мэтрессой. — Мтрсдл… — задыхаясь, проговорил Рудольфус. — Спасите! — проверещала Лизон. — Что случилось? — Гринч… — указал слабеющей рукой на Библиотеку Рудольфус. Подушечка указательного пальца Рудольфуса кровоточила, будто покусанная злобным хомяком-самураем. — Гринч! — завопила Лизон. — Что — Гринч? Он что, умер?! — испугалась мэтресса и, подобрав полы мантии, бегом поспешила в библиотеку. Что же, о боги и демоны, могло случиться с библиотечным сторожем? нет, неужели еще один злоумышленник проник в священное хранилище книг? Далия была исполнена решимости не пожалеть оставшихся девяносто четырех часов своего общественного времени, чтобы раз и навсегда разобраться в ситуации! Гринч обнаружился в каморке под лестницей, куда складывались щетки, метлы и прочие орудия уборки. Вполне живой, что Далию обрадовало. Но в совершенно убитом состоянии. — Гринч? Что с вами? — осторожно спросила Далия. Сделала шажок вглубь каморки, прищурилась, чтобы рассмотреть подробности. — Ой… Гринч всхлипнул. — Зуб болит? — участливо спросила мэтресса. Ночной библиотечный сторож попытался подпереть кулаком раздувшуюся правую щеку, вздрогнул, застонал и промолчал. — Я пошлю за мэтром Лаенсом, хорошо? — Нет! — завопил страдалец. — Я не позволю какому-то зубодёру… — Гринч замахал руками и зарыдал. Далия тут же возразила, что мэтр Лаенс не «какой-то», а вполне дипломированный, компетентный, солидный ученый с двадцатилетним стажем. Сторож ее не слушал, он обхватил руками голову, зарыдал еще громче и поведал нижнему правому углу каморки, как же он несчастен… как же он страдает… — Я ведь сказал этому, очкастому… — Рудольфусу? — догадалась Далия. — Ему! Что не отдам никому свои зубы!!! И вообще, у меня… у меня нежные десны, к ним нужен особый подход! — Хорошо, — примирительно развела руками Далия. — Тогда, может, попросить мэтрессу Аббе позвать кого-нибудь из ее знакомых? Гринч долгих три минуты размышлял. Далия с отстраненным алхимическим любопытством зафиксировала, что за указанное время флюс увеличился в размерах на пятнадцать с четвертью процента. — А кто такая Аббе? Я ее знаю? — Должны знать, она в Университете работает сорок первый год. Такая маленькая, кругленькая, у нее пышная прическа «капустой», румяные щеки, маленькие черные глазки… Ну же! — Это которая жуков-пауков изучает? — дошло до Гринча. — Так вы что, мне блошиного костоправа сулите? — Почему обязательно блошиного? У блох и костей-то нет, чтобы их править… Ветеринара, Гринч, ветеринара. Очень уважаемая профессия. Особенно на севере Буренавии. — Ну, нет!.. Я уж думал, она ведьму хорошую знает, ведьма бы мне зуб заговорила, да и всё… — Отлично! Тогда я попрошу Лизон срочно привести к вам ведьму-знахарку. — Нет! — категорически отказался сторож. — Я человек просвещенный, столько лет книжки ваши алхимические сторожу, грамоты набрался, еще чуть-чуть, и читать научусь; я всем этим магам, ведьмам да оборотням-перевертышам верить не верю! — Так, может… — задумчиво протянула Далия. И чисто автоматически взяла в руки первую попавшуюся метлу, осмотрела деревянную рукоятку, прикинула в качестве зубоизвлекательного инструмента… — Нет! — испугался Гринч. Он вытянул руки перед собой, загораживаясь от возможной алхимической агрессии, спрятал под мышку ущербную щеку и заверещал: — Не вздумайте! Я вашего очкастого не побоялся покусать, когда он мне в рот полез! Не думайте, что я вас покусать забоюсь, хоть вы и мэтресса в мантии! — Тише, Гринч, тише! Спокойно! Видите, я кладу метлу на месте, я безоружна, при мне даже чернильницы нет… — Ага, а что это у вас за ухом? карандаш! Мэтресса, ради восстановления доверия пациента, сдала последние оружие и попросила у Гринча разрешение подумать, что можно сделать для облегчения зубной боли мягкими, терапевтическими средствами. — Что там происходит? — встретили мэтрессино появление из каморки библиотечные дамы. Они уже успели собраться полным кворумом — госпожа Лейла, осознающая ответственность, Труамина и Клотильда, библиотекарши со стажем, и Лизон, поддерживающая ослабевшего Рудольфуса. Пострадавший от зубов Гринча палец студента был уже замотан белой тряпицей. — Всё очень плохо, — трагически возвестила Далия. — Гринч взял в заложники книги и грозится вырывать по странице каждые пять минут, пока ему не заплатят выкуп! — воскликнула Клотильда, большая поклонница брабансских романов. — Нет. У него абсцесс, надо рвать, — попыталась объяснить Далия, но библиотечные дамы поняли ее как-то по-своему, покраснели и принялись упирать на тот факт, что Лизон не замужем, поэтому дальше участвовать в разрешении проблемы Гринча не может. Далия посмотрела на заломленные руки трех наличных библиотекарш, на Рудольфуса… Студент ответил мэтрессе через линзы очков столь истовым взглядом, какого не всегда удостаивалась статуя божественного предка Императора Вечной Империи Ци от своих потомственных почитателей. — Мэтресса Далия, умоляю, сделайте что-нибудь! — Хорошо. Попытаюсь. Вы мне найдите… Ах, какая незадача! Когда нужен Фриолар, он по-прежнему в своем Чудурском лесу прохлаждается! Короче, мне понадобится самый крепкий и сильный мужчина, которого вы сможете найти. Труамина с Клотильдой переглянулись — в том смысле, что сами бы от такого сильнодействующего средства не отказались. — Да, но не сразу сейчас, а часа через полтора. Пока что для предварительной обработки пациента мне понадобится… — Мэтресса деликатно замялась, потом все-таки объявила вслух требуемое. Библиотечные дамы выпали в осадок. — На кафедре человеческой медицины спросите, у них обязательно есть… Или у мэтра Григо! — Он же ректор! — Вот именно! — А может, на кафедре гномьей медицины спросить? — проявил энтузиазм студент-очкарик. — Рудольфус, — участливо, как на Гринча, посмотрела на юношу мэтресса. — Гномы и алкоголь — не совместимы. — Но я же собственными глазами видел, — осмелился возразить Рудольфус. — как гномы употребляли… — Дитя мое в Алхимии, позволь огласить один из законов мироздания: там, где присутствуют гномы, алкоголь заканчивается очень быстро. Марш за бутылкой! Подхватив две пустые чернильницы вместо стаканов и полосатого библиотечного кота в качестве третьего собутыльника, Далия вернулась в каморку и приступила к «предварительной обработке» пациента. Через четверть часа Гринч почувствовал к мэтрессе такое расположение, что принялся рассказывать ей самые смешные и забавные случаи своей карьеры библиотечного сторожа. — Помню, было это в году Серебряного Бобра… Или Серебряного Оленя? — Выпьем за год Оленя, — подсказала Далия и подлила Гринчу. Потом сама, из любопытства, понюхала прозрачную жидкость у себя в чернильнице, отстраненно подумав, что всего лишь знание химической формулы этого вещества способно вызвать симптомы первой, а то и последующих, стадий опьянения. Нет, сейчас не время предаваться дегустации… Сейчас важно сохранить трезвую голову. Разве что еще раз понюхать? — Не-не… — засмущался сторож. — Я в одиночку не пью… Вы, мэтресса, мне компанию составите? — С удовольствием. И вон Роджер третьим будет, — Далия положила перед котиком пробку от бутылки. — Так что было в год Бобра? — Пришел я на работу, — торжественно провозгласил Гринч. Посмотрел на чернильницу с крепчайшим медицинским спиртом, настоянным на сорока семи таинственных лекарственных растениях, у себя в руке. Выпил, охая при каждом соприкосновении жидкости с больным зубом. Крякнул. — И представляете? Всю ночь, как огурчик, сна ни в едином глазу, хожу по этажам, всё проверяю, двери на замок, ставни на засов… — И что? — И — никаких происшествий! — Да, это редкость. За такой подвиг стоит выпить. Гринч не стал отказываться. — Помню еще одну ночь. В году этак… Медового Вереска. Гроза была… ух, страшенная! А я — на посту! Трезв, аки яхонт буренавский! И снова — ни одного происшествия! Полосатый Роджер переводил внимательный кошачий взгляд с алхимички на сторожа. На его усатой морде читалось недоумение. Как вообще можно опьянеть без валерьянки? — Должно быть, — подытожила мэтресса Далия час спустя, — вы, Гринч, прожили очень счастливую жизнь. Вы работали, находились рядом с книгами — и с вами никогда ничего не случалось… — В глубокой задумчивости Далия посмотрела на зажатую в руках чернильницу, которую с начала «обработки» так и не решилась пригубить, и, коротко выдохнув, поднесла сосуд к губам. Гринч молча и невежливо вырвал чернильницу из рук дамы, вылил в собственную глотку спирт и требовательно взглянул на Роджера. Тот мяукнул и, от греха подальше, отошел прочь от квадратной бутыли зеленого стекла — пятой из полудюжины, «организованных» библиотечным коллективом. — По-моему, уже хватит, — решила Далия. Подхватила шестую бутыль, откупорила и принялась приманивать страдальца-сторожа к выходу из каморки. Под дверью охала Клотильда. Увидев выползающего Гринча, перекошенного от флюса и употребления, впечатлительная барышня ойкнула и шепотом, осторожно, поведала мэтрессе Далии, что богатырь найден и ожидает пациента в главном читательском зале. — Фьють-фьють, — посвистела Далия, и Гринч послушно пополз за ней. Роджер выступал замыкающим, гордо подняв хвост. В читательском зале для Гринча уже было подготовлено место. Стул стоял посреди прохода между столами, а вокруг столпились студенты и сочувствующие — в том числе, хоть и незваный, мэтр Лаенс, благодушный низенький живчик. Мэтр Лаенс, по университетским меркам, был пижон из пижонов: он предпочитал носить ослепительно белую мантию, вместо классической черной. Говорят, в потайном кармашке белой мантии мэтра Лаенса всегда лежал леденец на палочке, и именно благодаря этому орудию мэтру заработал себе славу лучшего стоматолога к востоку от Орберийских гор. Сейчас мэтр Лаенс с живейшим азартом наблюдал за подготовкой Далии к алхимически-сапиенсологическому воздействию на Гринча; судя по тому, что на руках стоматолога сияли кольчужные перчатки, он уже знал о том, что пациент сложный, не все зубы у него болят — остальные кусаются. — Мэтр, — обратилась Далия к Лаенсу, — не откажите в любезности, продиагностируйте. — Я бы с радостью, мэтресса, но как? — Нет проблем… Гринч, хотите выпить? Садитесь, я налью. По знаку Далии самые смелые из студентов помогли Гринчу приземлиться на стул; потом мэтресса подошла и опрокинула спиртосодержащую емкость над головой сторожа. Тот мигом закинул голову назад, раскрыл, насколько позволял флюс, рот и принялся жадно глотать. — Нижняя пятерка справа, и шестерка не внушает доверие. — Благодарю вас, мэтр. Где мужчина? — громко, на всю библиотеку, спросила Далия, с неудовольствием констатируя, что даже вдыхания паров спирта для ее организма, утомленного трудами на благо Университета, оказалось достаточно. Впрочем, мэтрессу поняли, и собравшиеся студенты, зрители и сочувствующие вытолкнули к Далии найденного богатыря. Вот уж действительно богатыря… Далия даже ущипнула себя за ладонь, чтобы убедиться, что ей это грандиозное видение не снится. Чуть ли не шести локтей ростом, почти четырех — в плечах, румяный, пышущий здоровьем детинушка лет двадцати четырех — двадцати пяти, в богатом, украшенном золотыми позументами черном камзоле, смущенно переминался с ноги на ногу. — Студент? — не поверила Далия. Добрый молодец пробасил, что случайно в Университет заглянул. Старший брат послал поручение одно выполнить, вот оно и как-то так… — Значит, слушай сюда, — Далия подхватила богатыря за пуговицу камзола, притянула поближе, чтобы громкими речами не спугнуть допивающего бутылку Гринча. — Бьешь его в нижнюю челюсть. С правой стороны, но чуть ближе к уху. Понял? — Понял, — ответил детинушка. — А зачем? Далия опять пожалела об отсутствии под рукой Фриолара с его натренированным ударом и не менее тренированным мозгом. Нет, он тоже не всегда был согласен с предложениями мэтрессы, но никогда, выдрессированный кузинами и тетками, не спорил. — Ну какая тебе разница? — скривилась Далия в ответ на просьбу об уточнении инструкций. — Ты что, никогда раньше не дрался? Богатырь замялся, зарумянился, почесал кулаки и с застенчивой улыбкой поведал, что бывало… но брат — он у них в семье самый умный — не всегда одобрительно к последствиям драки относился. — Хорошо, тогда попробуем другую методу. Видишь нашего сторожа? Пойди и ударь его — справа, в челюсть, поближе к уху — за короля, Кавладор и Алхимию! — Угу! — обрадовался богатырь. Последний этап стоматологического воздействия занял буквально три четверти минуты: богатырь подошел, решительно отнял у Гринча пустую бутыль и, стоило сторожу приподняться и открыть рот, чтоб возмущенным воплем оповестить округу об акте несправедливости, врезал. Короткий полувскрик-полувсхлип… и практически сразу же — восторженное квохтанье со стороны мэтра Лаенса, который, пользуясь недееспособным состоянием пациента, подбежал, проинспектировал и в полном восторге объявил, что больные зубы удалены, жизнь Гринча вне опасности! Студенты и библиотекарши разразились бурными аплодисментами. Госпожа Лейла сердечно обняла мэтрессу Далию. — О, мэтресса! Вы просто волшебница… Поведение же прочих мэтров вызывало у директрисы Библиотеки гораздо более негативные эмоции: — Фуу… — возмутилась госпожа Лейла, когда мэтр Лаенс продемонстрировал извлеченный из Гринча больной зуб и принялся объяснять всем присутствующим происхождение и варианты зубных проблем, — какая гадость! — На вашем месте, любезнейшая сударыня, я бы этот зуб поместила на какой-нибудь стенд, а еще лучше — заказала памятную табличку: «Здесь, в Библиотеке Университета королевства Кавладор, в третий день месяца Паруса, в присутствии студентов и преподавателей, кулаками его королевского высочества принца Роскара был извлечен больной зуб ночного сторожа»… Как звучит! Поэма! Песня! — Его — кого? — изумилась директриса. — Принца Роскара? Вот это и есть наш принц? Тот самый, младший брат короля Гудерана Десятого? Вы уверены? — Тот самый, с чьим профилем Министерство Золота выпускало памятные серебряные монеты в позапрошлом году, — Мэтресса Далия изобразила нечто глубокомысленное и утвердительное, — Вы что, плату за террор читателей в Библиотеке в золотых получаете? Или тратите жалованье так быстро, что рассмотреть не успеваете? Что ж вы так невнимательны, госпожа Лейла? Страна должна знать своих героев! А библиотекарши тем более… Известие о присутствии особы королевских кровей окончательно деморализовала госпожу Лейлу. Та подхватила с ближайшего стола стопку альманахов и твердой уверенной поступью отправилась изъявлять свое нижайшее почтение брату правящего монарха. — В наш Университет заглядывал его высочество? — изумился внимательно слушавший доклад Далии господин ректор. — Да, и мне выпала честь сотрудничать с этим прославленным героем современности, организовывая излечение нашего библиотечного сторожа. — Излечение? — нахмурилась мэтресса Долли. — Гринч же с тех пор в запой ушел… Господин ректор эту реплику проигнорировал, поднялся и торжественно объявил: — Думаю, мы все должны поблагодарить мэтрессу Далию! — За что? — нахмурилась теперь уже госпожа Гиранди. — За то, что у его высочества принца Роскара наверняка остались приятные воспоминания о нашем Университете! Кстати, почему я не помню день визита принца Роскара? Мэтры, мэтрессы и госпожа Гиранди сначала переглянулись между собой (Люмус перемигнулся с выползшим из стены призраком), потом все дружно повернулись к Далии. — Понимаете, мэтр Григо, его высочество заходил к нам незадолго до того, как взорвалась ваша лаборатория… — Да-да, помню! — оживился господин ректор. — Мне рассказывали… Кажется, наша драгоценная мэтресса Далия отличилась и при организации спасательных работ после взрыва, не так ли? Мэтресса Далия уставилась в свой блокнот, делая вид, что припоминает подробности. Стоит ли и это деяние отнести в рубрику «труды на благо»? Судя по тому, что господин ректор счастлив быть живым, наверное, да… — Вы прекрасно справились с Гринчем, мэтресса, — между тем продолжил господин ректор. — Но все-таки, мне интересно знать, когда будут отремонтированы университетские часы? Судя по экспертизе, проведенной мэтром Рупем, имел место износ металла — и господа из Министерства Спокойствия под этим предлогом категорически отказались оплачивать ремонтные работы. Дескать, не их специалиста вина. Может быть, проведем повторную экспертизу? Я знаю замечательного эксперта по анализу механических неполадок в Триверне… — Кхм… господин ректор, — отважилась возразить мэтресса Далия. — Понимаете, в чем дело: теперь, после мэтра Рупя, нам нельзя приглашать экспертов-гномов. Они ведь обязательно найдут доказательства, что Рупь не прав! Наш коллега будет очень расстроен подобным вердиктом. — Рупь — прекрасный человек, — проснулся и подал голос мэтр Люмус, — всегда наливает! — Да, да! — поддержал коллегу мэтр Диаз, — Прекрасная женщина, просто прекрасная! Мэтру Диазу вот уже пятнадцатый год все лекари столицы рекомендовали носить сильнейшие очки — от чего господин заведующий кафедрой эльфийской литературы планомерно отказывался, ибо считал, что конструкция из двух толстенных линз и черной железной оправы портит его бесподобную внешность (на счет своей внешности мэтр ошибался, сделать ее еще хуже не сподобились бы и боги). Диаз передвигался по Университету большей частью на ощупь, читал с помощью ассистенток, обладал чудовищной памятью — что позволяло ему великолепно справляться с профессиональными обязанностями. Более того, можно утверждать, что благодаря плохому зрению мэтр Диаз жил счастливую жизнь — например, его никогда не волновало, когда студенты спали или отсутствовали на его лекциях, потому как к аудиториям мэтр принципиально не присматривался. По слухам, однажды мэтр Диаз прочитал блестящую лекцию о символике смерти в эльфийской поэзии, по ошибке попав в морг, к группе первокурсников-медиков. Студенты испытали тяжкий культурный шок. Так что тот факт, что мэтр Диаз считает мэтра Рупя, да и прочих мэтров, с которыми не имел близких научных контактов, женщиной, уже давно никого не смущал. И что завкафедрой эльфийской литературы всех считает красавцами — тоже. Эльфийское восприятие мира, знаете ли, что поделать… — Я взяла на себя смелость, — между тем продолжила мэтресса Далия, — собрать еще кое-какие документы. Вот справка от составителей Большого Кавладорского Словаря о значении слов «поломка», «механизм» и «случайность»… — Интересно, интересно, — проворчал мэтр Григо, принимая документы. — Госпожа Гиранди, приобщите к протоколу… Вот ведь хитрецы! — Кто, мэтр Григо? — забеспокоилась мэтресса Долли. — Да составители эти! Мне они который год втюхивают, что дальше слов «абак», «абзац» и «абстракция» у них ничего не готово, а здесь, смотрите-ка! Расстарались! Наверное, на работу хотят приходить вовремя. Мэтры и мэтрессы оценили шутку начальства и вежливо засмеялись. Далия подумала о том, что мэтр Григо еще не знает, как, оказывается, подстегивает работоспособность желание словаресозидателей получить бесплатный обед в «Алой розе». — Вот…э-э… как бы это назвать? Служебная записка с пояснением относительно причинно-следственных связей мироздания и влияния эсхатологических функционально-сукцессивных процессов на жизнедеятельность макроэргического пространства реальности Вселенной, с указанием преломления основных указанных категорий относительно Часовой башни Университета и ее содержимого. — Кто… — прохрипел раздавленный научностью происходящего мэтр Григо. Откашлялся и повторил громче: — Кто вам такое наформулировал? — Мэтр Цюцевв. — А, наш почетный доктор философии… А он был… э-э… вменяем? — В смысле, — уточнила Далия, — была ли его голова обернута мокрым полотенцем, кутался ли он в фносскую тогу, держал ли ноги в тазике с холодной водой, в которой плавают кусочки льда, и не следил ли за полетом стрекозы, привязанной длинной ниткой к его правому уху? — Да. — Было и полотенце, и тога, и тазик. Стрекоза как раз при моем появлении сорвалась, улетела, и мэтр Цюцевв принялся насыпать песочек на блюдечко. — Значит, философ был вменяем, и служебную записку приобщаем к протоколу, — принял решение господин ректор. — А зачем… — рискнула подать голос госпожа Гиранди. — Зачем мэтр Цюцевв насыпал песочек на блюдечко? — Одно из двух, — пожала плечами Далия, — или пытался вырастить горы-бонсай — я читала в одном зарубежном научном журнале, есть такой последний писк философской моды, либо мэтр подобным образом хотел приманить кошку. — Зачем Цюцевву кошка? — Забавно, что вы не спрашиваете, зачем ему горы-бонсай! Сама не знаю. Надо будет уточнить. — Уточните, мэтресса, — подвел итог разговору на посторонние темы господин ректор. — Потом доложите. Я вижу, у вас еще какие-то документы, мэтресса Далия? Наверное, те самые, которые вы собирали последние десять дней? — Вот… — Далия немного смутилась. — Мэтр Рупь выдвинул идею, что износ металла спровоцирован жизнедеятельностью всяких животных. И я, после того, как… м-мм… пришла в себя после операции спасения Гринча и взрыва вашей лаборатории, решила побеседовать с мэтрессой Аббе… — Слышал, слышал, а как же! — проговорил господин ректор. В его голосе звучало искреннее расположение, и даже, может быть, восхищение мэтрессой: — Мэтресса Аббе рассказывала, что вы очень отличились во время полевой экскурсии, которую она устраивала для первокурсников. Кого-то там поймали… Далия зарделась от неожиданной похвалы, и мысленно порадовалась, что господин ректор знаком только с официальным и очень кратким докладом о случившемся, потому как ловить пришлось многих… Верная своему слову — не появляться на кафедре зоологии, пока они не пересмотрят классификацию разумных существ и не исключат из нее зеленых гоблинов, — Далия с самого утра заняла стратегически важную позицию между центральным входом в Университет и тропинкой, уводящей к флигелям, лабораториям и сараюшкам, в которых размещалась подопытная база мэтров-исследователей. Побеседовала с Бронном — сотрудником популярного издания «Талерин сегодня» и, по стечению обстоятельств, супругом крестницы троюродной сестры мужа побочной племянницы первого свекра четвертой супруги пятого из покойных мужей госпожи Нионы, тетушки Фриолара — бывшего постояльца «Алой розы». В свой прошлый приезд в столицу Фриолар сумел ввинтить в голову Бронна, что Алхимия стоит на пороге революционного открытия в области взрывчатых веществ. И вот теперь журналист жаждал стать соучастником Рождения Истины, а потому не пропускал ни одного чрезвычайного происшествия, будь то взрыв, пожар или наводнение (хотя последний раз наводнение в Талерине отмечалось 123 года назад), и пользовался любой возможностью, чтобы выведать причину взрыва лаборатории мэтра Григо. Далия попыталась эту причину всячески скрыть — не из каких-то меркантильных соображений, а исключительно из корпоративной солидарности. Потом мэтресса совершенно случайно встретила двух собственных студентов, которые прогуливали занятия еще с Лишнего дня, и поговорила с ними, с ласковой материнской заботой объяснив, что ставит прогульщикам неудовлетворительные оценки исключительно в воспитательных целях, чтобы им было над чем страдать всё оставшееся лето. И вообще, ничто так не способствует самосовершенствованию, как отчисление из Университета… — Мэтресса Аббе! Доброе утро! Какая неожиданная встреча! Госпожа энтомологиня встретила Далию ласково и радушно. Она вообще, что достаточно парадоксально для алхимика, была женщиной доброй и в полном смысле этого слова интеллигентной — из того очень редкого подвида образованных леди, которые искренне краснеют, услышав нецензурное слово. Правда-правда. На памяти Далии был случай, когда мэтресса Аббе резко запунцовела, смутилась и чуть не заплакала от возмущения, услышав, как тролль Гыртрчак, лаборант мэтра Питбуля, честит студента, выпавшего на него из окна пятого этажа. Да, образованная леди узнает нецензурщину на любом языке… (Потом Далия даже проводила серию испытаний на кузинах и тетках Фриолара, чтоб подтвердить обнаруженную закономерность. Результаты: все моложе четырнадцати лет, услышав ругательства, сбегают и жалуются маме; все моложе двадцати пяти — отвечают тем же; госпожа Ниона и Диона — прекрасно узнают бранные выражения любого языка, а госпоже Пионе абсолютно плевать, кто о чем говорит — сама она высказывается гораздо чаще…) А еще мэтресса Аббе была старожилом Университетского квартала и одним из самых почетных сотрудников Университета, начав научную карьеру, в ту пору, когда мир вокруг был молодым и невинным. Ходили слухи, что дедом мэтрессы был гном, поэтому студенты-гномы принимали невысокую плотненькую алхимичку за свою, относились с уважением и лично монтировали всякие увеличительные приспособления для энтомологических исследований в ее лаборатории. Далия подвергала сомнению гипотезу о гномьей наследственности мэтрессы Аббе — та, хоть и была невысокого роста, бороды не имела, так, четыре волосинки на подбородке и двадцать три — над верхней губой; а то, что почтенная энтомологиня покровительствует бородатому тривернскому землячеству — что ж… у каждого свои недостатки! — О, дорогая Далия! как я рада вас видеть! — Мэтресса, мы можем поговорить? есть одно дело, относительно которого мне нужна ваша консультация… — Далия, простите! Я спешу! Понимаете, сегодня я обещала сводить студентов на полевую экскурсию, уже опаздываю… может быть, увидимся послезавтра? — А… гм… Мэтресса Аббе, а что за экскурсия? — Я должна показать ребятам клопа-фавна, жука-оленя, жука-рыцаря, бабочку-красавку и помочь студентам изучить цикл размножения обыкновенного комара. Мы идем на экскурсию за город. — Гм… — прикинула мэтресса «за» и «против». — А можно, я составлю вам компанию? Надеюсь, — спохватилась Далия в последний момент, — ваша экскурсия не предполагает путешествий телепортом? — Нет, мэтр Григо сумел организовать только попутную телегу. Так даже лучше — мы по дороге больше экземпляров наловим. Ах, Далия, какая же вы молодец! Конечно, я буду рада вашему участию в нашей экскурсии! Мне, в мои-то годы, — дипломатично поведала Аббе, — уже бывает трудно уследить за всей этой молодежью, а с вашей помощью мы еще и оводов поизучать успеем! Проявив недюжинное проворство, мэтресса Далия сумела подготовиться к выездной экскурсии за каких-то сорок минут — сбегала в «Алую розу» за необходимыми для путешествия в чистое поле вещичками, предупредила Напу, что не вернется к обеду — а до возвращения Далии чтобы гномка и думать забыла начинать готовиться к археологическим раскопкам! — и успела вспрыгнуть в организованную для зоологов телегу до того, как Ницш закончит проверять документы у возничего и скомандует разрешение на выезд. Помахав рукой полицейскому, оставленному сторожить покой Университетского квартала, компания студентов, возглавляемая мэтрессами, благополучно двинулась вперед, к намеченной комариной цели. Было бы ошибкой сказать, что мэтресса Далия, проявляя инициативу и трудолюбие, употребила час неспешного путешествия, чтобы выяснить у мэтрессы Аббе периодичность и сезонность (или что там еще бывает?) миграций насекомых, которые якобы участвовали в саморазрушении часового механизма. Нет. На самом деле, стоило Далии отвоевать себе кусочек телеги и в дополнение к нему клок соломы, сработал один из вечных инстинктов любого путешественника: нос мэтрессы свесился, глазки закрылись, и сон пришел. Во сне Далия читала лекцию мэтру Питбулю о разуме гоблинов — и он (Питбуль, разум, гоблин — нужное подчеркнуть) с ней — … Основным приемом ловли насекомых, — жизнерадостно объясняла мэтресса Аббе. Далия, позевывая, стояла чуть позади нестройной линейки из дюжины студентов и скептически рассматривала торжественно врученное ей основное орудие энтомологического исследования — сачок. Вне всяких ожиданий мэтрессы, сачок был солидным — четырех с половиной локтей в длину, и весомым. Чувствовалась квалифицированная гномья работа. — Базовым приемом является кошение. Берете сачок в левую руку, аккуратно расправляете ловчий колпак свободной правой рукой; потом аккуратно опускаете и проводите колпаком справа налево по траве… Не спешите! Не пугайте жучков и клопиков! Попробуйте, у вас обязательно получится! Вдохновленные искренним энтузиазмом преподавательницы, студенты попробовали — и полянка огласилась возгласами тихой радости — у них действительно получилось! — Отлично! Теперь — только не спешите! — вынимаете улов по одному… держите осторожно — нам важно не оборвать крылышки! Вот так, отлично, и сразу — в морилку! Студенты дружно выхватили из сачков что-то мелкое и трепыхающееся, решительно закинули добычу в морилки — стеклянные банки с крепким раствором чего-то удушающего, повешенные на шеи — и единым хлопком, действуя слаженно, как единый многорукий организм, закрыли крышки. Ура! Получилось! — Прекрасно! Теперь продолжайте самостоятельно! Встречаемся на этом месте через четыре часа! Студенты нестройной толпой начали разбредаться, внимательно осматривая ближайшие травы и колючки в поисках добычи. То тут, то там поднимались и опускались белые полотняные колпаки, выполняя высшую алхимическую миссию. Мэтресса Далия рискнула подойти к коллеге — исходя из предположения, что та относительно безопасна, ибо больше ничего энтомологического вручить сапиенсологу-теоретику не может: — Мэтресса Аббе? А мне что же делать? — Вы, моя дорогая, приглядите за девочками — мне будет гораздо спокойнее, если вы о них позаботитесь. — А что, здесь… — Далия хотела спросить, а не проходят ли неподалеку выездные экскурсии королевской гвардии, но успела вовремя вспомнить версию о гномьем происхождении мэтрессы Аббе, прикусить язычок и задать более нейтральный вопрос: —… здесь есть кто-то еще, кроме нас? — Нет, даже удивительно — полчаса от Талерина, а такая глушь и тишина! Просто у девочек трудности с ориентацией на местности, им надо будет подсказать, в каком направлении двигаться, — улыбаясь, ответила энтомологиня. И поспешила успокоить коллегу: — Ничего страшного. Вы только постарайтесь остаться в живых — мало ли, какие случайности встречаются на выездной экскурсии… Далия подумала, что ослышалась. А мэтресса Аббе уже семенила, подскакивая, в противоположную сторону, и оповещала своих подопечных: — Старайтесь собирать представителей разных видов! Не бойтесь, времени у нас достаточно, поэтому не гоняйтесь за одним экземпляром бесконечно! Да, и поймавшему живую полуночную саранчу — моя личная премия! Пять серебряных монет! Ловим, дети, ловим! Воодушевленные кличем своей предводительницы девять штук из доставленных на полянку студентов подхватили полы мантий, закинули сачки на плечи и бросились наперегонки. Три особи — опознанные Далией как студентки — без особого энтузиазма поволокли себя туда же, но практически сразу были остановлены требовательным криком: — Вы куда? — Мы… туда, мэтресса, — ответила рыженькая симпатичная девушка с конопушками на носу и махнула в сторону лесочка, начинавшегося на втором, если считать от полянки, пригорке. — Куда — «туда»? — грозно вопросила Далия, очень хорошо помнившая свой последний опыт «ориентации на местности». Вывихнутая лодыжка имела нехорошую привычку ныть к перемене погоды. — Вы что, знаете, куда ведут местные лесные тропы? У вас родственники в здешних браконьерах числятся? — У меня нет… — пролепетало несчастное перепуганное создание, — нет браконьеров… — А может быть, — продолжала издеваться Далия, — вы умеете определять время по солнцу? Вот так, запросто, одним взглядом… — Умеем, — вдруг откликнулась одна из третируемых девушек. Далия мрачно посмотрела на смелую барышню, ожидая продолжения. Зрелище было увлекательное: спадающие из-под черной смятой шляпы черные прямые волосы загораживали лицо, но те части, которые все-таки улавливались взглядом, были густо набелены (или обведены густым черным же контуром); вокруг тоненькой девичьей шеи бренчала внушительная коллекция металлических цепочек и медальончиков, плюс амулет из драконьего зуба, плюс клочок белой длинной шерсти, обмотанный кожаным шнурком, плюс еще какие-то побрякасы… Из-под края мантии виднелись солидные сапожки — подбитые огнеупорными гвоздями в лучших гномьих традициях; и даже сачок для ловли насекомых у этой девушки был не белый, как у всех, а глухо черный. — Да-да? — подсказала Далия, что уже заждалась комментария. — Умеем мы по солнцу время определять, — храбро ответила девушка. — Вот, посмотрите, солнце на небе — значит, сейчас день. А взойдет луна — наступит ночь. Время отдыха… — Ве-ли-ко-лепно! — с придыханием, искренне восхитилась мэтресса Далия. — Вас, сударыня, как зовут? — Джоя. — Вот вы, сударыня Джоя, и будете следить, чтобы ваши подруги и вы сами далеко с этой полянки не уходили. Здесь ловите. Тут букашек на всех хватит! — Но, мэтресса Далия!.. — Что? — Мэтресса Аббе обещала пять серебряных монет тому, кто поймает полуночную саранчу! — хором возмутились и рыженькая, и последняя, третья, самая красивая и тихая из студенток. — Знаете, какая она редкая! — Что за зверь? Кусается? — уточнила мэтресса Далия. — Нет! Просто очень быстро бегает, алхимикам в руки не дается! — Представляете, — добавила Джоя, — экземпляра полуночной саранчи даже в Королевском Музее нет! — Хм…Отлично! Той из вас, кто поймает искомое насекомое здесь, на этой полянке, я лично обещаю дополнительное вознаграждение в пятнадцать серебряных монет! Девушки издали дружное восхищенное «Ох ты!» и бросились ловить долгоногую козявку — как и предполагала коварная Далия, в двух-трех тролльих шагах от персоны мэтрессы. «Неплохо я тут устроилась,» — похвалила себя мэтресса Далия некоторое время спустя. Придирчиво осмотрела сквозь верную лупу окрестности — вон пожарная каланча Талерина виднеется, вот в двадцати тролльих шагах дорога из столицы в провинцию. Через дорогу колосилось поле растительности, опознанной как не-клевер — у Далии где-то на задворках сознания имелось твердое убеждение, что клеверные поля и пустоши всегда украшены сверху крупным рогатым скотом, а скота-то как раз и не наблюдалось. Полянка, облюбованная энтомологами, плавно переходила в березняк и окаймлялась по направлению к дороге купами кустов. По дороге время от времени проезжали крестьянские телеги, промчался всадник, промаршировала полудюжина солдат под командованием бравого капрала, проскрипела почтовая карета. Все путники, выплывающие, выбегающие и марширующие из-за кустов, придирчиво рассматривали бродящих по полянке студенток, потом видели их мантии, повешенные заботливой Далией на березе, отчего-то менялись в лице, еще раз менялись в лице, когда в подробностях рассматривали внешность Джои, и все, как один, просили кучера поспешить и начинали кричать на лошадок. Далия зевнула, отпила глоточек остывшего кофе из бутылки, прихваченной с собой, надкусила пирожок, перевернула страничку очередного шедевра сэра Скоттиша Айсбра, помахала сачком, чтобы прогнать мошек, кружащихся вокруг мантий студенток. Сама мэтресса осталась верна привычной алхимической униформе, только расстегнула пуговицы, но жара стояла летняя, искренняя и веселая, поэтому девушек, сбросивших черные хламиды и оставшихся в легких летних платьях, Далия не слишком осуждала. Студентка в конопушках водрузила на голову в качестве аксессуара к летнему ансамблю широкополую соломенную шляпу — заслуженное, раритетное украшение, принадлежавшее, по видимости, не только бабушке ученой барышни, но и ее корове. «Чтобы не обгореть,» — серьезно объяснила рыженькая, чем вызвала смех со стороны своих подружек. Джоя посоветовала прикрепить к шляпе цветочков, чтоб подманивать бабочек и пчелок, сама же уныло, но добросовестно занималась энтомологическим кошением, бороздя травные заросли и бряцая пустыми морилками на шее. Оказывается, Джоя придерживалась убеждений, что смерть любого существа должна сопровождаться реквиемом, панегириком или хотя бы краткой эпитафией — но, какой бы ни была эпитафия краткой, насекомые успевали вывернуться из сачка и улететь, не прощаясь. «Зато Джоя любит черное,» — попыталась рассуждать оптимистично мэтресса. Под мантией у студентки обнаружилось ночного оттенка платье ллойярдского кроя — верх точно по линии плеч, завышенная талия, длинный ряд пуговиц, рукава узкие вверху ниже локтя расширяются — ну, как говорится, не нам это носить. Третья студентка — красавица-тихоня — лишь фыркала на угрюмую подружку, и всё больше и больше повадками и загадочно-пустыми полуулыбками, бросаемыми просто так, на удачу, напоминала Далии приснопамятную Изольду. Ну просто Изольда-2! Хорошо хоть, мужиков поблизости нет, а то бы эта «тихоня» обязательно на кого-нибудь повесилась… Над ухом мэтрессы прожужжал шмель, Далия автоматически махнула сачком, прогоняя его, посмотрела, хорошо ли закреплены зацепленные за березовую ветку мантии девушек. И еще раз подумала, насколько разительно и в выгодную сторону отличается ее околозоологическая карьера от попыток ловить гоблинов в Илюмских горах. Потом, уже погружаясь в полусонное состояние, прислушалась к ритмичному отдаленному звяканью украшений Джои, к скороговорке, которую бубнила рыженькая (та на ходу определяла каждого пойманного долгоносика и именовала его на кавладорском, буренавском и брабансском), посмотрела сквозь ресницы, как поворачивает из-за шиповниковых зарослей очередная карета, как эта карета притормаживает, как Тихоня подходит и здоровается с кучером, как кучер спрыгивает с козел и помогает девушке подняться, как… — Эй! — закричала мэтресса Далия. — Э-э-эй!!! Тихоня с негромким хлопком закрыла за собой дверцу кареты, кучер ловко вскарабкался на свое место, поднял кнут и звонко щелкнул, понукая лошадей. Вороная пара тряхнула головами, чуть взбрыкнула, но послушно тронулась и уже через секунду прибавила шаг. — Мэтресса Далия! — послышались растерянные крики Джои и рыженькой. — Мэтресса Далия! Вы видели?.. вы видите?.. Она куда-то уехала!.. А Далия, — ИЗОЛЬДА!!! — из последних сил, в полную мощь легких, прокричала Далия, когда карета, разогнавшись и покачиваясь, простучала буквально в семи локтях от цепких рук алхимички и поспешила скрыться за поворотом. Не успел отзвучать вопль мэтрессиной души, прощающейся с надеждами на карьерный рост, не успели запыхавшиеся студентки догнать свою научную даму, как из других кустов (кажется, малиновых), украшавших загородную полянку, выскочила та самая Изольда, которая вот уже четвертый год мозолила Далии глаза в Университете. Следом за девушкой, торопливо поправлявшей розово-цветочное платье и выбиравшей травинки из растрепанной белокурой прически, появился статный молодой человек, которого Далия, по сумме слухов, дрейфующих по Университетскому кварталу, опознала как кавалера Шантильона. Кавалер был полураздет, но вооружен — судя по всему, доблестный воин спасал Изольду от слишком дикой саранчи, которая скушала букет красавицы… — А чё это вы там делали? — чуть грубовато, но зато по существу, спросила притормозившая за спиной Далии Джоя. Мэтресса пришла в себя от шока, вызванного нежданным появлением настоящей Изольды, повернулась было, чтобы приструнить студентку, но тут вмешалась рыженькая. Сорвав с головы соломенный раритет, добросовестная аккуратистка-студентка, насупившись, грозными размашистыми шагами продавила малинник, подошла к перепуганным Шантильону и Изольде и, ни говоря ни слова, закатила затрещины сначала кавалеру, потом его даме. Через секунду Далия и Джоя услышали комментарий: — Ты!!! Как ты посмел… с ней!! Да она ж пятую сессию подряд заваливает!! А мне говорил, что любишь умных!! Кавалер Шантильон многоопытно упал в кусты и, пока рыженькая набросилась на Изольду, ползком выбрался на дорогу и, смущенно подтягивая сползающие штаны и придерживая локтем перевязь с мечом, подобрался поближе к Далии — видимо, рассчитывая на ее алхимическую протекцию. В голове Далии царил первозданный хаос. Кто?! Как! Зачем?! Ее же уволят! Почему? Куда?! — Мэтресса, вон она! — закричала Джоя, показывая пальцем направление, в котором торопливо мчалась похитившая Тихоню карета. — Бежим! Если поспешим, может быть, догоним!! — Вперед! — скомандовала Далия. Джоя подхватила сачок и с залихватским улюлюканьем рванула через не-клевер. Разумеется, зацепилась за первый же ползучий побег и свалилась носом в придорожную пыль. Вопли и энтузиазм Джои совершили благое деяние — в мозгах Далии немного прояснилось, и она начала оценивать ситуацию прагматично и по существу. Алхимичка подскочила к кавалеру Шантильону и грозно наставила на него сачок: — Где она? — Изольда? — перепугался кавалер. — Да вот же… — Нет! Твоя лошадь! Не пешком же ты сюда… Из-за кустов раздалось ржание, и церемонной поступью вышел благородный серый, в яблоках, конь. — Джоя, хватай кобылу! — Это жеребец, — поправила Далию Джоя, но остальное выполнила. — Сколько ей лет? — Ему — пять с половиной, — торопливо начал объяснять Шантильон, прикрываясь ножнами с мечом от сачка и грозно посверкивающей лупы мэтрессы, — вышколен, объезжен, умбирадская порода… — Ей! — грозно зарычала Далия, указывая на малинник, где происходила разборка между рыженькой студенткой и Изольдой. Разборка уже достигла стадии, где одна из соперниц лупит другую по чему попало и чем под руку взялось, а вторая визжит благим матом — вот только девушки еще не окончательно распределили роли, поэтому визжали и лупили обе, одновременно, и в основном — несчастную малину и соломенную шляпу. — Ну… — засмущался Шантильон и погрузился в математические расчеты. В тренированных мозгах Далии с отчетливой ясностью и ледяной решимостью сложился план массового истребления возможных свидетелей ее академического фиаско, и, если бы не Джоя, кто знает, в чьем гробу упокоился бы нынешней ночью любвеобильный кавалер? — Нелли девятнадцать, в прошлом месяце мы все вместе отмечали! — объяснила студентка, подвела коня Далии и недоумевающее спросила, а что ж с лошадью делать-то? — Если ваша очередная пассия совершеннолетния, то ни меня, ни кавладорские законы ваш совместный моральный облик, похождения и интрижки совершенно не интересуют. Значит, так, господин Шантильон. Через час сюда вернутся студенты во главе с мэтрессой Аббе. До тех пор Нелли должна дышать — ваша задача это обеспечить. Придёт мэтресса Аббе — скажете ей, что мы с… — Джоей, — подсказала Джоя. — Как эту зовут, которая… ну, тихоня ваша!.. — защелкала мэтресса, указывая туда, где клубилась поднятая спешно удаляющейся каретой пыль. — Ользида. — Скажете Аббе, что мы с Джоей и Ользидой преследуем саранчу, — велела Далия Шантильону. — Чего же вы ждете, сударь? Помогите даме забраться на ваше животное! — Сей минут, сударыня, — отмер кавалер. Мужественно претерпев все неудобства, которые неизбежно ожидают даму, стойко предпочитающую пешие прогулки, при попытке взгромоздиться на чужого коня, Далия наградила Шантильона еще одним грозным взглядом: — Угробите Нелли или сболтнете лишнего — прокляну, — сухо, по-деловому, пообещала мэтресса. И добавила, кивнув на Джою: — А она — несовершеннолетняя. Будете подсаживать ее, как меня — у меня жених в Министерстве Спокойствия работает, он вам устроит… прогулку на выезде… С лица Шантильона — прямо скажем, лица открытого, симпатичного и достаточно интересного, чтобы прославить своего обладателя на весь Талерин потрясающим списком самых разнообразных побед на любовном фронте, — сползло самоуверенное выражение. Дождавшись, когда Джоя вскарабкается и устроится позади, Далия по мере возможностей расправила юбки и мантию, легонько шлепнула коня по шее, указала сачком направление и громко скомандовала: — Вперед! Догнать Ользиду! Джоя жизнерадостно завизжала. «Если догоним в течение двадцати минут,» — с мрачной обреченностью подумала Далия, — «Можно будет попытаться замять грядущий скандал, и лет сорок спустя рискнуть продолжить научную карьеру в каком-нибудь другом университете…» Через двадцать две минуты Далия сдалась. Какая карьера? Хорошо, если удастся спрятаться от разгневанных родственников похищенной девицы! Придется переехать в какую-нибудь глушь, например, зашифроваться в чащобах Чудурского Леса, проблема только — как замаскировать Напу? Без гномки прятаться бесполезно — лучше сразу сдаваться, ведь в тюрьме хоть как-то кормить будут, а самостоятельно добывать пищу Далия алхимически не приспособлена. Может, попытаться Напе как-нибудь утянуть талию корсетом и выдавать гномку за специфического ребенка? ах нет, не получится! У Напы, если она день проживет и хоть чего-нибудь не покопает или не отремонтирует, начинается абстинентный синдром… — Хо-хо-хоро-шо-шо-шо и-и-и-дем-ммм! — выдала радостный комментарий Джоя, попрыгивающая позади Далии. Трясущаяся в седле Далия, методом проб и ошибок установившая, как управлять жеребцом с помощью поводьев и рукоятки сачка, стиснула зубы. Преследуемая карета будто издевалась — вот же она, совсем рядом, но недосягаема, как линия горизонта. Кучер, обнаружив за спиной алхимическое преследование, засвистел, подгоняя вороных, которые еще бойче застучали копытами. Серый, может быть, и мог догнать тяжелую карету — если бы в седле сидел нормальный рыцарь, пусть даже и в доспехе — что делать, умбирадскую породу ценили именно за выносливость и способность передвигать из разных точек пространства максимально большие грузы. Но отдать свою холёную спину на растерзание двум дамочкам, постоянно с нее (спины) скатывающихся, да еще безропотно выполнять их команды!.. не дождетесь! — Смотрите! — выкрикнула Джоя. — Дорога поворачивает! Если поедем через луг, можем догнать! — Вперед! — решительно подобрала поводья Далия. Серый недовольно всхрапнул, заартачился, и мэтресса отважилась на крайнее, бывшее у нее с собой, алхимическое средство. Она воззвала к Высшему Разуму умбирадца: — Если догоним, с меня фунт морковки! Серый, который, в дополнение к своим грузоподъемным качествам, был вовсе не дурак, заржал, подтверждая, что цена для него вполне приемлема. За что он всегда ценил женщин — так это за их кулинарный подход к жизни! Карета, увозившая Ользиду, поднимая тучи пыли, в ареоле бодрого посвиста возницы спешила по дороге. Преследовательницы свернули в сторону, украсили придорожные колючки клочками юбок, потом Далия и Джоя громко застучали зубами — Серый прибавил ходу. Через несколько десятков тролльих шагов пути жеребец увидел цель — и повел себя, как хорошая борзая; он поднапрягся и просто полетел, широкими уверенными скачками преодолевая расстояние. Одним махом перепрыгнув через неширокий овраг, предательски скрытый нависающей над ним травой, Серый взял барьер из высокого плетня, обозначающего границу чьих-то владений, подняв тучу брызг, форсировал глубокую лужу, и выскочил на дорогу — через десять секунд после того, как по ней пронеслась карета похитителей. Карета неслась вдаль, сохраняя минимальное преимущество. Джоя засвистела — звонко и пронзительно, Серый упрямо заржал — и поднажал. Вот преследователи сравнялись с быстро вращающимися задними колесами кареты… Вот Далия и Джоя оказались чуть позади дверец — если бы не мешали опущенные шторки, мэтресса бы испепелила обвиняющим взглядом беглянку и ее похитителей. На лице кучера — тот постоянно оглядывался, — читалось удивление пополам с испугом, и Далия, вошедшая в раж, решилась на более активные действия, чем клацанье зубами и планирование, каким бедам она подвергнет обидчиков. Бросив Серого на самоуправление, Далия приподнялась в седле, крепко ухватила сачок, и, как только кучер оказался в пределах досягаемости, поймала его элементарнейшим энтомологическим приемом «простой сверху». Запутавшись в полотняном колпаке, кучер, оказавшийся при ближайшем рассмотрении обычным молодым парнем несерьезного вида, заверещал мольбу о пощаде, выпустил из рук вожжи, попытался освободиться — но сачки мэтрессы Аббе были сработаны представителями тривернского землячества, и просто так не ломались. Далия, продолжавшая инстинктивно держаться за орудие лова, едва не стащила своего пленника наземь (другой альтернативой было самой упасть под копыта Серого). В результате карета, отпущенная на свободу, заехала в рытвину, и, опасно накренившись, остановилась. — Ользида! Джоя скатилась со спины Серого и бросилась открывать дверцу кареты. — Ользида, держись, мы тебя спасём! Мы уже здесь! Далия была бы рада добавить еще что-нибудь свое, алхимическое, высоконаучное и убийственное, но у нее до сих пор, по инерции, дрожали челюсти. Мэтресса еще не пришла в себя после того, как Серый пролетел над оврагом, а ведь барьер-плетень тоже надо было учитывать. В какой-то момент скачки из глаз бултыхающейся в районе седла Далии посыпались искры; алхимичка была уверена, что видит воочию улыбающихся ей с небес Альфу Кентавра, Приму Цереуса и Премудрую Праматерь Прасковию… Поэтому сейчас мэтресса решительно состроила на лице самое страшное выражение и приготовилась морально изничтожить несчастного кучера — молча, но подробно и сачком по существу. — Ой… — послышался испуганный голосок Джои. Далия направила коня к дверцам кареты, чтобы лично узнать, что случилось. — Здесь никого… — Джоя открыла дверцу кареты шире, чтобы госпожа алхимик могла заглянуть и убедиться — здесь ничего, кроме перекатывающихся по полу стеклянных осколков и надколотого фонаря, нет. — Как это — нет?! — закричала Далия. — Я же собственными глазами видела, что Ользида села именно в эту карету! Я даже особую примету запомнила — карета без особых примет!! Эй, ты, отвечай! Куда делись твои пассажиры? — грозно вопросила Далия сползшего с козел возницу. Тот, заикаясь и поминутно вздрагивая, прошелестел, что сударыне, должно быть, головку напекло — она что-то путает, никаких пассажиров он не подвозил… — Да что ты мелешь!! — возмутилась Далия. В сердцах пнула Серого, и тот громко заржал, приседая на задние ноги. Передние копыта пронеслись в опасной близости от лица кучера. Тот побледнел и картинно упал в обморок. — Может быть, это другая карета? — неуверенно предположила Джоя. — Чушь! — фыркнула мэтресса. — Мимо нас проезжали телеги, почтовый фургон, но карета была только одна — вот эта, не по волшебству же здесь, посреди дороги, вдруг появилась другая!.. Постой-ка, — спохватилась Далия, озаренная внезапной догадкой. — Джоя, будь любезна, дай-ка мне поближе посмотреть те осколки… Студентка, не споря, аккуратно подобрала несколько острых кусочков и протянула их на освидетельствование мэтрессе. Та придирчиво посмотрела дымчато-матовые толстые осколки, прищурившись, оценила расколотую стенку фонаря — ее прозрачное и достаточно тонкое стекло, воспользовалась лупой, всё обнюхала и, наконец, с торжеством произнесла: — Я так и думала! Посмотри! Джоя послушно посмотрела — на Далию. — Это осколки баночки-морилки. Можешь понюхать — еще чувствуется слабый запах эфира, которым вы букашек травите. Ользида была здесь! Вот только где она сейчас? Будем допрашивать свидетеля! Кучер сквозь обморок догадался, что речь идет о нем, и сделал попытку отползти в придорожные заросли. — Отвечай, где Ользида? — строго спросила Далия, наставляя сачок на пленника. Восседая на Сером и потряхивая грозным матерчатым оружием, она чувствовала себя королевой положения, ведь могла в любой момент догнать кучера и снова поймать его, аки таракана. — Ответь нам, смертный, или жизнь твоя продлится до финала дня! — грозно, но с каким-то мало приличествующим серьезности вопроса энтузиазмом, продекламировала Джоя. И, не дожидаясь подсказок, нацелила собственный, черный сачок на бедолагу. — Я… я… — заикаясь, пролепетал кучер. — Я ничего не знаю! Мне заплатили, чтоб я каретой правил! Честно! — И он нам тут рассуждает о честности! — горько посетовала Далия. — Ты хоть понимаешь, что участвовал в похищении? Да по тебе каторга плачет! — Никогда! — заплакал бедняга, размазывая по щекам дорожную пыль. — Никогда! Он сказал, что… — Кто — «он»? — рявкнула Далия. — В лиловой мантии… такой, знаете ли… — приступил к объяснениям пленник. — Я уже поняла, что он маг! Как он выглядел? Блондин? Брюнет? молодой или старый? Хотя о чем я — это ж маг, он может выглядеть как угодно! — Вот именно! — пророкотал с небес неведомый голос, и, не успела Далия испугаться, а Джоя — понять, что же происходит, произошло странное: кучер задрожал и начал — Что это было? — убито прошептала Джоя. — Магия, — прокомментировала Далия. — Твою однокурсницу угораздило связаться с магом. И что нам теперь делать? — Это ужасно, — подумав, высказалась студентка. — Не то слово… — вздохнула госпожа алхимик. — Кажется, я знаю, что мы должны сделать, — решительно заявила Джоя. С момента исчезновения кучера прошло какое-то время. Сначала Далия и Джоя просто молчали и сосредоточенно размышляли, наблюдая, как вокруг летают и порхают жуки и мухи, цветут ромашки и плывут по небу облака. Потом студентка нашла себе занятие — уговорила лошадей, запряженных в карету, вывезти транспортное средство из рытвины на ровную часть дороги. Серый жеребец кавалера Шантильона помотал головой, потряс хвостом и решился намекнуть, что, если его скорость пока что никому не нужна, может дать роздых и грузоподъемности? Далия в ответ на предложение Джои спешиться — дескать, всё равно они не знают, куда дальше торопиться, — угрюмо буркнула, что просто не представляет, как с этой зверюги спуститься. Серый галантно разрешил проблему, подскочив, лягнув задними ногами воздух — отчего Далия вылетела из седла, совершила пару кульбитов и приземлилась в дорожную пыль. После чего жеребец издевательски заржал, показывая зубы. — Козел, — сделала тонкое зоологическое наблюдение Далия, охая, поднялась и проковыляла к карете. Села на подножку, и вот тут-то и последовало деловое предложение Джои. — А давайте, вы попросите своего жениха расследовать исчезновение Ользиды? — Какого жениха? — поморщилась Далия. — Ну, вы давеча кавалеру Шантильону говорили, что он у вас в Министерстве Спокойствия служит. Наверное, сыщик, да? — Мало ли, кто чего говорил Шантильону, — с горечью отмахнулась Далия. — Инспектор Клеорн всего лишь расследовал преступление, которое я случайно обнаружила. — Всё равно, — упрямо повторила Джоя, — может быть, он сможет как-то помочь? — Как?! — завопила Далия. — Когда я скажу, что у меня на глазах украли студентку, доверенную под мою ответственность, меня, может быть, и выслушают — когда спросят, какой смертью я желаю умереть! Кому, кому, какому идиоту могла прийти в голову идея воровать девушек в чистом поле?! Да еще не каких-то селянок, а студенток, без пяти минут дипломированных алхимиков! извращенцы… — Погодите, мэтресса Далия. А почему вы решили, что Ользиду украли? Я видела, как она сама села в карету! И вообще, она ведь с самого начала экскурсии бродила только вдоль дороги, всё в сторону Талерина поглядывала, будто ждала чего-то… — нахмурившись, припомнила Джоя. Далия хмыкнула — сначала скептически, потом воспроизвела в памяти увиденное, и хмыкнула со сдержанной яростью: — Ты хочешь сказать, что Ользида с кем-то заранее договорилась? Сбежать с полевой практики? Почему ж она из дома не сбежала, пораньше или попозже, чтоб научные руководители из-за нее не переживали? — У нее родители строгие, — объяснила студентка. — Последние два месяца — вообще не родители, а звери стали, из дома ни ногой, в гости — только за ручку с мамочкой или тетушкой, даже до ворот Университета ее папаша сам лично провожал. — Значит, наша тихоня дала родственникам серьезный повод… Вот козявка! Так меня подставить!.. А что случилось с Ользидой два месяца назад? Ты знаешь? Может быть, вспомнишь, с кем она тогда встречалась? Джоя покачала головой. — Да разве всех кавалеров нашей Ользиды упомнишь? Представляете, ее мамаша даже к магу отвела, чтоб тот как-нибудь поколдовал, умерил Ользидино желание выскочить замуж! — Вот уж не знала, что Изольда заказала себе магическую копию, — проворчала себе под нос Далия. Студенточка-тихоня, оказывается, повторяла опыт своей белокурой сестры во грехе… ладно, будем считать, сестры по оружию, чуть ли не дословно. Изольду, когда она страдала на втором курсе, помнится, тоже хотели образумить родители и даже нашли приличного жениха — толстенького купчишку с бледно-розовым поросячьим личиком. Так Изольда закрутила жестокий романс с сыном свахи! Вот шуму-то было!.. Может быть, сходство Изольды и Ользиды следует понимать, как положительный бонус случившейся истории? — попыталась Далия мыслить позитивно. Уж Изольда-то точно не позволила бы каким-то посторонним извращенцам украсть себя с полевой экскурсии! Вообще, мания быть от кого-то спасенной образовалось у Изольды немного позже, а когда она училась на первых курсах — до облома с купчишкой — единственной мечтой красавицы было сходить замуж… На этом этапе рассуждений Далия вдруг испытала шок от собственной гениальности — настолько сильный, что даже позабыла о последствиях участия в алхимическом дерби. — Джоя! — закричала мэтресса. — Я знаю, куда они направились! Быстрее, нельзя терять ни секунды! Вороные лошадки, не обращая внимания на смену власти на противоположном конце вожжей, несли карету по дороге. — Ну, что-нибудь видно? — напряженно спросила Далия, стараясь одним глазом следить, куда мчатся лошади, а другим — присматривать за последней из студенток, оставшейся на ее попечении. — Нет… нет… — отвечала Джоя. Девушка взобралась на крышу кареты, и, держась за самодельное крепление, сооруженное из кнута и какой-то случайной веревки, трудилась впередсмотрящим, внимательно разглядывая окрестности. — Нет, ничего не видно. Нет… — Джоя медленно поворачивалась с запада на восток, — нет… Вижу! — завопила студентка. — Вижу! Во-он там, на севере, какая-то часовенка! Вижу! Туда! Далия резко и решительно развернула карету в указанную сторону (кстати сказать, мэтресса не поверила, что это север — и была права, ведь это был юго-восток). Серый, привязанный за крепление для фонаря, мельком подумал, что еще немного служения на благо Алхимии, и мэтресса, чего доброго, станет себя считать спецом по лошадям. По крайней мере, пока что алхимичке удавалось справляться с повозкой — та отчаянно подпрыгивала, пустившись по бездорожью, скрипела, но продолжала катиться вперед. Бешено вращающиеся колеса давили сочную зеленую траву, пугали до полусмерти полевых мышей и луговых кроликов, прошлись по залегшему подремать в полуденную жару лису, вывернули на дорогу, подняли тучу пыли, снова скатились на лужок, умылись лужицей поза-поза-позавчерашнего проливного ливня, снова гнездо полевок, снова кузнечики брызнули во все стороны… Джоя на крыше весело и отчаянно орала, или, если выразиться деликатнее, громко изъявляла свой восторг по поводу происходящего. Шляпу с головы девушки снесло порывом ветра, и, удерживаемый длинными лентами, головной убор трепыхался где-то за спиной своей обладательницы; в порыве чувств Джоя размахивала сачком — держа его в левой, свободной от крепления, рукой, глаза у нее горели, как черные бриллианты, щеки… не то, чтобы разрумянились — это нарушило бы черно-белую симфонию образа, но их белизна стала еще изысканнее и фарфоровее, чем была до второго этапа преследования. Сама же Далия решительно готовилась к активным боевым действиям. Рыцарям королевской гвардии в подобных ситуациях полагается подгонять доспехи по фигуре, точить мечи и…хм-м… что-то такое делать с копьями, чтобы не ломались после первого же удара; лучники перед битвой, должно быть, проверяют свои арбалеты и прочие колчаны; маги накачиваются маной, кофе или абсентом — в зависимости от страны проживания, времени суток, индивидуальных предпочтений и школьной специализации; боевые мистики соблюдают строгий пост и стоят на голове, сосредотачиваясь на Постижении Мироздания и стараясь Не Думать О Белых Медведях; алхимики… Алхимики, как и всё остальное время своего существования между рождением и смертью, думают. И вовсе не зря мэтр Виг в свое время предупреждал своего секретаря, мэтра Фриолара, что крайне опасно давать алхимику хоть минуту на раздумья. Скажем прямо, к тому моменту, как карета выкатилась на тропинку, ведущую к придорожной часовне, Далия была полна идей и планов относительно расправы над коварной Ользидой, как заряженная бомбарда — ядер и черного пороха. Аккуратная белокаменная часовенка принадлежала божеству, чье изображение сияло с фасада сине-желто-белой яркой фреской — неизвестный художник так старался в подробностях представить образ высшего существа, что рассмотреть за деталями общее не представлялось возможным. За пару мгновений, как по выложенному неровными, щербатыми каменными плитами дворику застучала дюжина лошадиных копыт, раздался звон колокола, возвещавшего то ли конец молитвы, то ли призыв к ее началу. Ага, — догадалась Далия, когда двери часовенки распахнулись. Здесь отмечают колокольным звоном свершившиеся венчания… Ладно, запомним на будущее, вдруг пригодится. И слегка шлепнула вожжами, чтобы карета подъехала ко входу — точь-в-точь тогда, когда из глубины храма вышли, щурясь на яркий солнечный свет, Ользида и ее кавалер — как и говорил кучер наемного экипажа, в лиловой мантии практикующего мага. Мэтресса со скрытым удовлетворением отметила, что кремовое, с темно-синей отделкой платье студентки совершенно не гармонирует с лиловой мантией ее избранника, и вообще… Маг был невелик ростом, неказист и самовлюблен. Он искренне удивился, когда увидел перед собой карету и мэтрессу в ехидном настроении; еще больше он удивился, когда с крыши экипажа с шумом сверзилась Джоя — впрочем, как догадывалась Далия, приближение этой студентки было просто обречено сопровождаться звоном разнообразных украшений, шумом неожиданного падения, удивлением и желанием сбегать за практикующим некромантом. Ользида же будто только и ждала, когда ее найдут. Девушка гордо подбоченилась и заявила: — Вы, мэтресса Далия, опоздали! Отныне и навсегда я отдала свое сердце моему дорогому, любимому Крифианчику… Далия, коряво и тяжело спустившись с козел, замахала руками. Дескать, что ты, что ты… Упрямая Ользида спряталась за спину своего новоиспеченного супруга и продолжила: — Мы будем вместе всегда! Вам ни за что не удастся упрятать меня в тюрьму, в клетку, в этот мещанский обывательский быт..! — Разве обывательский быт бывает? — с недоумением уточнила Джоя. Унылый священник, вышедший из часовенки за молодыми, пожал плечами. — Я люблю его! — оповещала Ользида округу все громче и громче. — И мы всегда будем вместе! Мой любимый Крифиан! — Моя любимая Ользида! — напыщенно ответил счастливый жених и трепетно заключил свою красавицу в объятья — видимо, ожидая, что сейчас мэтресса начнет их растаскивать, крича грубые слова и применяя физическую силу. Вместо этого Далия подковыляла ближе и с усилием выдавила из глаз три слезинки счастья: — Мои дорогие!!! — закричала она еще громче. Серый удивленно всхрапнул, правая вороная застучала копытами, у Джои перестала звенеть коллекция нашейных украшений. — Ользида, деточка! Я так за тебя рада! Как же вы догадались, что надо сбежать с полевой экскурсии? — схватила Далия изумленных молодоженов за руки. Поняла, что ей что-то мешает — и решительно отбросила далеко в сторону ставший бесполезным сачок. И еще искреннее выразила свое восхищение: — Вы абсолютно правы! Да пошла к ядреным д… простите, отче — к ядреным веникам эта учеба! Любовь — вот что главное!! Ну, — потребовала Далия, переводя счастливый взгляд с опешившей Ользиды на подхреневшего Крифиана. — Рассказывайте. Какие планы на дальнейшую жизнь? Из часовни высунул нос бедняга-кучер, опознал в наседающей на мага и его избранницу даме свою преследовательницу, ойкнул и уполз обратно. Джоя молчала, совершенно не понимая глобальный алхимический замысел мэтрессы, Ользида и Крифиан молчали за компанию — им тоже вопрос Далии показался странным… И вообще, они как-то, честно говоря, не думали о будущем — ведь главное было выбрать момент, организовать побег, потом, собственно, сбежать и пожениться, так что всё остальное, вплоть до того далекого-далекого дня, когда им суждено умереть в одночасье, обнимая друг друга, счастливым молодоженам представлялось крайне туманно. А госпожа алхимик между тем продолжила: — Думаю, на медовый месяц вам лучше поехать куда-нибудь на юг, скажем, в Лалету… Нет, лучше вам туда телепортироваться! Вы не представляете, сколько на дорогах нынче грабителей развелось, разбойников да похитителей! Вон, кучера своего спросите, он расскажет. — Действительно, лучше воспользоваться телепортом, — важно согласился Крифиан. — Нет, дорогой! — капризно надула губки Ользида. — После твоих заклинаний у меня голова кружится… — Ша, девочка, — грозно вмешалась Далия. — Муж сказал, теперь твое дело слушаться. Ользида вытаращилась на мэтрессу, не замечая, как порхающий в облаках новобрачный стал еще более счастлив от осознания мысли что, наконец, теперь кто-то — Джоя, отойди, сейчас они будут перемещаться в пространстве. Еще занесет тебя остаточным выбросом в какой-нибудь другой мир — меня потом еле нашли, их — не знаю, смогут ли… Крифиан со свистом выпустил набранный для солидности воздух. — Чего ждете, молодой…э-э… господин маг? Ваша жена жаждет погреться под иберрским солнышком, — последнее утверждение таило в себе множество подводных камней, хотя бы потому, что сегодня кавладорское светило жарило гораздо сильнее какого-то там южного аналога; и Далия поспешила развить минимальное преимущество: — Давайте, давайте, телепортируйтесь! Или вы ждете, чтобы вас отыскали родственники жены? Задумчиво и неуверенно, не вполне понимая, зачем он это делает, Крифиан принялся складывать пальцы, чтобы сопроводить необходимым жестовым компонентом заклинание перемещения. — Не промахнись, — услужливо подсказала мэтресса, когда маг сосредоточился. Счастливый новобрачный — впрочем, уже не такой счастливый, как десятью минутами ранее, грозно глянул на Далию — но та только благочинно и заботливо улыбнулась в ответ. Отчаянно сосредоточившись, волшебник припомнил ориентиры Лалеты — и тут внимательно вникающая в происходящее Джоя вдруг громко закудахтала, подрыгивая тощенькими локотками и гремя собранием украшений на шее. Священник подпрыгнул и принялся совершать странные и громоздкие поклоны изподвыподверта, очевидно, приветствующиеся его религией или рекомендованные для профилактики остеохондроза. Перепуганная Ользида на всякий случай отстранилась от подруги, Далия с одобрением показала Джое оба больших пальца, а Крифиан совершенно растерялся и возмущенно завопил: — Я не могу работать в такой нервной обстановке!.. — Дорогой, — заныла Ользида. — Не хочу в Лалету. — Правильно! — подхватила Далия. — на побережье Фносса гораздо лучше. Говорят, там кентавры предлагают молодоженам специальные бунгало на пляже — вы живете на берегу моря, кругом цветы, цветы, цветы, здоровый подножный корм, и в промежутках между купаниями, загораниями и легкими физическими упражнениями, восторгаетесь друг другом. — Э? — не понял пространной речи мэтрессы Крифиан. Далия с удовольствием пояснила: — Конечно, под «легкими физическими упражнениями» я имею в виду бег трусцой — вдруг на пляж какой-нибудь дракон из Шумерета залетит, или гидра из подземелья вылезет… Маг начал медленно, но верно, тупеть. Госпожа алхимик продолжала: — За сфинксами не гоняйся, — она по-матерински поправила Крифиану воротник мантии. Помогла закрыть отвисшую челюсть. — А если подвернется возможность совершить какой-нибудь подвиг — не отказывайся. Помни — твоей вдове и детям вознаграждение за этот подвиг ой как понадобится… Крифиан нервно сглотнул. Ользида уже не догоняла: — Какой вдове? Каким детям? — Детям, детям. Вы уж поторопитесь, не откладывайте хорошее дело на потом. Годы ваши уже не те, чтобы ждать, ему вон уже восьмой десяток катит, — кивнула Далия на Крифиана, и тот автоматически поправил, что девятый; — да и тебе… — мэтресса смерила Ользиду придирчивым взором, прикидывая, на сколько та горазда обманывать действительность. — Мне восемнадцать! — закричала Ользида. Джоя, азартно следящая за препирательствами, заржала. Серый ее поддержал. — Как это, — повернулась жена к мужу, — тебе восемьдесят два года? Мне ты говорил, что двадцать восемь! — Я… — попытался оправдаться Крифиан, но Далия и тут его опередила. Она схватила Ользиду за платье и начала с максимальной амплитудой трясти девушку, изображая гневливую свекровь: — Никогда! не! спорь! с мужем! Верь всему, что он говорит, верь! — Отпустите меня! — вырвалась Ользида. — Милый, почему ты не вмешиваешься? — Да, почему? — уперла руки в бока мэтресса, мгновенно преображаясь из «свекрови» в «тещу». — Как ты смеешь спокойно стоять и смотреть на безобразие, которое творится с твоей женой? Ты что ж, жену не уважаешь?! Вот они какие, нынешние мужчины, — доверительно сообщила Далия Ользиде, беря ее под локоток, — никакого благородства — его жену бьют, а он даже не вмешивается… Чего стоишь, — рявкнула Далия в ухо студентке. — Давай, начинай плакать. Ользида послушно оттопырила нижнюю губу и принялась тереть глаза. Священник, уныло наблюдающий за шуточками мэтрессы, принес из часовни стакан воды, чтобы помочь девушке успокоиться, но по стечению обстоятельств путь заботливого человека пролегал мимо Крифиана. Маг, еще размышляющий над инструкциями, полученными от Далии — а может, и припоминающий формулу нужного заклинания, — автоматически принял из рук священника стакан и пригубил его. Мэтресса не упустила подаренного судьбой шанса: — Смотри! — зашептала она на ухо новобрачной, да так громко, что местные насекомые подпрыгнули в своих гнездах; — Вот его истинная природа! Всё себе, всё себе, у-уу, жадюга! А о тебе даже не думает! На небе — ни облачка, жара страшенная, а он глогчет и глогчет… Да, чать, — Далия старательно имитировала простроречье, чтобы Ользидин мозг проглотил нужную информацию, не перенапрягаясь при обработке всяких там научных алхимических терминов; — водку пьет… По такой жаре, при живой-то жене, спивается, гад сердешный… эээх! — — Вот, — удовлетворенно кивнула Далия. — Слушай, что тебе подруги советуют. Ты всегда можешь вернуть кольцо и подарки, и… Колечко покажи, — потребовала мэтресса. Изучила предъявленное украшение и скривилась: — Фи, дешевое. Что за муж тебе достался? Жадный, самовлюбленный, недалекий… В смысле, близкий, — тут же повернулась Далия к набравшему полный рот воды Крифиану. Понизила голос и зашептала ему на ухо: — Беги отсюда!.. Ты с кем связался? Ты что, не видишь — у нее на уме только претензии на высшее общество, богатство да удовольствия! Знаешь, кого я встретила по дороге, когда вас дого… э-э… спешила поздравить вас с началом счастливой семейной жизни? — Кого? — ревниво осведомился новоиспеченный муж. — Кавалера Шантильона, — нанесла последний удар мэтресса. И выдержала многозначительную паузу. После чего отступила на полшага, чтобы не мешать супругам вонзить друг в друга пламенные взгляды. — Джоя, будь добра — сходи за кучером. Нам пора, — велела мэтресса, удовлетворенно потирая руки и направляясь к карете. — У меня что-то было в руках, — припомнила мэтресса и посмотрела по сторонам, припоминая: — Что-то такое длинное, но удобное, если нужно погонять лошадь, прости Серый, я рассуждаю теоретически… Где же… А! Далия подошла к отброшенному на плиты ловчему орудию и стала примериваться — как же согнуть спину. И вдруг сачок сам кинулся на мэтрессу. — ААА!!! — закричала Далия, отскочив на троллий шаг в сторону. — Он живой! Мэтр Крифиан рефлекторно бросился за юбки Ользиды и выставил в сторону грядущей опасности руку с поднятым амулетом. — Я так и знала, — брезгливо процедила обманутая в лучших чувствах молодая супруга, — Правильно мне мама говорила, что мужчинам верить нельзя!.. Мэтресса, можно, я поеду с вами? — Конечно, конечно, — согласилась Далия, с ужасом глядя на трепыхания сачка. — Поехали быстрее отсюда… — Эй! Куда вы собрались? — очнулся священник. — Убирайте отсюда вашего… вашу… что у вас в этом демонском колпаке? — закричал он еще громче — после того, как сачок, гремя и подскакивая, пропрыгал пару локтей по двору. — А! — закричала Далия вместо научного объяснения. — Отче, с чего вы решили, что демон — наш? Я откуда знаю, кого вы тут изгнали, но не выгнали? — Ааа!! — еще громче и еще ненаучней поддержала ее Ользида. Нервы Крифиана не выдержали окончательно, и он с оглушительным хлопком телепортировался в неизвестном направлении. Кучер, которого Джоя вывела из часовенки, опасливо пробрался к лошадям и, косясь на самодвижущийся сачок, взобрался на козлы и поднял поводья. Священник упал на колени и завел молитву о спасении своей грешной души. Визги и опасения могли продолжаться долго, но тут вмешалась Джоя. Она опустилась на корточки рядом с сачком, вгляделась сквозь полотно, осторожно нажала пальчиком, чтобы определить, что или кто там внутри прячется… — Мэтресса! Кажется, вы кого-то поймали! Хотите посмотреть, кто это? — Нет!! — закричала Далия. Ей было достаточно воображения. — Судя по размеру, — продолжала студентка, — это или мелкий грызун, или крупное насекомое… Ага, — девушка осторожно прощупала добычу через ткань. — Это насекомое, оно в жестком панцире. Да какое крупное! В треть локтя будет… Джоя перехватила колпак, чтобы жучок не выскочил, подняла сачок, осторожно заглянула: — Мэтресса Далия! Вы поймали полуночную саранчу!! Ваше имя войдет в историю кавладорской энтомологии! — Ну уж нет. Мне и сапиенсологии хватает, хвала богам, — выдохнула Далия. — Хватит с меня ваших полевых экскурсий и всяческой ловли… — Мэтресса Аббе была столь любезна, что показала мне добычу мэтрессы Далии — знаменитую кавладорскую полуночную саранчу, — восторженно сообщил мэтр Диаз ученому собранию, — Даже дала подержать в руках — не побоялась, добрая женщина, что саранча сбежит, или что я ее ненароком раздавлю! Великолепный, просто великолепный экземпляр! Такая большая — ее хвост у меня с ладони свешивался, мягкая, по запаху немного напоминает дохлую мышь, но просто прелестная, просто прелестная! — Я бы ничего не смогла сделать без помощи барышни Джои, — скромно потупилась мэтресса Далия. — Думаю, мы должны поощрить студентку, — высказался господин ректор, и ученые дамы и господа негромким гулом выразили свое согласие. — Так, значит, мэтресса Аббе тоже составила акт экспертизы… хм-м… Вот она указывает — цитирую: «Обнаруженные в Часовой Башне колонии пауков-крестовиков демонстрируют тенденцию к паутиноплетению на 58,9 % более вертикулоцентрированную, чем расположенные по сегментарно капсуловидной ретикуле…» чего? а, тут какие-то специальные термины. И тут термины… и тут… Мэтр Григо пролистнул пару страниц объемного зоологического труда. Далия подумала, что, пожалуй, правильно сделала, что не стала препятствовать госпоже Аббе выражать свой восторг по поводу поимки редкого насекомого. Старушка-энтомологиня с удовольствием предоставила целый трактат, объясняющий… Правда, Далия, даже внимательно прочитав и добросовестно выспросив значения всех малознакомых слов, так и не смогла понять, что Аббе этим трудом объясняет, но ведь главное, чтобы сей манускрипт был приобщен к прочей документации, объясняющей поломку университетских часов. А объемный протокол сегодняшнего заседания Ученого Совета, в свою очередь, в соответствии с коварным далеко идущим планом Далии, должен раз и навсегда отбить охоту у любой комиссии, настоящей и будущей, выяснять истинную причину случившейся катастрофы. — Никогда бы не подумал, что насекомые могут проделывать все эти штучки, — заключил мэтр Григо, перевернув последнюю страницу. — Что это с нашими кавладорскими жуками творилось? Уж не маг ли какой-нибудь наш Университет проклял? — Нет-нет, — поспешила возразить Далия. — Я обратилась за консультацией к мэтру Лотринаэну, вот его доклад. — Лотринаэн? — нахмурился мэтр Григо. — Что-то знакомое… — Эксперт Министерства Чудес по межпространственным перемещениям. Ну, и по прочим штучкам. Мы с ним случайно пересеклись на прошлой неделе — у дальнего родственника мэтра Лотринаэна возникла проблема деликатного свойства, и он, по старой памяти, обратился ко мне, как к немного практикующему сапиенсологу-теоретику. А я, в свою очередь, посчитала возможным попросить консультацию по поводу наших сломанных университетских часов. Вот как-то так… Кстати, мэтр Лотринаэн подал великолепную мысль — что миграции и странное поведение насекомых и прочей живности в Часовой башне могут быть вызваны аномальными метеорологическими явлениями. — Да? — удивился господин ректор. Мэтресса Долли и госпожа Гиранди верноподданно удивились еще сильнее. — Мэтр Карвинтий, что вы думаете относительно такого варианта развития событий? — Я уже обращалась за консультацией к мэтру Карвинтию, — прищурившись, как эльф на мишень, протянула Далия. — Вот только у него в лаборатории не нашлось чернил, чтобы начертать соответствующий документ… Мэтр Карвинтий подскочил, будто ворона, перепутавшая огородное чучело с застывшим в ожидании добычи охотником, встрепенулся, замахал руками. В его взгляде, устремленном на мэтрессу Далию, читалось: «Ну, погоди! Сейчас я разоблачу все твои фокусы! Ты у меня попляшешь! Сейчас ты поймешь, что значит — связаться с алхимиком, который видит все твои козни насквозь!» Хотя, очень может быть, всё это содержание вмещал ответный взгляд, которым Далия наградила мэтра Карвинтия. Теплый летний вечер позволил переставить столики из душного полуподвального помещения прямо на мостовую. Завсегдатаи «Розочки» — студенты, празднующие очередной этап сессии, почтенные алхимики и прочие жители Университетского квартала, оживленно беседовали, обмениваясь последними новостями и городскими сплетнями. Полин уныло бродила от столика к столику, подавая салатные листья тем, кто заказывал морковную запеканку, и картофельное пюре — тем, кто ожидал жареных сосисок. Полицейский-хранитель Университетского квартала, господин Ницш, потягивал пиво из огромной персональной кружки, за крайним столиком жадно чавкала парочка оборванных, но явно святых людей — борода до глаз, позвякивающие цепи, лохматая одежонка, и на выбор около десятка самых разнообразных религиозных символов. Странствующие миссионеры, весьма вероятно, проповедали многобожие. Расставленные на столиках и окнах «Алой розы» шахтные фонарики перемигивались огоньками горящих свеч, голоса сливались в тихий рокот, Далия блаженствовала, погрузившись в удобное плетеное кресло, покрытое мягкой овечьей шкурой, потягивала прохладное вино, и вообще — жизнь была хороша, и жить было… ах, как бы не сглазить — неплохо. Наваристая похлебка исчезала, заглатываемая прямо-таки с чудовищной скоростью. Выбрав все, до последней капельки, Джоя облизала ложку, потом вытерла губы тыльной стороной ладони. Напа Леоне следила за студенткой с выражением крайнего умиления. — Спасибо, всё было очень вкусно, — искренне поблагодарила Джоя. И сделала попытку встать. — Нет-нет! Не спеши! Сейчас я тебе принесу кусочек окорока! — всполошилась гномка. — Спасибо, Напа! Всё, что ты готовишь — очень вкусно! Сидевшие за тем же столиком, что и Далия с Джоей, посетители — заглянувшие поужинать и рассказать последние сплетни Министерства Чудес, мэтр Лотринаэн и мэтр Лео хором подтвердили, что стряпня уважаемой Напы Леоне выше всяческих похвал. Вернее, изящный, по-эльфийски утонченный, со внешностью влюбленного юноши с нервом, Лотринаэн подтвердил — простоватый Лео, по молодости лет, стремился доказать слова действием, а потому сосредоточился на тарелке с жареной рыбой. — А можно, я пока стихи свои почитаю? — спросила Джоя, обнадеженная добрым приемом. — Конечно! Только погромче, чтобы я тоже слышала! — и гномка ускакала на кухню. Джоя встала, откашлялась, достала из кармана мантии смятую тетрадку, приняла торжественную позу и принялась завывать, помогая себе руками — жестикулируя так, будто призывала бури на головы слушателей: Лотринаэн наклонился к Далии и тихонько прошептал: — Каждый раз, когда я для себя решаю: вот оно, самое чудовищное, что могут изобрести люди, мгновенно появляется еще более странный образчик их искусства… Далия хмыкнула: — Что, себя ты к людям не относишь? Полуэльф картинно вздохнул: — Не сегодня, — и выразительно покосился в сторону странствующих и чавкающих святош. Меж тем Джоя озвучивала уже другой шедевр: — Потрясающая девушка, — заключил Лотринаэн. — Но-но! — строго погрозила Далия. — Напа взяла над ней шефство. Даже предоставила временное политическое убежище на мансарде. Так что не вздумай критиковать стихи Джои, а то спровоцируешь очередную гномо-эльфийскую войну. — У Напы Леоне слишком радушное сердце, — дипломатично ушел от ответа Лотринаэн. Далия отпила глоток вина, и ее потянуло на философствования: — В чем-то ты прав. Как вспомнишь опыты по классической алхимии, которые проводил в своей мансарде наш бывший сосед, Фриолар, со всеми этими солями, кислотами, поташами, купоросами и аммиачной селитрой, так сразу понимаешь — гномы не вымерли как вид, только потому, что сердце у них бронебойное. И нюх избирателен до подозрительности. А знаешь, почему гномы так любят почудить? — И почему же? — Ты когда-нибудь видел у гномов детские игрушки? — Честно говоря, я не слишком часто захаживал в гномьи шахты, но вот ты сейчас спросила… — полуэльф нахмурился, припоминая. — Шутка насчет чугунных горшков и каменных подметок ходит по всему миру, наверное, не зря… — Не зря. Мне госпожа Кордсдейл-страшная… фр, что-то я лишнего выпила — я хотела сказать, что госпожа Нийя мне как-то рассказывала подробности детства своих сыновей и малолетней дочери. Каменные или чугунные подметки на детских башмаках, поверь, вынужденная мера — иначе маленькие гномики слишком быстро убегают от своих родителей, и за ними совершенно невозможно уследить, если не использовать груз-утяжелитель в качестве сухопутного якоря. А выбравшись из каменных колыбелек — то есть приблизительно к году, гномьи детки начинают хватать рабочие инструменты своих родителей — тут уж не до игрушек становится взрослым, только и успевай, что обучать горно-рудным работам, рассказывать, как ставить крепи в шахтах, как плавить сталь, как строить мосты и крепости, как затачивать режущие кромки всяких там секир да мечей, как воспитывать чернопятых троллей, чтоб помогали при переноске грузов… Тяжелое детство — тут не до игрушек. И вот годам к двадцати, когда основы ремесел гномята освоят, и начинается… — Что именно? — уточнил Лотринаэн. Он пролевитировал бутылку, наклонив ее сначала над бокалом Далии, потом над своим. Судя по всему, эксперт Министерства Чудес пребывал в прекрасном расположении духа. — У кого что. Один из троюродно-дальних родичей Напы, например, решил освоить новые приемы добывания золота и стал профессиональным сборщиков пожертвований. Говорят, целые селения снимались с места и срывались с обжитых земель, когда слышали о приближении носатого гнома с жестянкой для сборов на общественные нужды. А другие поселения сбегали, когда к ним являлась вооруженная до зубов гномка и начинала с визгом и аханьем лазать по местным горам… У бабушки нашей славной Напы, — пояснила Далия в ответ на недоумевающий взгляд собеседника, — в детстве было много забот, и она отложила подростковый возраст на старость, сейчас отрывается. Во-от, — протянула мэтресса. — Так что, учитывая всё вышесказанное, стремление Напы Леоне накормить и обогреть всяких там бродячих котов или тощих студентов, вполне закономерно. — торжественно продолжала Джоя, и Лотринаэн скорчил кислую рожицу: — Лучше кошки. — Лучше студенты, — живо возразила Далия, очень хорошо помнившая Черно-Белого питомца гномки. — Не спорьте, — примирила мэтра и мэтрессу подошедшая Напа, — я всё, что угодно, приготовить сумею. Вам как, пожарить на вертеле или потушить с подливой? Лотринаэн и Далия обменялись демонятами, которые перекувыркнулись из больших эльфийских глаз в прищуренные мэтрессины. Лотринаэн не выдержал и громко зафыркал. Напа посмотрела недоумевающе, Далия — сердито, и полуэльф поспешил увести разговор в сторону: — Знаете, чем закончилась эпопея со свадьбой Крифиана и Ользиды? — Ользиду неожиданно простили родители, — ответила Далия. — Сегодня утром она здесь плакала, что молодость ее безвозвратно погублена, любовь предана, и только маменька с папенькой ее понимают; так что теперь наша тихоня собирается положить остатки своей жизни на благо кавладорской Алхимии. Пусть ее, — махнула рукой Далия. — Нынче Ользида сидит в библиотеке напротив новенькой таблички — ну, той, где выбитый зуб Гринча и поэма о подвиге принца Роскара, — и ждет, когда его высочество об нее случайно споткнется… — Запросы у девушки, — присвистнул полуэльф. — Ничего не выйдет, — подал голос, в промежутке между рыбой и запеканкой, мэтр Лео. — Принц Роскар не такой идиот, чтобы ходить по библиотекам. — Угу, — согласилась Далия. И обменялась с Лотринаэном еще одной партией демонят-акробатов. — Ничего, попадется ваша Ользида на зубок нашей патронессе, принцессе Ангелике, — многозначительно начал мэтр волшебник, но тут подошла Джоя и, сияя черной улыбкой — по случаю вечера девушка выбрала ультра-темную губную помаду, — спросила: — Как? Понравились вам мои стихи? Напа быстренько вскарабкалась на стульчик, откуда бросилась обнимать Джою, и громко оповестила весь белый свет: — Твои стихи просто прекрасны! Я будто снова побывала в Уинс-Тауне! Будто снова погрузилась в шум кузниц родного Орбурна! Джоя, садись, вот попробуй окорок, вот к нему свежая зелень, ты кушай, кушай — что-то ты бледненькая… Со стороны, где сидел полуэльф, раздались какие-то сдавленные звуки, но когда Далия грозно повернулась, то увидела только туман сработавшего телепорта. Через некоторое время прохохотавшийся волшебник вернулся. — Я что-то пропустил? — Пудинг, — ответила Далия. — Напа приготовила специально для Джои, но тут на всех хватит. Угощайся. Полуэльф издали принюхался к трясущемуся желеобразному угощению и щедро пожертвовал предназначенную для него порцию младшему коллеге — у мэтра Лео и желудок покрепче, и не такая большая потеря для Магического Искусства, ежели что… — С самого дома такой вкуснотищи не пробовала, — отозвалась Джоя, наворачивая свою долю деликатеса. — Джоя, а откуда ты родом? Из Ллойярда? Уинс-таун, Шуттбери? — Нет, — ответила девушка господину магу. — Я с острова Дац. Напа, а можно я еще стихи почитаю? — Конечно, читай на здоровье! — умилительно согласилась Напа. Джоя резво выскочила вперед и продолжила чтение своих заунывных баллад. А Далия и Лотринаэн возобновили обмен мнениями. — Я, конечно, знаю, что остаточное излучение Магии Смерти может отрицательно влиять на окружающих, но чтобы так… — Что ты имеешь против Джои? — возмутилась Далия. — Ее стихи. — Ода Восьмому Позвонку, — громко объявила девушка. — Тема стихов и их слог, — железно впечатала Далия. — Личное дело поэта. Посмотри — никто из слушателей не возмущается. — Ага. Да они просто не слышат — треск челюстей мешает. — Чтобы ты ни говорил — мне ллойярдцы нравятся. — Да? а кто подложил этой милой черно-белой барышне серебряную ложку и не садился за стол до тех пор, пока не исключилась вероятность анафилактического шока, столь характерного для вампиров? А-а, Далия, признавайся — ты ведь не просто так при случайной встрече с Лео начала зазывать его заглядывать к вам на огонек! Ты проверяла, не зомби ли ваша студентка! — Зомби очень глупые, — скривилась Далия. — Все знают — с мозгами у нежити не очень. Из обычного зомби студента не получится. Хотя обратный процесс трансформации студента в зомби вульгарис — осуществляемый без всякой магии — я наблюдаю почти каждый день… Кстати. Джоя, можно тебя на минутку? — выбрала алхимичка паузу в стихотворном потоке. — Да, мэтресса? — Извини, что спрашиваю — но тут вот мэтр Лотринаэн интересуется — у тебя случайно в кошках родственников нет? — Где? — не поняла Джоя. — В кошках. Котах. Леопардах. Рысях, тиграх, львах… — Оборотней у нас в роду, — вытаращив на Далию глаза, пробормотала Джоя, — никогда не было. — Приятно это слышать. Видишь, Лотти, что я тебе и говорила, а ты — Черно-Белая, Черно-Белая… Джоя покосилась на бутылку, продолжавшую левитировать от стакана мэтра к стакану мэтрессы, и решила, что лучше не вмешиваться. — Не называй меня Лотти, терпеть не могу ваших человеческих прозвищ! — Вот опять — «ваших», «человеческих»! Я, может быть, обижусь. — Не обижайся, — спохватился Лотринаэн, и, поймав ладошку мэтрессы, наклонился, чтобы поцеловать и загладить свою вину. Далия ойкнула. — Что такое? О Стихии, что у тебя с рукой? — Вожжи. Вот, натерла, знаешь, как бо-о… ой! — Сейчас подействует исцеляющее заклинание. А это что такое? Ожог, что ли? — Случайность. Не обращай внимания. — Ну как можно — на такую симпатичную девушку, и не обращать внимания? — тепло улыбнулся Лотринаэн. Далия начала расплываться в ответной улыбке, но вовремя спохватилась. Отодвинулась сама, вдруг обнаружив, что они с господином магом сидят, чуть ли не обнявшись, потом отодвинула предательское вино, и сделала попытку стать солидной и серьезной: — Что мы всё обо мне, да обо мне! А у тебя как жизнь? как магия? как заклинания, не отказывают ли? — А… — отмахнулся полуэльф. — Большинство — работают, как по волшебству, — Лотринаэн улыбнулся собственному каламбуру. Потом погрустнел. — Хотя забавно, что ты вспомнила о дефектных заклинаниях. Мне тут привели пациента на излечение с помощью магии Четвертого Шага — знаешь… — грустно понурился мэтр, — не мой это вид магии… — Откажись. — Не могу. Это родственник… не мой родственник, — поспешил пресечь все подозрения господин маг, — а, понимаешь, мой молочный брат — сын моей кормилицы, когда-то имел несчастье жениться, завести детей, вот его внучка, в свою очередь, вышла замуж за двоюродного брата сына бабушкиной… — Лучше скажи, что родственник, — посоветовала мэтресса. — Хорошо тебе говорить! Не тебе же ему мозги промывать! — А хоть бы и мне, — легкомысленно махнула рукой Далия. — Что, думаешь, я сяду в лужу? В крайнем случае — составлю компанию твоей замечательной четвероногой магии… — Четверошаговой! тьфу, четвертьногОвой!.. тьфу, из чего вы вино делаете… Чтобы какая-то, — брезгливо наморщив нос, протянул полуэльф, — человеческая Алхимия посмела тягаться с магией!.. — Не какая-то! — рассердилась Далия. — А сапиенсология! Зря смеешься, — холодно добавила она, посмотрев, как весельчака Лотринаэна снова разбирает хохот. — Давай сюда твоего подопечного — я ему мозги вправлю! Если найду, — на всякий случай оставила себе лазейку мэтресса. — читала Джоя, и Напа Леоне вдохновенно внимала литературному шедевру в стиле Сумрачного острова Дац: Господин Монгел ссутулился, нахохлился, спрятался за воротником и потому казался еще меньше, чем он был на самом деле. Голова его тряслась, карие, на выкате, глаза смотрели на мир жалобно и обреченно, руки крепко держали одна другую и тоже тряслись, загнанные под кресло ноги тоже время от времени начинали выстукивать чечетку, и вообще — господин Монгел являл зрелище безрадостное и несчастное. Даже Гринч в расцвет запоя не выглядел таки жалким, — подумала Далия. — А ведь, судя по костюму, Монгел — человек не бедный, на голодающего не тянет — разве что голодает по собственной воле, чтобы вызывать побольше сочувствия и участия. Интересно, что с ним такое случилось? — Понимаете, — прошептал господин Монгел, справившись с приступом паники, которую спровоцировало приглашение Далии присаживаться в кресло и рассказывать о своих бедах. — Я убил свою жену. — Это ужасно, — искренне посочувствовала Далия и жертве, и преступнику. — А когда утром, за завтраком, я рассказал ей подробности преступления, она вспылила и ударила меня сковородкой по темечку. Вот сюда, — господин Монгел наклонился и предоставил мэтрессе для изучения свою голову — с едва намечающейся лысиной, пока еще закрытой редкими русыми, в мелких кудряшках, локонами. Из-под прядей выглядывал желтовато-зеленоватый след старого синяка. — Угу, — только и смогла, что кивнуть, Далия. — Продолжайте, я вас внимательно слушаю. — А потом моя дражайшая госпожа Токиата пожаловалась своей матушке, госпоже Ребекке, и она спустила на меня сторожевую «потухшую» саламандру.[6] Она укусила меня вот сюда, — господин Монгел задрал рукав и предъявил след укуса на предплечье. — Это было шесть дней назад, — уточнил страдалец, на случай, если мэтресса вдруг захочет знать подробности. — А четыре дня назад мне приснилось, как я убиваю нашего соседа, который торгует зеленью и овощами. «Приснилось»?!! Так весь этот бред ему снится! О боги, слава вам — глубоко в душе возликовала Далия. — Это не натуральный маньяк, это всего лишь тихий безобидный псих… У сапиенсологини будто гора с плеч свалилась. — Когда я рассказал ему, как душил его несвежим укропом, он как-то очень странно на меня смотрел, — продолжал повествование господин Монгел. — А вечером, когда я возвращался со службы, за мной вдруг погналась длинная черная, в желтую крапинку, змея, и укусила меня, сейчас покажу… — пострадавший поднялся и принялся расстегивать поясной ремень. — Нет-нет, — едва не запаниковала Далия, — я верю вам на слово! — Спасибо, мэтресса, — тихо пролепетал господин Монгел. Помолчал и грустно-грустно посмотрел на госпожу сапиенсологиню: — Что мне делать, мэтресса? Я чувствую, что делаю что-то не так, но вот что именно? — Гм… — потанцевала бровями мэтресса. Покрутила карандаш. — А зачем, собственно, вы рассказываете тем, кто стал «жертвами» ваших снов об этих… э-э… фантазиях? — Как же иначе? — испугался Монгел. — Отец Джером, священник Ордена Отдохновения Ночного, мне так посоветовал еще в детстве. И я неукоснительно соблюдаю его предписание — иначе, если я не расскажу, а с человеком вдруг беда какая случится, ведь грех на мне будет! Нет, я рано утром, как проснусь, сразу же иду и всё рассказываю… — Похвально, — задумчиво ответила Далия. — Так что, получается, что у вас подобные кошмары бывают частенько… — Не кошмары! — встрепенулся господин Монгел. — Нет, что вы, мэтресса! Это совсем не кошмары! Я обожаю свои сны! В них всё такое красивое, яркое, будто… будто я сижу в театре и смотрю занимательную пьесу! Или еще лучше — будто я сам играю на сцене! Какие захватывающие монологи я произношу! Мои жертвы столь изысканно красиво молят о пощаде! Вы не поверите, мэтресса! когда я давеча сбросил свою супругу в Алер, предварительно привязав ей к ногам подушку, которую ее матушка подарила нам на бракосочетание — вы не поверите, мэтресса, какое было лицо у моей дражайшей Токиаты! Такое возвышенное, такое вдохновенное, тонкое и прекрасное!.. — О… вот как… Путем кропотливых расспросов мэтресса Далия установила следующее. Во-первых, все жертвы снов господина Монгела — люди, гномы и кентавры, которых он хорошо знает. Члены семьи, родственники, кумовья, сваты, седьмая вода на киселе — но чаще все-таки жена и теща. Дети — два сына и две дочери, были героями сновидений крайне редко, и обычно в качестве помощников, подавая папеньке веревки, чтобы связать жертву, или что-то в этом роде. Вторую по частоте убиваемости группу составляли купцы, лавочники и приказчики, которые или служили вместе с Монгелом (тот трудился счетоводом при Министерстве Золота и следил за расходами на некоторые секретные статьи государственного бюджета — то ли на выплавку пушек, то ли на обновление гардероба королевы Везувии, Далия не поняла). Пациента очень смущала недавно обнаруженная закономерность: стоит лавочнику обсчитать Монгела хотя бы на ломаный грош — всё, ближайшей ночью смотри сцену удушения, утопления или даже вообще нечто такое, о чем при дамах упоминать неприлично. Во-вторых, что это были за преступления! О, как сложно запутывал Монгел (во сне) следы своего участия в очередной кровавой разборке! О, как сложно обставляло его воображение картину преступления! Сколько раз ему приходилось выискивать таинственные руины, или грязные трущобы, или темные-темные подвалы — в Талерине-то такого днем с огнем не найдешь, вот фантазиям и приходилось страдать по полной, заправляясь в рабочее время идеями, высказанный в шедеврах Фелиции Белль, Жермуаны Опасной и Мегалотты Бимз. А орудия преступления? Куда там — «ножи, топоры»!.. Фи, разве можно получить кайф от преступления, совершенного столь примитивными средствами? Мощные тесаки гномьей голубой стали, с рунными подписями и спрятанными в лезвии проклятиями, старинные бронзовые секиры, помнящие кровь, пролитую в великих битвах прошлого (однажды Монгелу приснился даже сон про такую великую битву — увы, в подробностях не запомнился; слишком много пентийских осьминогов и миног в соусе из розовых лепестков по-брабансски бедняга-счетовод перед этим попробовал); правда, к сожалению, почему-то не фигурируют огромные мечи — наверное, вздохнул печально сновидец, не достоин он носить благородное оружие доблестных рыцарей… В-третьих, какой-либо сезонной закономерности в этих снах Монгел за собой не замечал. Он просто спал. И просто мстил своим обидчикам… — Ага! — воскликнула Далия, когда ей показалось, что она видит Истину за темной завесой чужих комплексов. — Обидчиков! Значит, вы действительно хотите отомстить? — бросилась мэтресса на многообещающую оговорку собеседника, как коршун на цыпленка. Монгел замахал руками, еще плотнее сжался в комочек, еще больше затрясся и начал уверять, что никогда в жизни, никогда, ни за что… Он человек тихий, смиренный, как он может брать на себя грех чрезмерной мести? Какое право он имеет судить, заслуживает ли кто-нибудь наказания, и какого? Далия похмыкала, убила (о, боги! простите, случайно с языка сорвалось) еще час времени, подробно расспрашивая Монгела о его привычках, истории, наследственности, образе жизни, а потом, отпустив жертву обстоятельств на свободу, крепко задумалась. Мэтр Лотринаэн, прохлаждающийся под красно-белым полосатым тентом, натянутым над столиками «Алой розы», встретил появление мэтрессы Далии бурными аплодисментами. — Жаль, что я не поспорил с Лео, — заявил господин маг, — Что ты сдашься, как только разок выслушаешь этого чудика. Впрочем, пустяк. Ведь Лео тоже пытался работать с Монгелом, так что он наверняка бы отказался от пари… — И как мэтр Лео работал с нашим страдальцем? — А, — отмахнулся маг, — еще хуже, чем я. До сих пор госпожа Токиата гоняет по клумбам чересчур резвых дождевых червяков… А сам я пытался Монгелу воспоминания изменить, понимаешь, чтобы он помнил не о том, что случилось на самом деле, а… — Так он на самом деле убийца? — всполошилась Далия. — Нет! Мы с мэтрессой Хлоей — весьма компетентная в магии Четвертого Шага магэсса, может, слышала? — просканировали его память вплоть до первого крика — никогда ничего подобного! Он даже мошек не бьет — боится причинить им вред! Правда, Хлоя после сканирования почему-то напрочь отказалась работать с господином Монгелом, что поделать, даже у лучших магов случаются кратковременные капризы… А сам я пытался его заколдовать, сделать ему личность… поуверенней, что ли? Посмелее, помужественнее. Безуспешно, — задумчиво протянул Лотринаэн. — Эх, придется, видимо, отдавать Монгела на терапию брабансским коллегам — говорят, тамошний глава Министерства Чудес, мэтр Адам, очень хорош в лечении застарелых неврозов. — Не спеши, — ответила Далия. — Я, между прочим, еще не сдалась. Следующий визит Далия нанесла в Министерство Спокойствия. Вход в Министерство Спокойствия украшали гномы. Мэтресса Далия скептически посмотрела на квадратные плотные фигурки, мельтешащие между зданием Министерства и сложенными неподалеку, на зеленом газоне, орудиями гномьего труда, закашлялась от клубов строительной пыли и поспешила закрыть рот и нос рукавом мантии. — Чего надо? — грозно спросил один из гномов. Судя по пыльному кожаному фартуку, рукам, упертым в крепкие бочкА по обе стороны самоуверенного пузца, окладистой бороде и сурово сведенным бровям, старший подрядчик. — Министерство закрыто! Никого пущать не велели! Приходите через неделю! А лучше через месяц, хотя, по уму, раньше нового года торопиться не следует… Декорируемо-разбираемый гномами фасад как-то очень громко ухнул, отломившись особенно большим куском, который при соприкосновении с землей поднял целую тучу пыли. Гномы обрадовались, оживились и принялись с еще большим энтузиазмом вгрызаться в стену Министерства. Обнаружившая очередной Необъяснимый Феномен макроэргической реальности мэтресса, следуя укоренившейся глубоко в подкорке привычке, уже тянула из кармана блокнот и карандаш. — Скажите, пожалуйста, уважаемый мастер, — издалека начала допрос испытуемых госпожа сапиенсолог. — Если меня не обманывают мои несовершенные органы зрения, сейчас вы с коллегами ломаете вход в здание Министерства Спокойствия королевства Кавладор. Не будете ли вы так любезны и не соблаговолите ли прокомментировать смысл ваших действий? Гном задумался. Чувствовалось, что ему хочется дать ответ правдивый, содержательный, серьезный и максимально полный. Правда, существовало некое тайное обстоятельство, еще не ведомое мастеру-строителю, но прекрасно известное самой мэтрессе: гномы никогда не думают о цели своих действий, им доставляет наслаждение сам процесс размахивания железными орудиями. Вот и на этот раз пойманный с поличным испытуемый не мог сообразить, зачем же ему нужно в прекрасный теплый летний день глотать летающую в воздухе пыль, надрываться, следя за десятком трудяг, ворочающих крупные каменные глыбы и матерящихся, когда случайно попадаешь мимо гвоздя по собственным пальцам. Гном думал. Дыра, ведущая в глубь Министерства, постепенно расширялась. Далия ждала. — Ну… ета… оне того… — наконец, разродился гном. Мэтресса Далия с деловым видом черкнула строку в блокноте. С настойчивым вниманием подождала продолжения. Гном стушевался. — Ента… вот так… я… ну… вы поняли? — О, да! — поспешила заверить мэтресса Далия строителя. Закрыла блокнот и постучала карандашиком по обложке. — Благодарю вас от имени всей кавладорской Алхимии за содержательный рассказ и неоценимый вклад в развитие отечественной сапиенсологии! — мэтресса, наклонившись, пожала гному руку. Мастер не сопротивлялся. — Можно, теперь я пройду в Министерство? — Да, конечно! — поспешил обрадоваться строитель и под локоток провел Далию к месту, где когда-то располагались ступеньки парадной лестнице. Шикнул на своих подчиненных, торжественно сопроводил мэтрессу через завалы строительного мусора, помог перескочить через пару особенно коварных каменно-блочных препятствий, собственноручно снял красную ленточку, обозначающую, что посторонним личностям вход в Министерство Спокойствия закрыт до окончания ремонта, и еще долго кланялся в след удаляющейся фигуре в мантии. Похоже, ремонтные работы по реконструкции парадного входа никак не сказались на общем графике работы господ сыщиков, полицейских и прочих специалистов, сторожащих мирный сон и не менее мирное бодрствующее состояние законопослушных подданных Кавладора, думала Далия, путешествуя по коридорам Министерства. Мимо мэтрессы сновали в разные стороны господа в мундирах, господа без мундиров, попался даже один господин без верхней одежды — впрочем, тролли никогда не утруждали себя лишним грузом; кто-то нес в руках стопки бумаг, кто-то, надрываясь, волок на собственном горбу жутко довольного пьяницу, кто-то цивильно обнимался с собственной алебардой, а еще один странный тип с совершенно экстатическим выражением лица целовал пергаментный свиток с официального вида печатью. Далия придирчиво посмотрела на последнего, по привычке схватила блокнот, но потом удержалась — приложив для этого совершенно катастрофическое усилие воли. Успокоив себя размышлением, что, судя по всему, уже прошло некоторое время с тех пор, как счастливчик начал свой целовательный процесс, а значит, есть существенная доля вероятности, что он простоит в той же позе за тем же занятием еще хотя бы час, алхимичка отправилась дальше. — Будьте любезны, подскажите, — обратилась Далия, но ее невежливо обошли. — Где мне найти… — мимо нее пробежали. — Инспектора Клеорна? — Далию просто не заметили и, если бы она не отпрыгнула к стене, прошли бы насквозь, как призрака. После долгих блужданий Далия добралась до специфического островка тишины — солидной дубовой двери на втором этаже. К этому порталу в секретнейшие недра наиспокойнейшего Министерства вел маленький коридор — с одной стороны располагалось маленькое окошко, распахнутое по летнему времени; чуть правее — спускалась лестница на первый этаж. Дверь охранялась. По правую и левую сторону от створок застыли два охранника — каждый ростом с недокормленного тролля, у каждого на плечах по пол-вагонетки изделий гномьих кузнецов, у каждого на передней стороне черепа написано стремление заслужить похвалу начальства. Детали правого и левого объектов немного различались: у правого в руках было копье иностранной разновидности (наконечник был намного больше обычного и весь с шипами-зазубринами по обеим сторонам лезвия), у левого подрагивал в огромных ручищах шипастый шар на цепи. Выглядели охранники, что и говорить, грозно. Поэтому Далия подошла к ним осторожно, на цыпочках, и заговорила тихим шепотом: — Пожалуйста… Скажите, где мне найти инспектора Клеорна? — Это секретная информация! — рявкнули оба охранника разом. Далию едва не снесло звуковой волной. — Мне он нужен по очень важному делу! Вы только скажите, где его найти? Можете не говорить, — тут же поправилась Далия. — Можете просто указать направление! Рука с шипастым шаром чуть дрогнула, но тут же была остановлена окриком собрата по двери: — Секретная информация! Не подлежит разглашению! — Тьфу ты! — в сердцах плюнула Далия. Вернулась к лестнице, долго смотрела на суетящихся на первом этаже сотрудников, прикидывая вероятность встречи с тем, кто сможет ответить на ее вопрос. Потом набрала побольше воздуха, как ныряльщик перед прыжком, состроила решительно-деловое выражение лица, и, развернувшись, — не каждый рыцарь так резво берет старт при виде противника, — уверенно и деловито направилась к запертой двери. Уловка сработала, но не идеально. Далия уже дотянулась до бронзовой ручки, уже занесла ногу, чтобы переступить порог — и тут ее остановила сталь экзотического оружия, перекрывшая вход. — Вы внесены в списки посетителей? — грозно пророкотал страж. — Вы Стражи растерялись. Ответить на подобный вопрос, что «информация не подлежит разглашению» было как-то неправильно. А вдруг и в самом деле мэтресса алхимик записана, и, следовательно, имеет право находиться в Министерстве Спокойствия? А вдруг — но это уже вообще из области невероятности — она тоже имеет право на допуск к секретной информации? Стражи задумались, как бы им почесать в затылках, чтоб не очень было заметны со стороны их раздумья над сложнейшей проблемой современности. После долгого молчания левый амбал неуверенно предположил: — Может, спросить министра, кто к нему записан на прием? — А где министр? — тут же откликнулась мэтресса. — Секретная информация не подлежит разглашению! — хором ответили ей. Тут Алхимик в Далии не выдержал и все-таки добрался до вожделенного блокнота. — Скажите, — обратилась мэтресса к правому охраннику. — Вам когда-нибудь ставили диагноз «сотрясение мозга»? — Секретная информация не подлежит разглашению! — Что вы ели на завтрак? — живенько повернулась алхимичка к левому охраннику. — Секретная информация не подлежит разглашению! — Вам нравится, когда наступают на ногу туфелькой с очень острой шпилькой? — Секретная информация не подлежит разглашению! — Ваш словарный запас составляет менее или более ста пятидесяти слов? — Секретная информация не подлежит разглашению! — Вы когда-нибудь испытывали сильные романтические чувства в адрес представителя противоположного пола? — Секретная информация не подлежит разглашению! — браво и гордо ответили стражи. Далия уткнулась в блокнот: — Так, запишем: отсутствие явного утвердительного ответа является доказательством, что подобные чувства респонденты испытывали чувства только к существам, к противоположному полу не относящимся… Правый охранник задумался, а левый — наверное, больше, чем собрат, преуспевший в накачивании мускулов внутри черепа, — как-то застеснялся и поспешил смущенно пробурчать, что он вроде как помолвлен… Милая девушка, учится в Университете… — Ага, ага… Изольда, что ли? И тут она успела… — А откуда вы знаете? — О, Изольду в Университете знают все! — не подумав, брякнула Далия и тут же прикусила язычок и попыталась исправить смысл своего высказывания: — Такая замечательная девушка, настоящее сокровище!.. — Да? — просветлел ликом охранник. — Я тоже так думаю! Она такая красивая, милая, так нуждается в защите и помощи, что… — Грм, — выразительно напомнил страж второй створки о служебном долге. — Служебная информация не подлежит разглашению! — проорал левый охранник. — Ладно, оставим Изольду в покое. Скажите, а вы когда-нибудь свой пост покидаете? — Служе… — начал было ответственный господин, но быстро скис под крайне выразительным взглядом Далии и ответил по существу. — Только в случае стихийного бедствия. — И часто они тут случаются? И какие события конкретно под эту категорию попадают? — деловито осведомилась Далия. Озвучить, что данная информация тоже секретна, стражи не успели — дверь кабинета министра отворилась изнутри, и появившийся на пороге господин Клеорн мигом напомнил болтунам о служебном долге. Он хмуро взглянул сначала на одного, потом — на другого, встопорщил усы, потом разглядел Далию и расплылся в приветственной улыбке: — Мэтресса, какая приятная встреча! Рад видеть вас в добром здравии! Позвольте спросить, какая необходимость привела вас в наше Министерство? — Служебная информация не подлежит разглашению! — автоматически гаркнула Далия, и только потом спохватилась: — Тьфу ты, привязалось! Инспектор Клеорн, мне нужна ваша консультация по поводу одного якобы совершенного преступления… — Далия прочирикала суть дела, которое ее привело в Министерство Спокойствия, после чего позволила увести себя для конфиденциального разговора в кабинет господина сыщика. — Монгел, — буркнул Клеорн. Щеки его надулись, брови сошлись в смертельной схватке, усы растопырились. — Монгел. Сыщик выразительно хлопнул по пухлой папке, извлеченной из глубин шкафа: — Вы не представляете, мэтресса Далия, как напряг всех в Министерстве тишайший и нижайший господин Монгел! Вот жалоба его сапожника — якобы Монгел следит за работягой с целью убийства; вот слёзная просьба зеленщика спасти его от бесчинной расправы, ожидающейся в следующее полнолуние; вот объяснения тайного советника Джиобарди — целый день работа Министерства Золота была невозможна, потому как шло разбирательство, кого из коллег в своем эпохальном сновидении Монгел зарезал просто так, а кого — с особой жестокостью, и старшие счетоводы дико возмущались, почему это их бездыханные тела отправили в Илюм, сторожить сокровища сфинксов. Пока не выяснили, чем же провинились страдальцы, что их так наказывают после смерти, несколько голов, в том числе и виновника дискуссии, было разбито с применением новейших вычислительных технологий (я имею в виду конторские счёты). — Странные фантазии у человека… — А вот посмотрите, мэтресса — здесь доносы госпожи Ребекки, — Клеорн протянул стопку исписанных листов, судя по объему — краткий конспект хроник гномо-эльфийских сражений. — Если бы Монгел хотя бы свою тещу довел до логического завершения — вот не поверите, сударыня, я бы его оправдал и лично ходатайствовал о смягчении приговора. Мы ведь за ним следили! Четыре стажера, сменяя друг друга, ходили, как привязанные, в течение недели — потом в слезах прибежали ко мне, потому как однажды утром Монгел подошел познакомиться и в красках поведал, какой смертью умерли шпионы нынешней ночью… Может, его все-таки запереть? — Куда? — всполошилась Далия. — Ну, — изобразил Клеорн что-то с длинными рукавами, завязанными крепким узлом на спине. — Есть же богадельни всякие. — Через два дня к вам прибегут лекари и сиделки с известием, что Монгел угрожает — теперь уже им, — философски пожала плечами госпожа Алхимик. — Тут нужно придумать что-нибудь другое… Что-нибудь… хм-м… убойное! Клеорн развел руками, показывая, что предложение Далии он еще не понял, но уже принял. — Например? — Я думаю, — ответила Далия и стала барабанить пальцами по столу. — У меня есть идея, — наконец, проговорила мэтресса. — Возможно, даже хорошая… — Слушаю вас, сударыня, — благоговейно склонил голову инспектор. — Уверен, ваша идея гениальна. Далия не спешила верить лести: — Гораздо более вероятно, что последствия моей идеи будут аморальными или противозаконными. Но если вы так настаиваете, конечно, я расскажу свой план, как приструнить воображение тишайшего господина Монгела. Два часа спустя, обговорив, пересмотрев, поспорив и утвердив окончательный вариант монгелоцентрированного воздействия, Далия летящей походкой покидала здание Министерства. Посреди столпотворения ответственных и серьезных хранителей Спокойствия королевства Кавладор, у нижнего края лестницы, связывающей этажи официального здания, стоял странноватый господин и по-прежнему, экстатически и самозабвенно, покрывал поцелуями печать черного сургуча на официального вида пергаментном свитке. Тут уж алхимичка не выдержала, и, выхватив карандаш и блокнот, подскочила, чтобы задать несколько вопросов: — Скажите, любезнейший, а… — Далия пощелкала пальцами у уха счастливчика. Тот не прореагировал и снова приложился губами к официальной печати. — А! А! а! — произвела акустическое воздействие мэтресса, общелкивая радующегося субъекта с разных сторон. Тот с упоением продолжал лобызать сургуч и пергамент. Чмок — печать, чмок — документ. Чмок — печать, чмок — снова документ, чмок… Далия сделала попытку как-то рассмотреть, что, собственно, за пергамент вызвал столь бурную реакцию. Подлезла счастливчику под руку, изогнулась, прищурилась — но сумела разобрать только обрывок слова — ага, руна «скай»… руна «фахт»… а это что за закорючка? а, руна «ингер». Вместе получается «сфи»… — Сфинкс, что ли? — спросила саму себя мэтресса. — Где сфинкс? — мигом откликнулся проходивший мимо серьезный бородач в кирасе и стальной каскетке. — Не знаю, — застенчиво улыбаясь, развела руками Далия. — Пролетел мимо — вот, бедолагу заколдовал, и улетел… И где теперь крылатого гипнотизера сыскать? Шуточка про «пролетевшего сфинкса» была особенно популярна в Унивеситете для определения алхимиков, подобных… хмм, ну, чтоб далеко за примером не ходить, хотя бы мэтрессе Далии. Когда к ней в руки попадала очередная энциклопедия, ее отстраненно-оглушенный вид и отсуствие реакции вне напечатанных крупным шрифтом раздражителей, по слухам, как раз соответствовали дозе гипноза, излученного на жертву крылатым магическим существом. Бородачу, по всем университетским традициям, полагалось рассмеяться шутке, или, может быть, попытаться пошутить в ответ, но сотрудник Министерства Спокойствия повел себя совершенно иначе. Он достал из кармана свисток и принялся неистово свистеть. Как по команде… хотя почему «как»? Точно следуя полученным при вступлении в должность инструкциям, сотрудники Министерства Спокойствия — сыщики, шпионы, полицейские, следователи, палачи, дознаватели, сторожа, охранники, головоломы, головотяпы, штатные чтецы мыслей и вольнонаемными осведомители, бросились оказывать организованное сопротивление возможному противнику. Как по мановению волшебного посоха, в руках шнырявших по Министерству чинов оказались щиты и дубинки. Кто-то подкатился под лестницу, и наставил служебный арбалет вверх, под потолок. Кто-то спешно баррикадировал двери по правой стороне коридора, срывая с петель дверцы с противоположных проемов. Кто-то с визгом «Спасай документы!!!» ворвался, разбив преграды, в ближайший кабинет и принялся швырять из окон шкафы с отчетностью. Спустя две с половиной минуты Далия осталась единственным неспрятавшимся человеком в Министерстве — конечно, кроме целовальщика, но его можно было смело сбросывать со счетов. Как на грех, вверху, под потолком второго этажа, мелькнула тень перепуганного голубя, и тут же стала мишенью для огненного шара, электрического разряда и десятка арбалетных болтов. На Далию и целовальщика посыпалась отбитая штукатурка. Пока мэтресса думала, а не завизжать ли ей, или, может, не мелочиться, и попробовать обморок, ее невменяемый сосед пришел в себя, недовольно спросил «Что за демонские штучки?», стряхнул с драгоценного пергамента пыль и отправился восвояси. Мэтресса поспешила следом за ним, на выход, усиленно делая вид, что она забредала в Министерство абсолютно случайно. Еще немного постояла на улице, наблюдая, как два знакомых амбала с риском для жизни (жизни министра, разумеется), эвакуируют из здания, «подвергшегося атаке сфинкса», господина Ле Пле. Министр Спокойствия яростно вцепился в каменного дракончика, который украшал карниз окна кабинета, и категорически отказывался выбрасываться со второго этажа. Охранник-левый, отбросивший на время спасательных работ шипастый моргенштерн, подталкивал Ле Пле поближе к свободе, и, следовательно, к спасению (и, подумаешь, к какой-то там черепно-мозговой травме!). А охранник-правый сражался с кем-то внутри кабинета министра. Далии с улицы был не виден атакующий противник, но копье, даром что иноземное и экзотическое, свистело, рассекая воздух, сверкало, ловя лучи солнца, совершало опаснейшие выпады, и вообще… Далия, конечно же, в отличие от того же мэтра Фриолара, даже не притворялась специалистом по фехтованию, но ей понравилось. Темнота кончилась. Несчастный господин Монгел, связанный по рукам и ногам, подслеповато заморгал, когда таинственные незнакомцы стащили с его головы холщовый мешок. Беспощадные похитители включили магический фонарь и направили яркий поток света прямо в лицо бедолаге-счетоводу. — Отвечать! в глаза смотреть! Не мешкать!! — заревел раненным медведем первый из похитителей — мужчина выше среднего роста и более, чем среднего, плотного сложения. — Отвечайте, или мы загоним вам черепашек в… под… — фальцетом поддержал товарища по преступлению второй. Первый похититель шикнул на второго, и черепашья угроза временно отвернулась. — Я вас внимательно слушаю, — чуть спокойнее повторил похититель (тот, что поплотнее), сел за письменный стол, подвинул чернильницу и стопку бумаги. — Признавайтесь. — А… а в-в чем? — трясясь и икая, пролепетал Монгел. — В своих преступлениях. Коллега, — подал знак своему сообщнику похититель. Коллега порывисто подлетел к столу, навис над сжавшимся в комочек подозреваемым обвиняющим знаком вопроса и высоким ломающимся голосом прокричал: — Кто убил саламандру госпожи Ребекки?!! — Не я! Нет, не я!! — заплакал маньяк-самоучка. — Нет! Я не убивал ее! Она сама умерла, от старости! — А вот наш свидетель уверяет, что дело было иначе, — весомо шевельнул усами обвинитель-похититель. — Мэтр, образуйте свидетеля. Мэтр послушно «образовал»: стена помещения, куда похитители доставили маньяка-сновидца, вдруг заискрилась, отодвинулась в сторону, и из глубин каменной кладки выплыла госпожи Ребекка. Монументальные семь пудов веса, роскошная копна седых кос, собранных на макушке в затейливое гнездышко — где, в соответствии с писком столичной моды трехлетней давности, сидела фальшивая птичка, — обтягивающее лимонно-желтое платье и, для полного комплекта, веер, силой дуновений вполне способный заменить гномий горн. Господину Монгелу стало плохо, и он медленно пополз со стула вниз. Госпожа Ребекка медленно приблизилась к перепуганному зятю и обвиняюще скривила ярко накрашенные сливовой помадой губы. — Мама! — заверещал Монгел, молитвенно сложив руки, — Мама, не трогал я вашей саламандры! Она сама в погреб заползла! Я ее туда не ронял! Мама, простите, я не хотел! Я только за простоквашей в погреб пошел, жарко было, холодненького захотел, а саламандра ваша туда сама скопытилась!.. — и незадачливый «маньяк» разразился бурными рыданиями. — Нет у саламандры копыт! Врешь, врешь, и не краснеешь! — попытался возразить мэтр, но сник под выразительным взглядом коллеги. — Будем оформлять протокол, — буднично объявил первый из «похитителей». — Мэтр Лео, свидетельницу…э-э… изолируйте… — Сей момент, — волшебник сделал короткий пасс рукой, и стена вернулась на прежнее место, а свидетельница буквально растаяла в воздухе. Впрочем, господину Монгелу было не до того — он давился от рыданий, слезы текли из него потоком, смешиваясь с другими жидкостями, которые тоже не желали оставаться внутри тщедушного трясущегося тела. Инспектору Клеорну пришлось потрудиться: Монгел столь охотно сознавался во всех преступлениях, на которые только намекал господин сыщик, что у того руки устали записывать. Пришлось привлечь мэтра Лео — тот наставил на официальный документ клякс, долго тренировался Призывать муравьев, чтоб они выгрызли лишь испорченный кусок страницы, и не тронули чего-то остального, потом пришлось воспитывать Лео… Где-то к двум часам ночи громилы-охранники подхватили Монгела под мышки и поволокли в камеру. Жена и теща, трепетавшие в коридоре, дружно схватились — одна за горло, другая — за грудь, — когда увидели несчастное создание, умытое слезами. — Господин инспектор! Господин инспектор! за что ж его? — простонала госпожа Токиата, но ее супруг ответа уже не услышал. Его унесли за угол, потом — в подвал, потом, коротко раскачав за плечи и ноги, швырнули в камеру и с грохотом закрыли дверь на огромный ржавый засов. — Слышь, убогий, — окликнули Монгела какие-то незнакомцы, когда шаги охранников стихли. — Ты кта таков будешь? — Я?.. Монгел, счетовод, — пролепетал «маньяк», поднимаясь с усыпанного отдельными чахоточными соломинками пола. Поморгал, привыкая к сумраку. Наконец, различил очертания нескольких сидящих фигур и медленно, придерживаясь за стену, побрел к ним. Тяжело опустился на свободное местечко. — Слышь, счетавод! — вульгарно растягивая гласные, продолжил любознательный обитатель камеры. — За чта тебя сюда? Баранки варавал, чта ли? Серые фигуры дружно загоготали. У Монгела остатки души попытались найти остатки пяток — увы, те уж давно превратились в мелкое сито… — За… за убийство, — заикаясь, пролепетал бывший счетовод. — Харош гнать! — не унимался любознательный. — И каво ты убил-та? Личную казявку? — Двадцать семь человек, — тяжело вздохнув, сознался Монгел. — Не считая тех, с кем я был знаком заочно. Минуту в темной камере царила тишина, потом грянул дружный гогот. Практически сразу же дверь камеры распахнулась, заметались ярко-белые лучи волшебных фонарей, какие-то люди — судя по звуку шагов, люди большие, в кольчугах и вооруженные до зубов… Хотя последний пункт трудно было установить на слух — но помогли удары, которые охранники щедро раздавали направо налево. Через какие-то секунды, когда с весельем было благополучно покончено, Монгел понял, что его приковали к стене за кольцо, надетое на запястье; другим заключенным повезло то меньше, то больше: кого-то просто отбросили к стенке, кого-то приковали всеми возможными способами, кому-то обеспечили потерю сознания до утра и щедрую головную боль после… — Не беспокойся, — произнес один из миротворцев, когда с нейтрализацией обитателей камеры было покончено. Поднес волшебный фонарь, осветил лицо Монгела и произнес кровожадно: — Вот он, наш убивец… Ничего, до утра ты здесь никого не убьешь, а утром… И выразительно, так, чтобы Монгел понял, что имеется в виду, почесал ребром ладони собственную шею. Мог бы и не стараться — у несчастного счетовода уже не осталось сил, чтобы паниковать. Он тихо потерял сознание. Когда он пришел в себя, по углам камеры шелестел тихий шепот: — От оно как… Хлипкий, мелкий, а тудыть! Двадцать семь человеков завалил! Да столько же гномов, пятерых троллей, а гоблинов — и вовсе без счету… — Еха как судьба человека шкандыбает! Такой бы из него горлорез получился, а уже не, — громкий звук всасывания бывшего обеда из зуба, — хана… Волки позорные, спокушники наши, такого человека под топор подставили!.. Услышав из этого «достоверного» источника, что завтра его ожидает казнь, Монгел еще раз потерял сознание — теперь уже до утра. Ощущая подрагивание в коленях, Монгел покорно позволил снять себя с цепи и перенести наверх, на первый этаж, в кабинет сыщика. Хозяин кабинета — тот самый, усатый и представительный, который вчера похищал несчастного счетовода, ругался с мэтрессой Далией. Как догадался Монгел после нескольких услышанных фраз, мэтресса протестовала, что приговор убивцу вынесен без ее участия, что она еще не закончила подробный анализ личности и комплексов приговоренного, что ей чихать на торжество справедливости — пока Монгел не разобрался со своим подавленным Я, казнить его не обязательно, не нужно, и так далее. В итоге господин Клеорн рявкнул, грозно встопорщив усы: — Хотите его изучать? Пожалуйста! У вас полчаса времени, пока я найду штатного специалиста по наказаниям. — Скажите, инспектор, — осведомилась Далия, с карандашом и блокнотом наготове ожидая ответа: — Насколько часто вы заменяете понятие, имеющее резко негативный смысл и употребляемое в отрицательном контексте, служебным эвфемизмом? Инспектор прорычал что-то, плюнул и ушел. Мэтресса подскочила к Монгелу и потянула куда-то. — Быстрее! Нельзя терять ни минуты! — Что… куда… зачем… — Это ваш последний шанс, сударь! Скажите честно, вы виновны? — Да… я… — Нет, нет! Я не требую признаний! Я лишь прошу — пожалуйста, загляните в свою душу — и скажите, вы действительно лишили жизни всех своих жертв? — Я хотел этого. Иногда сны бывают такими реальными! — низко повесив голову — чтоб успеть начувствоваться шейный остеохондроз, до тех пор, пока топор не прекратит траты на костоправа и растирания, — ответил несчастный «убивец». — Дорогой господин Монгел, это ведь так естественно — ведь во снах мы проживаем то, что нам не суждено прожить в настоящем макроэргическом пространстве реальности! — с доброй улыбкой лектора ответила Далия. — А что такое… — Не отвлекайтесь. Сознавайтесь — вы — Желал, — печально сознался Монгел и заплакал. Далия возвела очи горе, потрясла руками, призывая богов быть свидетелями ее долготерпения, потом подошла к стене, свободной от шкафов и сейфов, легонько ее толкнула — и стена, предусмотрительно разобранная бригадой очарованных Алхимией и сапиенсологиней гномов, развалилась на отдельные кирпичи. Монгел от удивления позабыл о слезах. — Бежим! — коротко скомандовала Далия и потянула бедолагу за собой. С другой стороны разрушенной стены мэтрессу поджидал степенный гном-строитель. Он уважительно поддержал алхимичку при прыжке через каменную груду, подтолкнул Монгела, который в страхе замешкался; потом бригадир заорал на подчиненных — что вы, пиво пить сюда нанимались, или давайте все же — Никогда в жизни не встречал такого хлипкого и внушаемого типа, — заключил инспектор Клеорн, наблюдая за совершающимся побегом из окна второго этажа. — А вы? — Служебная информация не подлежит разглашению! — бодро крикнули два охранника, сидящие на карнизе под окном. Правый крикнул чуть громче, поэтому не удержался на узком выступе (или хитро прищурившийся каменный дракон его подтолкнул) и сорвался вниз. Левый сумел восстановить равновесие, отдышался, посочувствовал товарищу, приземлившемуся в цементный раствор, потом жалостливо посмотрел на Клеорна и ответил: — Всяко бывало… Дотащив Монгела до «Алой розы», Далия впихнула его в бывший обеденный зал, уронила жертву полицейского произвола на стул и перевела дыхание перед тем, как разразиться длинной напыщенной речью: — Господин Монгел! Я знаю, что вам нужно сделать! Значит, так. Во-первых, вы меняете имя и внешность, называетесь, допустим…допустим, господином Легномом. Во-вторых, вы меняете место жительства — я уже договорилась с вашей тещей, она предоставит вам на лето загородный домик, в котором когда-то жили ее родители. Потом — в-третьих — вы меняете образ жизни — больше никогда, ни при каких обстоятельствах, не рассказываете первым встречным о своих снах! — а? — попытался поспорить Монгел-Легном, но мэтресса знала, как профессионально давить на психику. — Отставить споры! Рассказывать можно отцу Джерому… (Из кухни донесся вопль Джои: «Запускайте, запускайте!») В дверь ресторации осторожно постучались, и в обеденный зал спокойно, не теряя достоинства, прошествовал священник Ордена Отдохновения Ночного. Следом за ним, не дожидаясь персонального приглашения, к присутствующим присоединился загорелый, темноволосый молодой человек лет двадцати шести, в костюме горожанина — разве что взгляд у господина был необычный, нахальный, настойчивый и целеустремленный. — Или вот, господину Бронну, — представила указанную персону Далия. — Очень, очень надежный человек! Смело рассказывайте ему свои фантазии! — Ага, — включился Бронн, лучась обаятельно-настоятельной улыбкой: — Можете даже убить меня — только в своих снах, разумеется! Далия и отец Джером вежливо рассмеялись. — Но… — проблеял Легном. — Мне же надо на что-то жить! как же — я ведь потеряю работу! — Не беспокойтесь, я уже всё обдумала! С кухни послышалось какое-то шебуршание, потом дверь отворилась, и в обеденный зал вошел мэтр Лотринаэн. Далия сердито нахмурилась, и Джоя с Напой, активно подслушивающие ход событий, переползли за дверной косяк и прикинулись кастрюльками. Маг тем временем уже объяснял выпавшему в осадок Монгелу-Легному, раскачивая перед глазами «пациента» кристалл магического посоха: — Все ваши коллеги верят, что вы скрылись в неизвестном направлении! Они принимают вас за другого человека! Они знают, что вы Легном, человек смирный и тихий! Вы не Монгел, который рассказывает свои фантазии первому встречному! Вы Легном, который добросовестно исповедуется священнику и общается только с женой, тещей, детьми, и самыми близкими друзьями… — И сотрудниками газеты «Талерин сегодня», — подсказал Бронн. — И сотрудниками газеты, — охотно повторил Лотринаэн. Сделал несколько пассов, повертел посохом, отчего глаза Монгела закрылись, голова закачалась на тонкой шее, потом волшебник поколдовал еще немного. Отец Джером кисло следил за магическими манипуляциями и рассеянно крутил в руках символ своего Ордена — диск, раскрашенный стремящимися к центру черно-белыми спиралями. Очевидно, перед внутренним оком священника проходили недели и месяцы, насыщенные яркими человеко- и не-только-человеко- убийственными фантазиями прихожанина. Далия почувствовала необходимость сказать слова утешения: — Не тревожьтесь, отче. Бронн мечтает о карьере сочинителя, так что, пока не допишет роман, от Монгела просто так не отстанет. А ведь, кроме Бронна, в столичной газете полно других амбициозных журналистов, да и газете надо публиковать какие-то новости — не беспокойтесь, на вашу долю достанется самая чуточка исповедей. Отец Джером немножко приободрился. Очередным заклинанием Лотринаэн сменил «Легному» цвет волос, добавил жирку на талию, подумав, изменил цвет лица с изжелта-бледного на легкий румянец, потом подумал, и у жертвы обстоятельств выросли уши, потом подумал, и… — Не увлекайся, мэтр, — остановила мага Далия. — Да ладно тебе! Мне — пустяк, а Токиата нам всем потом спасибо скажет. — Что, давно не нарушал Закон о Магии, самовольно вмешиваясь в жизнь разумного существа? — съехидничала Далия. — Или тебе так хочется еще пару лет своей жизни потратить на его терапию? Давай, телепортируй его отсюда. Напе пора приступить к приготовлению обеда. У меня тоже дел по горло… Мэтр Лотринаэн прочитал еще несколько заклинаний (отец Джером, видимо, почувствовал какие-то магические потоки, потому как удивленно поднял брови), исчезнул Монгела, потом, объявив, что вернется после того, как еще раз поговорит с господином Джиобарди, телепортировался сам. Бронн аккуратно записал всё, чему был свидетелем, сложил блокнот в карман — но тут же достал и с трепетным ожиданием подскочил к вошедшему в ресторацию инспектору Клеорну. — Господин Клеорн, как вы прокомментируете побег из Министерства Спокойствия самого известного преступника всех времен и народов? — Он скажет, что такого преступника не велено брать живым, — возмутилась Далия и принялась выпихивать Бронна вон. — Иди, сочиняй свои новости! Брысь отсюда, а то покусаю! — Эх, мэтресса, где ж ваша тонкость и сочувствие! Я ж еще даже не завтракал. О, идея, напишу-ка статью о журналисте, умирающем с голоду — может, жалованье прибавят? — но вместо того, чтобы взяться за карандаш, Бронн взялся за Напу, и та повела его к столикам на мостовой, куда уже брела Полин с подносом. — Гм… Мэтресса? — скромно откашлялся Клеорн, когда прочие посетители «Розочки» отправились по своим делам, и они с Далией остались наедине. — Вы по поводу Монгела? Спасибо вам за помощь, инспектор! Думаю, что о результатах можно будет говорить не сразу, должно пройти дней семь-девять, чтобы сказать, подействовала ли терапия… Мэтр Лотринаэн обещал лично обновлять заклинания внушения! Я думаю, что всё получится, — немного бессвязно принялась благодарить и объяснять произошедшее разволновавшаяся Далия. Клеорн подкрутил усы, мимоходом отметив, как легкое смущение украшает мэтрессу: — Не беспокойтесь, сударыня. Если Монгел примется за старое, и опять начнет баламутить народ пересказами своих снов, у меня в Министерстве лежит подписанное им признание — загремит на каторгу, как миленький. — Не слишком ли это жестоко? — затрепетала глазками Далия. Клеорн взял мэтрессу за руку и проговорил срывающимся голосом: — Если дело дойдет до суда, думаю, король учтет, что Министерство Спокойствия и я, как его служащий, действовали исключительно из соображений самозащиты. Кстати, о личной безопасности… Гм-м, Далия… А чем вы заняты сегодня вечером? — Монографией, — с чарующей улыбкой ответила Далия. Клеорн, не зная, как соперничать с Алхимией, растерялся. Обмен проникновенно-загадочными взглядами прервала вернувшаяся Напа. Она деловито подошла, хлопнула Далию по той части тела, до которой только и могла дотягиваться, — мэтресса ойкнула, — а гномка громким шепотом напомнила: — Ты уже его спросила? Спроси еще раз! — О чем вы хотели меня спросить? — поинтересовался сыщик. — Понимаете, Напа Леоне хотела навестить своих родственников в Ллойярде, а, знаете ли, там была некая двусмысленная история с его величеством Тотсмитом… — И персиками, — кивнул Клеорн. — Слышал. Напа грозно нахмурилась и снова ткнула Далию — на этот раз под коленку. Та поморщилась, но не сдалась: — Можно ли как-то посодействовать, поспрашивать, походатайствовать, чтобы Напе разрешили проезд в Уинс-таун? Недолго, хотя бы на неделю! И она даст слово, что не будет заниматься резьбой по мрамору и любым другим декоративно-прикладным искусством! — Я посмотрю, что можно сделать, — ответил Клеорн и, раскланявшись, отбыл. — Зачем ты напридумывала всяких сложностей? — грозно спросила Напа Далию. — Нет, спасибо, конечно, я соскучилась по маменьке и папеньке, но я-то ведь хочу не в Ллойярд, что я, родителей собственных не видела? Я хочу поехать в Эль-Джалад! и начать там охренологические раскопки! — Напа, успокойся. Во-первых, если я хоть немного разбираюсь в мужской психологии, Клеорн сделает тебе разрешение на пересечение границы Кавладора в любом направлении, действующее неограниченно долго, а если очень повезет — он и меня в твою подорожную грамоту впишет без лишних вопросов. — Это хорошо! Я бегу паковать вещи! — подпрыгнула от восторга гномка. Далия перехватила ее за воротник: — А во-вторых, — добавила мэтресса, понизив голос. — Ты, как всегда, забыла главное. — А что у нас главное? — Тссс!!! Конспирация!!! — Ага. Тссс, — громовым шепотом скомандовала сама себе Напа. — Конспирация! — и на цыпочках, осторожно, громко скрипя сапогами и половицами, отправилась в свою каморку, прикидывать, нужно ли что прикупить для дальнего путешествия. Два дня спустя Далия возвращалась после того, как посетила с дружественным визитом конюшню полка королевской гвардии и скормила обещанные два фунта морковки серому умбирадцу господина Шантильона. Договаривались алхимическая и копытная стороны об одном фунте, но мэтресса не стала жадничать и делить. Морковкой больше, морковкой меньше — для сапиенсологии тьфу, ерунда. К тому же Далия обнаружила, что ее появление вызывает у хозяев лошадей крайне странные реакции, и дала себе слово прийти еще раз, с сапиенсологическим оборудованием, и всё подробно изучить. На заметку: взять Гыртрчака, тролля-лаборанта, а то он без присмотра мэтра Питбуля совсем зачах, — даже попробовал устроиться барабанщиком в какую-то молодежную музыкальную группу; запастись веревками, чернилами и Напой. Веревки — Напу связывать, а то она и тут начудит… На подступах к «Алой розе» мэтресса была атакована неизвестным. Среднего роста нелепый человечек с букетом увядших колокольчиков наперевес бросился к Далии и принялся восхищаться ее умом, неземной красотой, алхимической компетентностью и чем-то еще, кажется, фасоном черной мантии. После секундного замешательства сапиенсологиня с некоторым удивлением опознала в господине Монгела-Легнома. Да, это был он — отъевшийся, чуть успокоившийся, с развесистыми слоновьими ушами, в черном парике и с фальшивыми зелеными очками на носу. — О, мэтресса, позвольте вас отблагодарить! — Позволяю, позволяю… отдайте уже этот веник! — Всё ради вас, мэтресса! — Ну, господин Монгел, рассказывайте. Как ваша жизнь? Удалось ли обмануть сослуживцев? как вас, беглеца от правосудия, встретила супруга? Сняться ли вам сны того же, угрожающего окружающим, содержания? Монгел, трепеща от восторга, поведал, что всё в порядке. Сны снятся, еще более занимательные, чем прежде. Тайный советник Джиобарди старого сотрудника в Легноме в упор не признал, коллеги косятся, но он, в соответствии с инструкциями Далии, молчит и рассказывает сновидения только жене, теще и Бронну — такой милый молодой человек! Ловит каждое слово и подробнейше всё записывает! С супругой они помирились — она тоже иногда странно на него смотрит, но стоит Легному завести разговор о ночи в камере, как Токиата начинает рыдать, просить прощения и уверять, что никаких доносов ни она, ни ее маменька не писали, и вообще, никого арестовывать не просили… Госпожа Ребекка завела вместо погибшей «потухшей» саламандры щенка орберийской овчарки, и требует, чтобы песик приносил тапочки Легному, как главе семьи. Зачем? Да кто эту Ребекку знает? Песик хороший, тапочки жует не часто, вот минувшей ночью приснился — только не мертвый, а наоборот, вполне живо и радостно гонял с лаем свою пожилую хозяйку вокруг колодца. Что бы это значило? — Даже не могу решить, что сказать в первую очередь, — задумалась Далия. — Знаете ли, ведь толкование снов — область сразу нескольких наук и прикладных специальностей. Есть астрологическое толкование, есть руническое, есть кофейное… — В последнее время, — гордо заявил господин Монгел, — я доверяю только алхимическому. — Похвально, похвально. — И знаете, мэтресса, — оглянувшись по сторонам, добавил бывший страдалец, дотягиваясь до уха Далии. — Раз уж зашла речь о необъяснимом и алъхимическом… Под утро мне приснился совсем уж странный сон. — И какой же? — Будто мы с вами стоим в часовне. Мою драгоценную Токиату только что отпели, и я лично запер ключом дверь в их фамильный — с госпожой Ребеккой — склеп. Вы, мэтресса, такая красивая, ну такая красивая!.. Отец Джером нас венчает, а мэтр Лотринаэн рыдает и вытирает нос вашей старой черной мантией. А я, простите за вольность, мэтресса, в одной рубашке, замерз, как собака, и потому вы берете меня за руку… — И что? — подозрительно спросила Далия. — И тут меня жена разбудила, — с ностальгическим вздохом ответил Монгел. — Я ей утром сон рассказал, она сразу в слезы… А я так сразу подумал: мэтресса Далия сумеет объяснить мои сновидения, она ведь умная и понимающая, она сразу же скажет, что означает это сон, — Монгел истово воззрился на Далию, видимо, ожидая, что у нее из рукавов мантии вдруг выскочит стая белых кроликов. Перебрав в уме наиболее возможные интерпретации сна неизлечимого пациента, Далия с трудом сохранила нейтрально-вежливое выражение лица и принялась спешно изыскивать пути отступления. И тут очень кстати увидела, как по противоположной стороне мостовой бредёт печальная Изольда. — Простите, сударь, я вынуждена прервать нашу увлекательную беседу. Вот идет моя подруга, она, кажется, еще в большей беде, чем вы сейчас. Далия, делая вид, что не замечает прилепившегося к краю ее мантии Монгела, подбежала к Изольде и изобразила сочувствие и внимание к ее проблемам: — Изольда, дорогая! Ты столь печальна! Что-то случилось? — Ах, Далия! Ты не поверишь! Меня бросил этот изменщик, кавалер Шантильон! — Как?! — наигранно удивилась Далия. Монгел шепотом повторил вопрос, видимо, его фантазия отказывалась принять, что кто-то может по доброй воле отказаться от шикарной стройной блондинки. — Он тебя бросил? Опять?!! — А, ты уже в курсе? — заплакала Изольда. Вытерла глазки и носик ажурным платочком. — Оказывается, он уже расставался со мной в прошлом году, сразу после того, как женился на Матильде! А я как-то забыла, что у нас был роман… И он не напомнил… О, как я несчастна! — зарыдала Изольда. — Мое сердце застыло от горя! Кто меня обогреет?! Кто меня спасет?! Далия, не теряя времени, отскочила на два шага и притянула к себе Монгела: — Слышали? — Что? — Контрольные слова: обогреет, сердце, женитьба, да еще у Изольды начинается насморк, она плачет и утирает нос платочком — всё как в вашем сне. — А эльф? — нашел несоответствие Монгел. — В моем сне были еще священник и эльф! И мантия! Черная, алхимическая! — Мантия у Изольды есть, — заверила Далия. — Попросите, она вам покажет. А что до остального… — Мэтресса спешно сканировала улицу на предмет подсказок. — Вот! Глядите! — она указала на вывеску аптеки: «Эльфийское долголетие — с нашими настойками!» и мастерской по реставрации и переписке книг: «Святые слова оптом и в розницу!» — Похоже, сударь, ваш сон был вещим. Вам остается только одно — идти и немедленно обсудить двойной символизм вашего сновидения с Изольдой. — А вы? — беспомощно заморгал господин маньяк. — Не беспокойтесь обо мне, — ответила Далия, постепенно, микроскопическими шажками, отползая в сторону, — я упомяну о вашем случае в своей ближайшей монографии — не беспокойтесь, абсолютно конфиденциально, не называя имен; и буду молчать, если ваша жена вдруг спросит, где вы и с кем. Всё, сударь, можете поверить — я — могила! — И, подтолкнув Монгела еще ближе к Изольде, сочла за благо сбежать под надежную охрану Напы Леоне. — Бывают сны вещими, — бормотала Далия, — бывают пророческими. Бывают цветными, бывают — тьфу-тьфу-тьфу, как бы не сглазить! — черно-белыми. Бывает, полночи не можешь уснуть, ворочаешься, студентов считаешь… Но чтобы сны были исключительно маньяческими?!.. И откуда только все эти ненормальные берутся?! Мэтресса выразительно потряхивала головой, грозила сама себе пальцем и себя же убеждала в том, что причиной возрастания популяции разумных существ, не дружащих с собственной головой, является недоразвитие сапиенсологии как прикладной науки. Пора, пора слезть с теоретических вершин и заняться низменной практикой! У двери «Алой розы» Далия столкнулась с Джоей. Студентка, согнувшись от тяжести, волокла огромную, потемневшую от времени, кость. — Что это? — не поняла Далия. — Берцовая драконья кость. Видите, характерные выступы? Чтоб когти мощнее выросли и лапы специальными наростами уплотнились. Значит, самец был… Мне мэтресса Аббе отдала, чтобы я за лето подготовила реферат и сделала осенью развернутое сообщение. Знаете, оказывается, существует версия, что прочность драконьих костей обусловлена отдаленным родством вида дракон благородный с некоторыми жуками семейства оленоголовых… «Еще раз Лотринаэн посмеет хихикать над стихами девчонки, — решила в ту минуту Далия, — возьму стажировку в Чудурский лес, научусь быть оборотнем и покусаю его эльфийские уши. Он меня давно уже достал своим совершенством! А Джоя — абсолютно нормальная девчонка. Для алхимика, конечно…» Пристроив драконью косточку, Джоя вернулась в обеденный зал, чтобы составить Далии компанию: — А хотите, я вам свои новые стихи почитаю? «… Хотя всё в мире относительно», — подумала Далия. Ближе к полудню В крошечном закутке, считавшемся рабочим кабинетом мэтрессы Долли, Ученый секретарь Университета, Далия поучаствовала в распитии чая в компании упомянутой старшей коллеги и личного секретаря господина ректора. — Запишите, Далия, а то вдруг забудете, — на шестнадцатое назначили заседание Большого Совета, — сказала госпожа Гиранди. Придирчиво выбрала себе пряник помедовей. — Вам — обязательно надо быть, потому что мэтр Григо очень хочет услышать, как идут ваши общественные работы на благо воспитания. Мэтресса Далия наморщила носик, но спорить благоразумно не стала. Открыла блокнот, сделала пометку. — А что, мэтр Григо будет присутствовать на заседании? Он что, планирует выздороветь к тому времени? — Угу, — утвердительно кивнула мэтресса Долли, шумно прихлебывая чай. — Мэтресса Розанна только ради профилактики его дома удерживает. Говорит, сотрясение мозга нашему ректору уже подлечили, амнезия потом рассосется… Надо будет потом узнать, из-за чего лаборатория ректорская взорвалась, — решительно заявила ученая дама. Будто хоть на секунду собиралась заниматься расследованием! Как же! Ищите другую ломовую алхимичку… Ее ненаучный антипод и, по совместительству, коллега поддакнула: — Ага. Давненько ведь не было взрывов! Последний раз взрывалось… Хм, не помню точно. У кого ж? — У нашего дорогого Фриолара. Он тогда что-то там взболтал, добавил немного кислоты и потом нагрел до кипения, — припомнила мэтресса Долли. — Крыло с кафедрой классической алхимии, а так же прилегающие с той стороны к Университету лаборатории лично мэтра Григо, кафедры натурфилософии и сарай мэтра Карвинтия пришлось отстраивать заново. — На несчастливом месте этот сарай стоит, — глубокомысленно заметила госпожа Гиранди. — Вот и в начале года, сразу после Лишнего дня, опять горел. Карвинтию, как прочие нормальные люди, сбегать бы к магу, попросить оберег от несчастных случаев — нет, советов не слушает, он, видите ли, алхимик… — Ой-ой-ой, — скривилась мэтресса Долли. — Да какой он алхимик? Астролог, вот он кто! Трубу подзорную в небо уткнул, на облака, видите ли, смотрит! А я видела собственными глазами — мантия у него с фиолетовым кантом, ну, точно в астрологи метит. Ну, ничего. Господин Нюй — он в Министерстве Чудес главный астролог, — ему как-нибудь гороскопчик-то уделает… — А где, вы говорите, расположена лаборатория мэтра Карвинтия? — осведомилась Далия. Госпожа Гиранди не поленилась подойти к окну, распахнуть его и указать мэтрессе общее направление. Во-он тот сарай, если обходить Университет с той стороны, где пригрелись флигели естественников и натурфилософов, потом свернуть по тропинке от ботанических кустиков и перейти по мостку через прудик. Пруд — уже, собственно, территория спорная между метеорологической лабораторией и кафедрой натурфилософии, там мэтр Карвинтий должен гусей своих пасти, для коллег-натурфилософов волны красными лапками нагнетать… Далия вежливо поблагодарила и при первом же удобном случае испарилась, как летняя роса. Оставшиеся в деловом одиночестве мэтресса Долли и госпожа Гиранди задумчиво посмотрели на содержимое своих чашек. — Что-то чай невкусный, — подала голос госпожа Гиранди. — Ага, — поплевалась мэтресса Долли. — листья не наваристые… И корешки какие-то плавают… Так и должно быть? — Может, его маслом заправить? Или салом буренавским? — Нет… — протянула после долгого раздумья мэтресса Долли. — Это ж слишком сытно получится. А нам, дамам, нужно что-нибудь освежающее, может, фрукт какой… После размышления — на этот раз короткого, госпожа Гиранди решительно выплеснула чашку в открытое окно (послышался приглушенный вскрик «Ну кто там летает?»); хозяйка кабинетика достала из-под письменного стола бутылку с содержимым, которое условно подпадало под рубрику «фруктовый сок», щедро плеснула красную ароматную жидкость себе и гостье. — Вот, — удовлетворенно протянула мэтресса Долли. — Совсем другое дело. — Только не стоит увлекаться, — предупредила госпожа Гиранди. — По одной — и за работу. — Нет, лучше по две. Дамы выпили по одной чашке «сока», произведенного на знаменитых виноградниках провинции Триверн, по второй. Глубокомысленно усвоили поглощенное. — Знаешь, — протянула мэтресса Долли. — А ведь Розанна обещала устроить всему Университету неделю трезвости. Видишь ли, ее не устраивает, что господин ректор по пьяни в очередной раз лабораторию взорвал. — Собственно, еще неизвестно, с чего это у мэтра Григо взрыв случился. Но все равно, будет жалко, если вино вдруг прокиснет, — печально и озабоченно отозвалась госпожа Гиранди. Дамы прикинули, что да как, потом решительно опустошили бутылку и, освеженные и умиротворенные, покачиваясь и позевывая, отправились выполнять служебные обязанности. Далия тем временем бежала по направлению к лаборатории мэтра Карвинтия, в уме репетируя речь, которая должна была убедить господина погодоведа в неизбежности участия в расследовании причин, заставивших сломаться часы Университета. Нет, правда… Проклятий маг не нашел, зато философы, металлурги и зоологи высказались. Чего уж проще — свалить произошедшие беды на погоду! — Мэтр Карвинтий! — принялась выкрикивать алхимичка, приблизившись к пруду. — Мэтр! Уааа!! Тьфу ты, давненько я никого не искала! Аууу! Мэтр Карвинтий! В ответ на Далию громко захлопала крыльями дикая утка — та самая, которую околоалхимические дамы почему-то считали гусем. Из загончика, притулившегося позади искомой лаборатории, раздалось сердитое хрюканье. Есть в безбрежной Алхимии науки, которые могут быть изучены, есть те, которые могут быть поняты, а есть — погода. Когда маги — специалисты высшего уровня в школе Природных Начал, хвастаются, что могут управлять таинственными несущими бури, ураганы и штормы Силами, у среднестатистического обывателя из груди вырывается вздох благоговения, у астролога — ненавязчивое замечание, что он именно это на прошлой неделе и предсказал, а у королей и прочих сильных мира сего рано или поздно появлялся вопрос: если маги устраивают бури, то кто же обеспечивает солнечный день? И мистикам, установившим прямую связь с Небесной Канцелярией, остается только скромно молчать и любоваться порхающими бабочками. Мэтр Карвинтий упорно доказывал, что Алхимическая наука о погоде — есть! Она существует и, что не маловажно, работает! без всяких магических штучек и взрывов! Благодаря неустанным трудам мэтра Карвинтия в Университете королевства Кавладор было совершено немало открытий. Например, что на приход влажного, несущего дождь и слякоть воздуха, неизменно влияет стремление муравьев запечатывать свой муравейник; холод и легкие заморозки провоцируются увеличением содержания красного пигмента в лапах водоплавающих птиц (н-р, гусей обыкновенных, домашних, серых и белых); а если заставить ласточек и стрижей летать пониже, это, опять же, наверняка приведет за собой дождевую тучу; что можно устроить ненастье, заставив свинью вылезти из грязи… Правда, Карвинтий вечно жаловался на проблемы масштаба: подумаешь, одну свинку он из лужи вытащил — вот, посмотрите внимательно на небо, одна тучка и появилась. А вот было бы у него стадо побольше, голов этак… стоп, подождите, я сосчитаю… голов этак в пятнадцать тысяч — погодой в Кавладоре можно было б управлять легко и спокойно. К сожалению, глобальный метеорологический эксперимент откладывался — Карвинтий подал прошение в Министерство Золота о дополнительном финансировании, но вот уже прошло три года, а положительный ответ так и не был получен. Но мэтр не сдавался — он вставал на рассвете и залезал на раскидистую старую яблоню, чтобы увидеть в подробностях линию горизонта (чистый горизонт — верный признак ясного дня), завел на чердаке своего сарайчика-лаборатории ферму по выращиванию воронов, ведь черные птицы, с дружным граем поднимавшиеся в поднебесье, легко призывали холодный атмосферный фронт — правда, в масштабах всего лишь Университета, но лихо беды начало… В стремлении изучить и обезвредить мэтру погодоведу не было равных. Карвинтий правдами и неправдами заставил студентов взвешивать воздух — обнаружилось, что выдох гномов, сделанный в стеклянную бутылочку, почему-то всегда тяжелее такого же выдоха, сделанного представителем человеческой расы. На основании этого эмпирического факты мэтр сделал потрясающее в своей прогностической ценности предположение, что частые осадки в Дождливом (по второй распространенной версии — Туманном) королевстве Ллойярд-и-Дац вызываются обильными, несущими пары пива и прочих употребленных жидкостей, выдохами существенных, но низкорослых сорока процентов населения, сиречь гномов. Естественно, как и предупреждали умные люди, мэтра после публикации вышеуказанного доклада побили неизвестные плотного квадратного телосложения, ушедшие после совершения злодеяния под землю. А потом была бурная ночь, когда из прудика, в котором мэтры натурфилософы постигали тайны Океана, вышли тринадцать зеленых призраков и дюжина зомби, и дружно прыгали сквозь стены карвинтиевой лаборатории, распугали воронов (те так и не вернулись) и устроили хоровод вокруг муравейника. Мэтр Карвинтий, ночевавший у дамы сердца, обнаружил утром разгром, побледнел, позеленел и с тех пор — вот уже скоро год — жил тихо и смирно. Пожар, случившийся после Лишнего дня в его лаборатории, можно было смело списать как случайный — мэтресса Далия доподлинно знала, что никакие некроманты или оскорбленные в лучших чувствах гномы к стихийному бедствию пушистых черно-белых лап не приложили.[7] Итак, мэтресса Далия окликнула коллегу, получила в ответ недовольство со стороны утки, привязанной к перилам мостика, и свинки, которой на мэтрессу, по большому счету, было нахрюкать, но у которой картошка укатилась. Алхимичка решительно спустилась с мостика и двинулась к сарайчику. Краем глаза заметила какое-то движение около обиталища хрюшки — какой-то мужик, наверное, лаборант-помощник, торопливо выпрыгивал из высоких грязных сапог, но тут же скрылся в служебном помещении. — Мэтр, — на всякий случай еще раз окликнула Далия. Не получив ответа, пожала плечами, постучала в дверь лаборатории и, получив торопливое «Да-да!» в ответ, вошла. И тут же пожалела об этом. В лаборатории царил аромат мяты. Перечной, если верны фрагментарно-эпизодические знания уважаемой сапиенсологини относительно кавладорской ботаники. Аромат мяты сочился из подвешенных к потолку корзинок, от стен, щели в которых были заткнуты пучками указанного растения, от свечей, оментоленные фитили которых сыпали зелеными искрами, и ничего удивительного, что лицо мэтра Карвинтия, на взгляд Далии, оказалось слабого зеленовато-серого оттенка. «Странно, — подумалось мэтрессе, — почему эту лабораторию до сих пор не оккупировали все окрестные кошки?» Впрочем, секрет открылся быстро — пока Далия озиралась по сторонам в поисках хотя бы чего-нибудь, не воняющего мятой, обнаружились расставленные по углам глиняные фигурки-обереги[8] в виде кошек. «Значит, господин алхимик предпочитает пользоваться не услугами магов, а помощью ведьм, — сделала мысленную заметку Далия. — Информация бесполезная, но интересная…» — Мэтресса Далия, — тем временем поприветствовал коллегу мэтр Карвинтий. — Чем обязан? — О, мэтр, — аааапчхи! — ответила Далия. — Простите, у меня, кажется, аллергия на все эти кошачьи запахи… Простите еще раз — аааапчи!!! Хорошо, что я вас нашла. Понимаете ли, мне нужна ваша профессиональная консультация. — Всегда готов помочь. Присаживайтесь, мэтресса… Нет, тот стул сломан! он под грозу попал… Вот, сюда, — указал мэтр Карвинтий на стул рядом со своим письменным столом и легко сдвинул с предмета меблировки стопку журналов. Мэтресса воспользовалась любезным приглашением, устроилась поудобнее и еще раз осмотрела пытливым взглядом помещение. Помимо указанных мятных кустиков везде, где можно и нельзя, кроме свечей, благоухающих по углам и спрятавшихся за подсвечниками монстров-оберегов с кошачьими ушами, в лаборатории было много карт, разрисованных оттенками красного и синего, погнутый ржавый флюгер в виде пронзенного стрелой яблока, плакат-схема, объясняющий, как правильно кормить свинью, и портрет мэтра Карвинтия — очень похожий. Правда, художник сделал лицо вдохновенно-отрешенным, а оригинал отличался скорее хитрым, чем умным выражением, а так — всё то же самое. Среднего роста, ровненький, гладкий, хитрые серые глаза с небольшим прищуром, где-то за лбом — растрепанные русые пряди… Нос скорее есть, чем нет — хотя куда ему до фамильного сокровища клана Кордсдейл, так что внешность, прямо скажем, заурядная. Совершенно удивительно, что при таких усредненных внешних данных мэтр Карвинтий, если верить разведке госпожи Гиранди, мнил себя великим сердцеедом и считал обязательным соблазнять всех дам в радиусе действия атмосферного фронта (эти подробности рассказывали Клотильда и Труамина, из Библиотеки). — Вы, наверное, слышали, что наши университетские часы сломались, — приступила к объяснениям Далия. — Слышал, — кивнул мэтр Карвинтий, присаживаясь напротив дамы. — Это прекрасно. — Господин ректор поручил мне присматривать за ходом ремонтных работ… Погодите. Вы сказали «прекрасно»? Что же хорошего в том, что университетское имущество сломалось? — Ах, сударыня, — мило засмеялся мэтр Карвинтий, складывая губы в улыбку, которая Далии показалась излишне манерной. — Ну, как же вы не понимаете! До тех пор, пока сломан демонский механизм, сооруженный маленькими самоуверенными… — на лице мэтра образовалось брезгливо-гадливое выражение. — Далия собиралась высказаться в том ключе, что, собственно, лучшая оптика — взять, к примеру, лупу, которую мэтресса постоянно носила на цепочке, считая самым стильным украшением, — делается именно маленькими, самоуверенными, гордыми и непримиримыми чадами горных кланов. Однако вовремя вспомнила, что ей позарез нужна сводка погоды за последние пять лет, чтобы объяснить самопроизвольное проржавение указанного механизма, и позволила себе лишь добавить морозца в тон беседы. — Нет, мэтр, моя область исследований, скажем так, далека от увеличительной оптики и наблюдений за погодой. Кстати, о погоде! Мэтр, не будете ли вы так любезны — мне нужна… как бы это назвать? общая информация о дождях, снеге, граде и прочих осадках, попавших на Часовую башню за последние пять лет. — Вот как? Ну-ка посмотрим, сколько их было всего… — Карвинтий потянулся к потрепанным тетрадям на полу, просмотрел пару, повернулся к стоящим на книжной полке. Взял том заметок, принялся листать, подсчитывать, шевеля губами. Догадавшись, что мэтру-погоднику доставляет удовольствие видеть собственный почерк и наслаждаться сформулированными в отчете фразами, Далия сочла возможным изобразить легкомыслие: — Ах, мэтр Карвинтий! Я не думала, что это займет так много времени! Может, вы просто напишите, что осадков было больше обычного, что все тучи, в соответствии с таинственными, не до конца изученными атмосферными явлениями, роняли свое содержимое исключительно на Часовую башню — да и дело с концом! Мэтр Карвинтий задумался и, очевидно, для стимуляции мозговой деятельности, принялся раскачиваться на стуле. Практически сразу же ножка стула крякнула, и алхимик едва не свалился на колени Далии. — Ой, простите…Я так не ловок… Простите, дорогая Далия! Ах, как вы любезны…. Конечно, слово дамы — для меня закон, я, конечно, напишу, всё, что вы просите, вот только… — мэтр картинно засмущался. — Никак не пойму, зачем вам все это нужно. Далия почти не следила за словами коллеги — гораздо больше ее занимала рука уважаемого мэтра, которая так и осталась лежать на ее колене. Хмм, кажется, Далия что-то неправильно поняла… Мэтресса встала — как будто заинтересовавшись особенно яркой цветной схемой, на которой был изображен гном, со злодейской ухмылкой выдыхающий туман на карту Ллойярда. — Вам понравилось? — тут же подскочил Карвинтий. — Моя работа. Мне кажется, что чем красивее представлена алхимическая гипотеза, тем она доходчивее. Вы согласны? Далия почувствовала, как мэтр пытается ее приобнять за талию. Отступила на полшага. — Красота — это, конечно, не плохо, — пробурчала она. — Красота — это прекрасно! — с пылом возразил Карвинтий и подскочил к опешившей мэтресса. — Сударыня, позвольте заявить вам, вы — прекрасны! — Ну… — растерялась Далия. — Я, конечно… Ну, как бы это сказать… Алхимичка просто не знала, как реагировать. Был бы на месте Карвинтия тот же мэтр Диаз, который восхищался всем, даже дохлыми мышками, или даже мэтр Ходрих — искусствовед из Королевского Музея, который однажды уговаривал Далию позировать ученикам-рисовальщикам — комплимент бы звучал как комплимент, и точка. Скажи подобную фразу мэтр Никант — Далия бы сразу догадалась, что это издевательство и выдала бы пару ответных комментариев об «уважаемом» коллеге. А Карвинтий… Ну, мэтр, ну, собрат по Алхимии, вот учудил! Что, не знает, какие отношения связывают сапиенсологиню с мэтром Питбулем? Смотрит на Далию, как… как на Изольду! — Простите, — наконец, решилась мэтресса. — Я, пожалуй, подожду вашего отчета на свежем воздухе — здесь от снопов мяты как-то душновато… дышать нечем… Ей почти удалось проскользнуть мимо Карвинтия, но тот бросился на колено, поймал ручку мэтрессы и принялся целовать ее ладошку. — О, дорогая! Не лишайте меня вашего прекрасного общества! Молю вас!.. — Простите, мэтр Карвинтий, — решилась Далия. Говорила она серьезно и ровно, чтобы не обидеть чувства романтического коллеги. — Вы меня не так поняли. Понимаете, я, в некотором смысле, почти помолвлена. Есть один алхимик — он весной уехал по делам в Ллойярд, но скоро вернется, и мы с ним… Ну, надо еще решить вопрос о разумности гоблинов, но в остальном между нами царит полное согласие, и я думаю… — Далия мысленно дала себе пинка: заикается и мямлит, как первоклашка. Где ее лекторская легкость изложения и интерпретации материала? Подумаешь, Питбуль до сих пор не раскачался сделать ей официального предложения — сути дела это не меняет, ведь главное, чтобы Карвинтий перестал пожирать ее, Далии, внешние данные алчущим взором! А с Питбулем, пусть он только вернется из Уинс-Тауна, Далия разберется. — Понимаете, — продолжала алхимичка, — мне ваше внимание, конечно, немного льстит, но кажется чрезмерным, и оно может внести разлад в наши отношения с мэтром Питбулем… — Это вы меня неправильно поняли, сударыня, — вежливо ответил Карвинтий, поднимаясь с колен. Рук Далии он так и не выпустил. — Я и в мыслях не держал становиться между вами и каким-то там Питбулем… У Далии с души упала гора величиной с Шан-Тяйский хребет. Фу, а она-то подумала, что этот мятный крендель к ней клеится… — Я просто говорю вам — хотите получить отчет, какие грозы бушевали над Часовой Башней — приходите вечером ко мне. Прямо сюда — у меня временные трудности с наймом жилья, так что приходится пользоваться служебным положением. Но тут удобно, за дверью есть кладовка, там кушетка стоит, фигура у вас изящная, так что поместимся… Карвинтий говорил с таким обыденным, житейским спокойствием в голосе, что Далия сама не поняла, почему продолжает слушать его, и вообще, как же она оказалась крепко зажата в уголок между письменным столом, мятным веником, книжной полкой и плакатом, на котором гном туманил Ллойярд? — Эй! — возмутилась она. — Вы что себе позволяете! — Ну, хорошо, хорошо! — раздраженно прибавил Карвинтий. — Уговорила. Кроме отчета, я напишу твой портрет, идет? Далия сделала попытку вырваться из окружения. Карвинтий понял так, что мэтресса жаждет объятий и поспешил раскрыть свои. Танец двух алхимиков, один из которых изо всех сил старался, а другая всячески увертывалась, постепенно стал более эмоциональным — глазки Карвинтия зажглись красными фонариками; Далия же не стала тратить блеск очей и слова понапрасну — она схватила с письменного стола первый попавшийся предмет и приложила мэтра по макушке. Предметом оказалась полная до краев чернильница; Карвинтий коротко вскрикнул, когда почувствовал, как по его лицу ползет черная жидкость, Далия за компанию тоже покричала — оказывается, часть оборонительного средства попала на ее мантию. — Что!.. ты!.. — кричал мэтр. — Что вы себе позволяете? — громко возмущалась Далия, вспрыгнувшая на стол, чтоб избежать дальнейшего контакта. — Да как вы посмели! — Что… Кто тебе позволил топтать мои записи? — закричал в ответ Карвинтий. — Ты зачем меня в чернилах выкупала? — Хам! А ну, убери руки! — Я — хам? А ты, ты… — задохнулся от возмущения алхимик и попытался выхватить из-под каблучков разгневанной дамы свои драгоценные тетради с заметками. — Ты… Ты испортила год моих экспериментов! — Экспериментов? — воскликнула мэтресса. — Три ха-ха четыре раза! Свиновод-теоретик, тоже мне, выискался! Нормальные люди, гномы и кентавры по всему континенту уже давно воздушные течения и атмосферное давление с температурой открыли, а ты — посмешище всему Кавладору! гусям лапы красной тушью красишь, чтоб доказать, что морозы настанут! — Я — посмешище? — прохрипел Карвинтий. — Я? А ты… ты… Жаль, что Гийом тебя не придушил в свое время! Ну, я это исправлю!! — и оскорбленный в научное кредо алхимик бросился на Далию со сжатыми кулаками. Для лучшего нападения Карвинтию пришлось обойти стол — Далия длинным прыжком покинула свое временное убежище, приземлившись на середину лаборатории, подхватила в качестве орудия первое попавшееся — а это оказалась мята; стоило преследователю приблизиться, мэтресса сунула сушеный букет ему в лицо и, когда Карвинтий закашлялся, выскочила из сарайчика-лаборатории, захлопнула за собой дверь. Секунда на размышления — и вот уже Далия, подперев дверь старой лопатой, обнаружившейся поблизости, почувствовала себя в безопасности. — Кряк! — поддержала запыхавшуюся и порядком встревоженную мэтрессу утка. — Вот тебе и кряк. Вроде свой, алхимик в мантии, — покачала головой Далия. — А тот же маньяк-самоучка, что и Монгел. Эх, развелось их в славном Кавладоре!.. Стучи, стучи, — язвительно посоветовала мэтресса в ответ шум, с которым Карвинтий пытался открыть изнутри запертую снаружи дверь. — Ну, ты у меня еще попляшешь!.. — донеслось приглушенное обещание. — Ага. На столе, иберрское танго, — пообещала Далия. И поспешила покинуть негостеприимную метеорологическую лабораторию. — И мантию мне, гад, испортил! Если не отстирается, придется новую покупать. А потом я заставлю этого любвеобильного мятомана ее оплатить! Не забыть, — спохватилась Далия. Достала блокнот, записала для памяти: « — Ну же, мэтр Карвинтий, — повторил свой вопрос мэтр Григо. — Так что вы скажете — права ли мэтресса Далия… — И мэтр Лотринаэн, — подсказала алхимичка, — ведущий специалист Министерства Чудес королевства Кавладор по межпространственным перемещениям, маг со специализацией в школе Природных Начал, с дополнительной специализацией в Зеленой школе и школе Четвертого Шага. Маг, чья квалификация признана… — Мы поняли, мэтресса, — примирительно подняв руки, проговорил господин ректор. — Так вот, коллега Карвинтий, что насчет слишком большого количества атмосферных явлений, которые и привели наши университетские часы в полную негодность? Мэтр Карвинтий несколько раз взмахнул кулачками, боксируя с невидимым противником, мысленно представил, как сейчас изобличит козни Далии, как сейчас выскажет все подозрения, которые зародились в его голове в тот час, когда алхимик узнал о давнем и крепком приятельстве оппонентки с представительницей гномьей ллойярдской диаспоры… Не будем скрывать, фантазии ученого-погодника шли еще дальше: он уже представлял, как сейчас легко и просто унизит коварную мэтрессу, испортившую ему половину прошлогодних заметок и предпоследнюю приличную мантию, как Далия поникнет головой и начнет картинно плакаться, как еще больше похорошеет при этом — если, конечно, ее не подведет распухший покрасневший носик, как мигом отыщется какой-нибудь защитник Прав Женщин в Алхимии, — ну, как прошлой осенью нашелся некто Фриолар… Хмм… на этой стадии воображение мэтра Карвинтия поспешно сдало позиции. Представило поверженного в пыль метеоролога, избитого и облитого чернилами, почему-то из подсознания вышел образ крупного черно-белого кота, который по весне устроил в лаборатории мэтра пожар, и начал выкусывать блох на плече. Впрочем — ничего удивительного в шалостях подсознания на этот раз не было. Где мельтешат женщины — обязательно появляются кошки, а следом за кошками, поднявшими хвосты, появляются женщины, приводят с собой еще немного кошек, и все вместе, дружно поедают выращенную собственными руками, с чернилами оторванными от метеорологических заметок, и с таким трудом собранную мяту… А куда ученому, изучающему таинства погоды, без мяты? Никуда… Свинки ненастья предсказывают, что и говорить, но амбре создают будь здоров, надо ж как-то упреждать и противодействовать… — Мэтр, — осторожно, чтобы сразу не будить, а то не допустите боги, заикой останется, окликнул задумавшегося коллегу мэтр Григо. — Коллега, так что вы скажете? — А? — очнулся Карвинтий. — Что? Что я скажу? Ну, трудно, трудно в наше неспокойное время погоду предсказывать. Я давно уже прошу дополнительного финансирования, но мне каждый год отказывают… А ведь я еще в году… короче, давно уже предсказывал, что если мы не заведем достаточное количество свиней и в Мэтресса Долли и госпожа Гиранди истово закивали. Как же, как же, вон, как сегодня жарко… Прав мэтр Карвинтий, прав… Далия тайком проглотила хитрую усмешку и вышла из-за кафедры. Слово взял мэтр Григо. Он поднялся с председательского кресла, расправил мантию и солидно проговорил: — Думаю, уважаемые коллеги, выражу общее мнение, если признаю доклад мэтрессы Далии и все перечисленные труды на благо Университета королевства Кавладор — удовлетворительными и заслуживающими всяческого поощрения. Спасибо вам, мэтресса, вы проделали отличную работу, собрав все эти экспертные заключения. Теперь… Далия, уже добравшаяся до кресла, в котором планировала тихо и мирно продремать до конца заседания, застыла, забыв опустить ногу. — … Теперь мы поручаем вам, дорогая наша Далия, отнести в Министерство Золота прошение о выдаче средств, необходимых для ремонта университетского оборудования. Уверен, что вы с вашей энергией и предприимчивостью обязательно добьетесь успеха! «Вот демон, — подумала Далия. — Я так и знала, что „великолепная“ идея спровадить меня клянчить золото у скряги Джиобарди, обязательно попробует заползти в их мудрёные головы! Блин, Григо, и.о. благодетеля! А я зачем-то тебя из-под рухнувшей крыши лаборатории извлекала!» Но вместо того, чтобы активно возмутиться, мэтресса сапиенсологиня воспользовалась коварной домашней заготовкой. Во-первых, Далия начала трепетать ресницами. Присутствуй на Большом Совете мэтр Рупь, он бы дал коллегам совет знатока — не противоречить даме, когда она хлопает глазками так часто, что создает условия для созревания шторма в Пентийском море. Во-вторых, мэтресса вроде как случайно добралась до плетеной корзинки, которую в самом начале своего доклада спрятала под креслом, и осторожно выдвинула ношу в проход между креслами. Ловкость рук, небольшая удача — и вот льняное полотенце с корзинки сдвинулось, еще немного доверия к Воздушной Стихии — и по залу заседаний поплыл легкий, но отнюдь не мятный аромат. — Господин ректор, как же так… вы отправляете меня в Министерство Золота? Но ведь… ведь они все прошения о выделении лишних денег рассматривают так долго! Мэтр Григо, госпожа Гиранди и мэтресса Далия удовлетворенно кивнули. Ага. ОЧЕНЬ долго. Поэтому и надо отправить к господам казначеям того, кто помоложе — тогда есть надежда, что посланец доживет до положительного ответа на заявку… Мэтр Люмус вяло покачивался на сквозняке, мэтр Карвинтий рьяно спорил сам с собой относительно перспектив использования диких уток для ловли градин, а мэтр Диаз — как большинство слабовидящих, нюхом он обладал отменным — шумно втянул испускаемый корзинкой аромат. Еще раз. И еще… — А я планировала, — грустным, тоненьким голоском сказала Далия, — что займусь подготовкой фуршета для участников конференции по исследованиям Империи Гиджа-Пент… — Гм, мэтресса… Я, конечно, уважаю ваш энтузиазм — но, к сожалению, не верю — просто, как ученый, алхимик и человек с большим стажем, не верю, что вы найдете общий язык с мэтром Никантом. — Мэтр Никант? — внезапно пробудился мэтр Люмус. — Это его порция так вкусно пахнет? Не тратьте, девушки, продукты на убежденного вегетарианца! Давайте еду сюда, пока не остыла — я что-то проголодался. — Еду? — втянул носом мэтр Григо. — А действительно, неплохо пахнет. Мэтр Диаз, на ощупь, выдвинулся к корзинке. — Понимаете, уважаемые коллеги, — продолжала Далия, — Я рассчитывала, что немного, в меру своих сил, поучаствую в некоторых организационных мероприятиях конференции, и на этом мои сто часов общественных работ исчерпаются, да и поеду я в отпуск… э-э… я хотела сказать… Мэтресса вдруг поняла, что может говорить, что ее душеньке угодно — мэтресса Долли, госпожа Гиранди, ректор, завкафедрой эльфийской литературы и пробудившийся историк дружно набросились на подготовленную Напой корзинку и планомерно, самозабвенно и в высшей степени академично поглощали ее содержимое. «Отлично. Где там моя вторая фаза воздействия?» — Далия осторожно, чтоб не спугнуть чавкающих коллег, прошла к двери, приоткрыла, чтобы пропустить в зал Большого Совета худенькую Джою и солидную Напу, толкающих перед собой сервировочную вагонетку с угощением. — Мэтр Карвинтий! — спохватилась алхимичка, вдруг заметив, что один из коллег спешит покинуть место сапиенсологического эксперимента. — Мэтр, куда вы! Не сердитесь, — Далия, удовлетворенная моральной победой, сочла возможным догнать бывшего обидчика в коридоре. — Давайте забудем о наших разногласиях? Похороним наши обиды и начнем общение с чистого, не замаранного никакими чернилами и воспоминаниями, листа? — мэтресса протянула руку, предлагая перемирие и обоюдный нейтралитет. Но получила совершенно другое: — Что, сударыня, — ядовито зашипел на даму господин алхимик, — Довольны собой? Думаете, что вот так и будете всеми вертеть, как вам хочется? Не выйдет! — он грозно помахал руками перед лицом опешившей от такого напора Далии. — Не получится! Можете крутить шашни с этим престарелым самородком-самодурком, сколько не лень — не думайте, что я подпаду под ваши чары! Не думайте, что я, как цинский болванчик, буду вам кланяться и восхищаться очертаниями вашей груди, вашей талией, вашими розовыми ушками, вашим личиком, вашими глазками, носиком, нежными губками… — ууу, как вы меня достали!!! Мэтр Карвинтий, сурово чеканя шаг, счел за лучшее удалиться — шипя и плюясь на всех красоток, которые просто сговорились отвлекать его от научных изысканий. нет, ладно бы просто отвлекали — но ведь приводят с собой кошек! Подпирают лопатами двери, и приходится вылезать через свинарник, мешая Хрюндии сосредоточится на управлении погодой! Далия проводила мэтра Карвинтия недоуменным взглядом, потом достала из кармана блокнот, из прически — карандаш, и написала на чистой странице: Потом подумала, зачеркнула и написала еще раз: Потом захлопнула блокнот — и только тогда обнаружила, что у безобразной сцены, устроенной обиженным мэтром, был зритель. Напа Леоне с мрачным недоумением показала вслед Карвинтию пальцем и спросила: — «Престарелый самородок» — это он о ком? — Ах, Напа, да брось! Мало ли, какие глупости люди говорят… — Люди всегда говорят глупости, — серьезно ответила гномка. — В их черепах умные мысли просто не помещаются! Но все-таки — этот погодник-свиномать тебя обвинил в том, что ты крутишь шашни на рабочем месте! С коллегой! — Напа, успокойся. Он несет чушь, зачем повторять всякий бред? — У нас дома, под Ллойярдом, за такое оскорбление бороду выдергивают! И морды бьют! Да как он посмел!.. — грозно нахмурилась гномка, подбоченилась и выставила вперед нос, в качестве первичной угрозы. — Да я ему!.. — Напа, — прорычала Далия. — Вспомни: мы хотим прорваться на конференцию по Империи Гиджа-Пент! Тебе надо закрепиться в обществе Королевских Археологов! — чтоб они потом твоим успехам не удивлялись и не задавали лишних вопросов, мысленно прибавила Далия. И еще раз воззвала к Высшему Разуму гномки: — Не отвлекайся на посторонние раздражители! — Да пошла эта Гиджа к такому-то Пенту! — в сердцах крикнула Напа. — Нет, всё-таки, на кого этот тип намекал? «Престарелый самородок» — наверняка я его знаю… Это ведь… — тут большие голубые глаза гномки зажглись прямо-таки ненормальным блеском, будто сапфиры взращенной в подземельях Орберийских гор души Великий Кузнец заново отполировал и помахал фонариком, чтоб легче искалась Истина: — Подразумевается мэтр Рупь, верно? Он что, потребовал у тебя, чтобы ты раскрыла ему секреты древних гномов-металлургов? Тээкс, — подумала Далия. — Через час на кафедре горных изысканий откроется вакансия на замещение должности профессора. А вслух сказала: — Напа, окстись! Чем лучше мы справимся с фуршетом для конференции, тем быстрее ты выкопаешь царя Тиглатпалассара! Звуки, вылетевшие из уст мэтрессы, потихоньку проникли в мозг гномки: — Да я расправлюсь фуршетом с любым Рупем! И Карвинтием в придачу!.. Я зафондю им фундуком по финикам! Пусть только попробуют не проглотить! А когда я выкопаю… выкопаю… — Напа, произнеся свое любимое слово несколько раз, вдруг начала возвращаться в привычное спокойное состояние. Выпрямилась, будто бы даже подросла (на четверть осьмушки дюйма) и гордо поклялась: — Да, я выкопаю. И прославлю лопаты клана Кордсдейл на весь Алхимический мир. Но ты, Далия, у меня смотри! — погрозила гномка научной предводительнице. — Чтоб никаких шашней в шахте! — Ни за что, — клятвенно пообещала мэтресса. Самими яркими впечатлениями семнадцатого дня хлопотного месяца Паруса для Далии стали золотые локоны господина Джиобарди. Прическа «Дитя природы» стала популярна среди столичных адептов моды перед Новым годом. Чтобы обрести мелкие кудри, модницы накручивали пряди на тонкие деревянные палочки и спали сидя; особым шиком считалось увенчать конструкцию из разметавшихся локонов золотой пудрой — если, конечно, вам не повезло родиться блондином, а аптекари, торгующие соответствующей краской, разбогатели прямо-таки неприлично. Господин Джиобарди, каким его запомнила Далия — их когда-то случайно познакомил Фриолар, да и дочери Джиобарди и Пионы иногда заглядывали в «Алую розу» — явно стал обладателем роскошной шевелюры против своей воли. Мэтресса еще, было, подумала, что довольно-таки странно — носить в такой жаркий день плотный бархатный берет, но отнесла сию странность на счет рассеянности и забывчивости, которая была свойственна господину советнику во всех делах, не имеющих отношение к золоту и другим драгоценным субстанциям. А потом подал сигнал расположенный на краю стола хрустальный «глаз»;[9] Джиобарди подскочил, сорвал головной убор, с почтением ответил на несколько вопросов, заданных невидимым собеседником — а Далия испытала культурный шок, когда по плечам тайного советника рассыпались золотые витые локоны. — Э-э… Дочери уговорили изменить имидж, — смущенно объяснил Джиобарди, поняв, что его страшная тайна открыта. — А жена запретила стричься, она, видите ли, считает, что короткая стрижка хороша только для извозчиков, да, может быть, для овец — но им деваться некуда… Контраст между сухим, сдержанным, в высшей степени благочинным обликом тайного советника, всю жизнь укладывающегося точно в строки дебета и кредита, и буйными, прямо-таки живыми золотыми локонами, вольготно разметавшимися сияющим ореолом вокруг длинного, немного кислого лица, был столь разительным, что Далия против своей воли смотрела — и молчала. Здесь следует учесть, что господин Джиобарди был полной противоположностью своей супруге, госпоже Пионе. Насколько та была пухленькой и жизнерадостной, настолько же ее муж был тощий и отстраненно-мрачный. Может быть, сказалась служба в Министерстве Золота, где господин Джиобарди дослужился до чина тайного советника — Далия всегда считала, что нет более безрадостного занятия, чем подсчет чужих прибылей. Может быть, сыграл свою роль факт женитьбы на неунывающей даме, обремененной жутким количеством сестер, кузин и подруг, может быть, пятеро дочерей натренировали папеньку Джиобарди не ждать радостей от Судьбы… В любом случае, если верить Фриолару, под непрезентабельной внешностью и чопорным нарядом в темных, немарких тонах, билось золотое сердце. Но вот золотые локоны… — Ну, давайте ваше прошение, — нетерпеливо протянул руку казначей. — Сколько просит мэтр Григо на этот раз? Вырвав из рук впавшей в ступор Далии официальный пергамент, господин Джиобарди коротко его просмотрел, потом — ибо заметил, как его собеседница забыла моргать и дышала с перерывами, впечатленная эстетическим эффектом, тайный советник в сердцах прошипел ругательство и принялся натягивать опостылевший берет. Когда золотое роскошество скрылось из виду, — только тогда — Далия отмерла. — И на что ваш ректор планирует потратить деньги? Башенные часы? Хмм… — господин Джиобарди достал из шкафа солидный гроссбух, пролистал, подсчитал, возмутился: — Это будут внеплановые траты! — Понимаете, господин советник, наши часы испортились по воле богов… — И почему боги никогда не советуются с Министерством Золота, когда изъявляют свою волю? Нет, мэтресса, — после хаотичного щелканья счетами, сухо ответил Джиобарди. — Боюсь, должен разочаровать вас и отказать в дополнительном финансировании. Мэтресса была морально готова к отказу, поэтому сразу же после реплики казначея прижала к носику платочек и зашмыгала. Так как в тонкое полотно была завернута нарезанная луковица — эффект не замедлил воспоследовать. — Ну, мэтресса, не плачьте… — Я не пла… ааа… чу… — натурально всхлипнула Далия. — Со…ооооо… всем… — Сударыня, да успокойтесь же… — не выносивший женских слез Джиобарди, самоустранившийся от проблем воспитания отец пяти дочерей и безалаберный любящий дед девяти внучек, подскочил и суетливо начал искать, чем бы даму успокоить. Нашелся графин — но пустой. После нескольких безуспешных попыток как-то воздействовать словами и убеждениями, Джиобарди сорвал с головы берет и начал овеивать всхлипывающую мэтрессу, как опахалом. Реакция последовала! Далия опять впала в ступор, заворожено следя за жизнью золотых извилистых «змеек» и соображая, как соотносятся постная физиономия господина Джиобарди и предписанная жертвам моды, в дополнение к вьющимся локонам, эльфийская живость в общении с противоположным полом. — Мэтресса, пожалуйста, вы же умная, ученая дама, должны понимать — королевская казна не бесконечна, она нуждается в том, чтобы ее берегли, охраняли, приумножали… О, Создатель! — спохватился Джиобарди и снова спрятал прическу под головной убор. Далия вытерла носик платочком, чихнула от лука и заметила, вроде как случайно. — Между прочим, я знаю одного алхимика, который изобретает не только золотистую краску для волос. — Да я уже три разных пузырька извел, — механически и уныло отозвался Джиобарди, — Парикмахер, сволочь, каким-то хитрым закрепителем воспользовался, никакие антисредстване помогают. — Ну, тогда посоветуйтесь с Лотринаэном. Монгела он перекрасил за три секунды. — Не вспоминайте о Монгеле… — скривился тайный советник. Потом спохватился: — Вы сказали — мэтр Лотринаэн? Конечно же! Как я сразу не подумал о магии! Маги могут всё, что ж я, старый дурак, тяну время, не верю в их чудеса… Извините меня, сударыня, я должен бежать, меня ждут неотложные дела! Господин Джиобарди поспешил к двери. Далия же не тронулась с места. — Кхм, мэтресса… — спохватился казначей. — Мне, право, очень жаль, что я ничем не могу помочь. Может быть, в следующем году мне удастся выделить вам дополнительную сумму? Далия наморщила носик, показывая, что идея ее не вдохновляет — слишком долго ждать. И как бы невзначай спросила — что новый сотрудник Министерства Золота, господин Легном? Не слишком ли докучает коллегам пересказами своих снов? — Нет, всё нормально, сны обновленного Монгела-Легнома нам нравятся, — откликнулся призадумавшийся советник. — Теперь он сверкает зелеными очками и рассказывает, как переспал за одну ночь с тремя самыми известными придворными красавицами… Везет же человеку — такие сны яркие… — Кому-то для счастья достаточно заснуть, кому-то — отремонтировать университетское имущество, а кому-то приходиться по велению дочерей красить и завивать локоны… — ненавязчиво напомнила Далия. Джиобарди смутился. Потом понизил голос и произнес: — Мэтресса, я и вправду ничего не могу сделать. Хотите совет? Обратитесь к начальству. — Мэтр Григо меня сюда и отправил, — напомнила Далия. — Я о начальстве вашего начальства. И моего. Думаю, вам нужно подать прошение принцессе Ангелике — ведь, в конечном итоге, именно она патронесса Министерства Чудес. Значит, и ваш Университет, в какой-то мере, попадает под ее заботливую руку. Кстати, давно хотел спросить — и почему ваше обожаемое высшее учебное заведение отнесли именно к этому Министерству? — Всё просто, — рассеянно отозвалась Далия, поднимаясь с кресла и уже обдумывая следующий шаг. — К Министерству Золота нас не припишешь — как говорит некто господин Джиобарди, от Алхимии одни расходы; к Министерству Спокойствия тоже не отнесешь — увы нам! У алхимиков не получается ходить строем, мантии мешают, да и вообще, что такое Порядок, Законность и Спокойствие мы понимаем только теоретически. Остается только Министерство Чудес, тем более, что у нас волшебство случается на каждом шагу. Стоит только добавить нужное количество правильной кислоты, помешать, растворить, перегнать по десяти стеклянным коленцам и под давлением как следует нагреть… — Что ты знаешь о ее высочестве Ангелике? — с пристрастием спросила Далия у Лотринаэна. — Ты ведь с ней знаком, верно? Маг-полуэльф отвлекся от поглощения обеда, нервно передернул плечами: — С чего ты взяла, что я знаю принцессу? в Королевском Дворце своих магов хватает, да и что мне там делать? А в нашем чудесатом Министерстве я редко ее вижу. Что может быть мне известно? Да то же, что и всем… За исключением королевского происхождения — обыкновенная неустроенная в жизни старая дева… Ой, — спохватился маг и торопливо прикрыл рот ладонью. — Я не то хотел сказать. — Да ладно уж. И так всё понятно… — задумавшись, Далия постучала пальцами по столу. Каждое королевство и каждая эпоха жаждут своих героев. Может быть, где-то далеко, в других мирах, героями становятся те, кто спасает Вселенную или некоторую ее остаточную часть; может быть, где-то ценят и поклоняются великим Воинам, падают ниц пред мудрыми Правителями, опять же, Могущественным Магом, как утверждают специалисты, тоже не плохо оказаться… Мирное, тихое и законопослушное (в последнее царствование) королевство Кавладор славилось своим умением создавать героев буквально из любого подходящего объекта. Был бы случай. А уж если кому-то повезло родиться в семье монарха, случай обеспечивался сам собой. Особенно везло на увеличение собственной героичности в глазах подданных тем членам королевской семьи, которые переживали свои любовные терзания в присутствии широкой публики. В конце концов, должны же быть чем-то заполнены страницы «Талерин сегодня»? С королем Гудераном у народа случился, называя вещи своими именами, облом. Шестнадцать лет назад Гудеран — тогда еще не король, а скромный двадцатилетний принц, тихий сын громогласного Лорада Восьмого, влюбился в прекрасную дочь придворного мага короля Иберры, несравненную Везувию, буквально с первого взгляда. «Ах!» — вдохновенно вздрогнули от восторга оба королевства. Кое-кто уже предвкушал бурные страсти в иберрском стиле; заключали пари, сам Гудеран будет исполнять серенады под балконом возлюбленной, или к профессионалам Талеринской Оперы обратится; говорят, сам мэтр Аэлифарра, заботясь о счастье дочери, конкретно поговорил с каждым красавцем, имевшим планы повздорить с кавладорским принцем — о вечности, которую упомянутые воздыхатели, может быть, хотят провести в ближайшем пруду, квакая на луну… И только-только полетели послания из Аль-Миридо в Талерин, с рассказами и предположениями, кто может стать «третьим» или «третьей» для самой горячей лав-стори последних двадцати лет… Облом, вот что это такое было. Натуральный облом. Пока послания отправлялись, Гудеран и Везувия успели пожениться, тихо, скромно, с согласия родителей жениха и венценосных родственников невесты (супруга придворного мага приходилась младшей дочерью дону Рожеру, брату короля Луиса). И сплетникам оставалось довольствоваться описанием наряда невесты, да сетовать, что не пригласили дворянство двух стран поучаствовать в свадебном пире. Ну, на худой конец, можно, конечно, счесть скорую свадьбу достаточным поводом для И тут облом. Первенец счастливых влюбленных, принцесса Анна родилась только два года спустя. К тому времени в Талерине случились другие события, и королевское семейство оставили в покое. И без того поводов для сплетен хватало. (В частности, очень печальные события произошли в благородном семействе правящей династии Иберры. В возрасте восьмидесяти одного года скончался король Луис, старший сын покойного короля Хуана Четвертого — дон Луис тяжело переживал безвременную кончину своего младшего брата, дона Рожера, укушенного скорпионом, трехголовой змеей, буренавской гадюкой и пышноголовым шершнем одновременно (братья поспорили, укус какого создания окажется самым ядовитым). На престол взошел сын дона Рожера, племянник бездетного дона Луиса — дон Хуан, коронованный под пятым номером. Хуан V так давно и страстно жаждал Короны, так предвкушал свое царствование, так радовался… конечно же, глубоко в душе его новоиспеченное величество скорбило о смерти отца и дяди — и на праздновании коронации, совмещенном с поминками, приказало не экономить. На двадцать второй день празднования коронации королю Хуану потребовалась медицинская помощь, а еще месяц спустя был коронован сын дона Хуана, Фабиан — убежденный трезвенник, потому что однажды утром он почему-то решил, что обладает врожденной язвой желудка.) Но Вселенная не стояла на месте, она бешено вращалась вокруг своей гипотетически предполагаемой оси, и однажды настал черед младших детей Лорада Восьмого — принцессы Ангелики и принца Роскара попасть на первые строки неофициального рейтинга Очень Обсуждаемых Персон Кавладора. Хотя… что с Роскара возьмешь? Герой, он и в Великий Западный Океан его закинь — все равно героем останется. Льва победил, гидру победил, разбойников побил, с оборотня шкуру снял, еще одну гидру победил, снова разбойников нашел, турнир выиграл, морду набил, дракона покусал, снова лев ему встретился… Все как-то привыкли считать Роскара немного старше, чем он есть на самом деле — что поделать, мальчик, однажды по ошибке глотнувший волшебного оздоравливающего эликсира, рос не по дням, а по часам; и придворные красавицы давно уже, как сказали бы ушлые пелаверинские банкиры, привыкли считать его коллективной собственностью. Ну, соблазнил однажды Роскар примадонну Талеринской Оперы перед самой премьерой, и зрители, присутствовавшие при поднятии занавеса, обалдели от оригинальной трактовки начальной сцены… Так что, примадонна потом укатила с гастролями в Вертано, говорят, пелаверинцы ее готовы на руках носить за демонстрируемую со сцены правду жизни. А его героическое высочество так героем и остался. И в анекдотах, и в балладах он чувствовал себя равно смущенно… Вот тут-то и вышла на первый план принцесса Ангелика. Король Лорад был не только мастером устраивать всяческие вооруженные конфликты на пустом месте — хотя Луазская Кампания, конечно же, пошла на пользу Кавладору, вернув Короне исконные земли. Он был заботливым родителем — конечно, ведь он был подлинным Героем Своего Времени, а значит, просто не имел права быть каким-то другим. Так вот, Лорад просватал младшую дочь за генерала Октавио Громдевура, и на этом, посчитав долг перед семьей и страной исполненным, умер. Конечно, умер он не сразу — после помолвки Ангелики и Октавио прошло около полутора лет, потом короля Лорада принялись мучить хвори и старые раны, полученные в былых сражениях. Сострадательная Ангелика, добросовестно и добровольно, сидела у ложа больного, терпела его ворчание, молилась о здоровье отца, плакала, когда стало ясно, что помочь не удасться — увы, ничто не вечно, и вот… Незадолго до смерти короля Лорада генерал Громдевур получил приказ — проверить, какому лешему неймется на границе Кавладора и Пелаверино. Очевидно, разбойнички пошаливали, обстреливая проходящие караваны — а может, что было бы куда опаснее, и восточный сосед решил, что есть возможность на соседе западном немного заработать… Итак, в один прекрасный день генерал Громдевур отправился в Восточный Шумерет проверять незыблемость кавладорских границ и не вернулся. Принцесса Ангелика ждала. Генерал Октавио не возвращался. На поиски отряда Громдевура была послана Королевская Гвардия, остатки отряда арбалетчиков и мечников — потрепанных в столкновениях с бандой чернопятых троллей предводительствуемых магом-чернокнижником[10] — нашли, но сам генерал как сквозь землю провалился. Его искали — маги, астрологи, лучшие сыщики Министерства Спокойствия и призовые буренавские волкодавы, определяющие по запаху, сколько человек посмотрело на монету в ваших руках — но безуспешно. Вот тогда-то принцесса Ангелика впервые шокировала Талерин, напрочь отказавшись носить траур по почившему монарху — что могло быть расценено, будто она надела траур по пропавшему жениху, а ведь тело генерала Громдевура так и не было найдено, и неизвестно, что с ним случилось, и вообще… Не будет Ангелика носить траур, и всё тут! Жители Кавладора почувствовали, что дело пахнет разбитым сердцем, и насторожились в предвкушении того, как же — и кем — будет несчастная принцесса себя утешать. Принцесса Ангелика утешалась исключительно достойно. Собственные покои, часовня, другая часовня, какой-нибудь высокоморальный Орден (любой из двухсот четырнадцати официально признанных кавладорским Министерством Чудес, на выбор), покои невестки, казармы Королевской Гвардии — и вовсе не за тем, о чем вы сейчас подумали, а для того, чтобы поймать за ухо расшалившегося Роскара и прочитать ему лекцию о добронравии, этикете и порядочности. Снова часовня, размеренная беседа с придворным магом, с придворным астрологом, визиты к подругам, снова воспитание братьев, Везувии и племянников… Говорят, принцесса Ангелика убедилась в беспочвенности надежд на возвращение бравого генерала только семь лет спустя. К тому времени ей уже было двадцать четыре; впрочем, королевская кровь, как хорошее вино и предметы искусства, согласно общему мнению, с возрастом становится только лучше. Женихи окрестных королевств съехались в Талерин и попытались соблазнить ехидную, чопорную и вечно всех поучающую принцессу своим задором и жизнелюбием… И подданные Кавладора опять получили повод для сплетен: что-то наша принцесса излишне переборчива. И тот ей не гож, и этот не нравится… Привередливее принцессы Ангелики считалась только наследная королева Брабанса Сиропия — но у той-то совершенно другой коленкор, ей ведь принца-консорта надо было подобрать. Да так, чтоб, с одной стороны, страной помогал править, а с другой, и в мыслях не держал стать когда-нибудь Лет до двадцати семи принцесса Ангелика позволяла себе относиться к женихам наплевательски — в конце концов, они действительно не шли ни в какое сравнение с бравым, добродушным и жизнерадостным генералом Октавио; потом спохватилась, но, как говорит людская молва — близок локоток… Приблизительно три года назад принцесса Ангелика, если верить столичным сплетникам, решительно изменила свое отношение к мужчинам — как раз после того, как они решительно изменили свое отношение к ней. Говорят, последней надеждой кавладорской принцессы был ллойярдский барон де Кром — приятель и сотоварищ по подвигам (читай — собутыльник) принца Роскара. И что же? Барон злостно женился на иберрской красавице Франческе, которую повстречал случайно на карнавале в Аль-Миридо — сей факт позволил Ангелике шипеть на несчастную девушку, обзывая ее чуть ли не уличной попрошайкой, а ведь на самом деле… А-а, какая теперь разница… Может, надо начать завозить из Иберры напоенный любовью воздух, да выпускать, хотя бы в Королевском Дворце, по большим государственным праздникам? — Ты думаешь, поможет? — серьезно переспросил Лотринаэн, и Далия поняла, что последнюю часть размышлений она, сама того не желая, озвучила вслух. — Понимаешь, Лотринаэн, в чем штука… Это ведь вы, маги, можете заколдовывать любого и всякого, почем зря. — Навет и клевета, — мигом возразил полуэльф, — Но, если поблизости нет шпионов Министерства Спокойствия, готов поддержать твое обвинение — в адрес некоторых наших мэтров… У-у, колдуны! старперы остроухие… — и длинные уши мага, унаследованные от папы-эльфа, задергались, выдавая недовольство. — А в жизни, — продолжала Далия задумчиво, — дать человеку счастье так просто не получается. Иногда ведь и связывать будущего счастливчика приходится, и кирпичиком его по голове, сердечного, прикладывать, чтоб сильно-то не рыпался, от своей Судьбы не сбегал… Счастье — оно ведь как воспоминание о торте со взбитыми сливками — подумать приятно, а на практике можно обойтись. Хм… — Не понял? — изогнул дугой красивую бровь Лотринаэн. — При чем тут счастье? — Мне ж у Ангелики придется денег просить. Хм… Счастливые-то подают только по большим праздникам, как ты думаешь, много ли подаст несчастная принцесса? И как мне себя вести, чтоб вымолить у высочайшего начальства дополнительное финансирование? Ума не приложу! Только и остается, что надеяться на чудо… Как начинается день, с которого вы планируете начать новую, абсолютно, совершенно, безумно новую жизнь? Ну да, конечно же, здоровый сон, легкий завтрак, ободряющие улыбки окружающих, положительный заряд эмоций с самого утра… Напа Леоне Фью, кавладорская веточка славного клана Кордсдейл, мечтающая укорениться на ниве Алхимии, в день, который считала самым-самым важным для будущей научной карьеры, встала очень рано. Очень, ну просто очень рано. Ровно в полночь. Сбегала на Базарную площадь, побила лавочника, который обещал прислать в «Алую розу» корзины с продуктами, но, гад этакий, проспал; потом сбегала за аптекарем, чтобы спасти лавочника — аптекарь тоже, сволочь, спал; потом пробежалась по Университетскому кварталу и разбудила всех петухов, которые имели наглость спать и не сочувствовать трепетаниям души юной гномки. К раннему летнему рассвету Напа, тревожась по вопросам «А как же пройдет конференция памяти мэтра Симона?» и «Неужели кто-то из историков узнает зашифрованную тайну клада Тиглатпалассара?» достигла такого состояния, что бегала по кухне кругами, всё быстрее и быстрее — и, если вдруг оказывалась на потолке, не успевала оттуда падать. Блёклая кухонная помощница Напы, Полин, была связана недрогнувшими мозолистыми ручками своей работодательницы и отправлена в чулан, поедать клубнику. Посетителей «Алой розы» встречала вежливая табличка, что сегодня ресторация закрыта до полуночи на спецобслуживание, ждем вас завтра. В обеденном зале все столешницы были заставлены подносами. В свою очередь, все подносы были загружены одобренными Большим Советом Университета яствами. А уже над яствами порхала, презрев законы тяготения, великолепная Напа Леоне в полном боевом облачении — с огромной секирой за плечами, в начищенных сапогах, кожаной юбочке, в сияющем серебряном панцире и шлеме в виде змеиной головы с розочками в глазницах. К шести часам утра угощение для алхимиков было готово, Полин, пунцовая от чрезмерного количества ягод, выпущена из заключения, но Напа чувствовала, что должно быть сделано что-то еще — то, что успокоит ее гномью бородатую душу.[11] Прогнав сквозь остро отточенный гномий мозг десяток терабайт гипотетической информации, Напа резво взбежала наверх и забарабанила в дверь мансарды Джои. Дверь не выдержала напора, слетела с петель — студентка от шума не проснулась, но шевельнулась и с недовольным бурчанием приоткрыла густо подведенный сажей глаз. — Джоя! вылезай из своего сундука! Быстро! Ты должна мне помочь! Хватит спать! — затормошила Напа девушку. — Вставай, вставай! — Хорошо, — буркнула Джоя, зевнула, сонно обняла угол сундука (студентка решительно отстояла право обустроить сданную комнату в соответствии с ее собственными, воспитанными островом Дацем, вкусами — а также сэкономить на кровати) и явно вознамерилась проспать еще час-другой. Напа, осерчав, была вынуждена перевернуть большой, солидный, окованный медными полосами сундук вместе с квартиранткой, вылить на Джою кувшин воды, выслушать вопли по поводу испорченного макияжа, — и только тогда гномке и студентке удалось достичь некоторого консенсуса. После переговоров и согласования списка неотложных поручений, Джоя получила спецзадание и отбыла в направлении Университета, а Напа, немного успокоившись, нашла в себе силы дождаться официального начала дня — восьми часов утра. В восемь часов ноль семь минут труды Напы по организации фуршета, с формальной точки зрения, завершились: прибыли специально нанятые официанты и унесли первые подносы с едой в Университет — на утреннее чаепитие для мэтров и мэтресс, собирающихся на конференцию. Так, остальными подносами будет распоряжаться — строго по графику транспортировки от «Алой розы» до Университета, Полин, на это ее мозгов должно хватить. Еды Напа наготовила с запасом, единственное, что от алхимиков требуется — всё приготовленное съесть. Ну, дракона, если что, позовут… Ох, передохнуть бы… Любой нормальный человек в подобной ситуации бросился бы на диван, или на что-нибудь еще, помягче, и с облегчением вздохнул. Да, человек именно так бы и поступил. То ли дело гномы! Не в силах терпеть ожидание, Напа взялась за другие дела. Вымыла окна в «Алой розе» и двух соседних лавочках, сбегала в дом к мэтру Мартину и донье Долорес, быстренько соорудила самораскачивающуюся колыбельку для их сыночка; вернулась, покачав головой, схватила коллекцию фамильного оружия, развешенную по стенам ресторации. Всё заново вычистила, заточила, возвратила на предназначенные для мечей, алебард, топоров, копий и прочего крючки — так, отлично, полчаса прошли, что ж дальше делать? Хм, а не пора ли Напе уделить внимание мэтрессе Далии? В конце концов, будет только справедливо Напе заняться делами научной предводительницы, ведь мэтресса столько всего хорошего и занимательного придумывает для ассистентки! — Ну? — грозно спросила Напа вернувшуюся из разведывательной миссии Джою. — Что тебе удалось узнать? — Ох, Напа, — ответила девушка. — Всё очень, очень плохо! Я собственным ушам не поверила! — Рассказывай, — велела гномка. — Я спросила у мэтрессы Долли, у госпожи Гиранди, у госпожи Лейлы, у Нелли, у Ользиды, у мэтрессы Розанны, у Рудольфуса, у Николаса… — принялась перечислять Джоя. Заметила, как напряглось лицо и в особенности — кончик грозного носа гномки, и свернула на более обобщенное изложение: — Я спросила у всех, кого только нашла. И все подозревают, что у мэтрессы Далии с кем-то в Университете сейчас происходит бурный роман! — Вот как! — рявкнула Напа. — Говорила же ей — никаких шашен в шашках… И с кем же? — Большая часть опрошенных проголосовала за кандидатуру мэтра Питбуля, — ответила Джоя, сверившись с клочками бумаги, извлеченными из правого кармана мантии. — Исключаем, — Напа перехватила клочки и бросила их в пустое нутро камина. — Он в Ллойярде, и если бы вдруг прокопал подземный ход из Уинс-тауна до Талерина, я бы это заметила! Наверняка заметила бы, — повторила с целью убедить хотя бы себя, гномка. — Одиннадцать голосов собрал мэтр Диаз — он ведь такой душка, выслушал мои стихи и даже дал пару советов, чтоб слагать сонеты… Хочешь, я прочту тебе… Но Напа и клочки с именем Диаза отправила в камин. — Чуть позже. Заведующего кафедрой эльфийской литературы тоже исключаем, он не то, что Далией — он мной, и даже Полин один раз восхитился совершенно искренне. Может, я плохо разбираюсь в человеческих чувствах, но одержимого идеей Алхимика узнаю за лигу. Кто еще? — Десять голосов получил мэтр Ша… сейчас, прочитаю… Шан-тиль-он. Не знаю такого. С какой он кафедры? — Чушь, — ответила Напа, еще раз «накормив» камин. — Чтоб Далия связалась с кем-то без высшего образования — ни в жизнь не поверю! Шантильона исключаем. — Претендент, набравший девять голосов — мэтр Фриолар. Твой бывший постоялец, — задумчиво проговорила Джоя, наблюдая, как и эти листочки отправились на растопку. — А ты не думаешь, что… — Чушь, — еще раз фыркнула Напа. — Я, в конце концов, знаю Фиону, матушку Фри-Фри, а Далия с ней лично — Дальше идут менее вероятные кандидаты. Мэтр Мартин… — Счастливо женат и нянчит новорожденного сынишку. К тому же, донья Долорес — моя подруга, так что не будем давать ей повода для ревности. У Долорес такой удар слева… А у Далии такая мощная атакующая тактика обороны… Нет, исключаем, они все мне нравятся. — Мэтр Пугтакль. — Кто это? Джоя пожала плечами. — Не знаю. — Тогда исключаем. Наверняка какой-нибудь герой из романов сэра Скоттиша Айсбра; а так как сэр Скоттиш — наш, ллойярдский романист, я официально разрешаю Далии заочно влюбляться во всех его персонажей.[12] В камин. — Мэтр Никант… Напа гулко рассмеялась демоническим хохотом. — Мэтр Люмус. — Они считают, что их шутки остроумны, — с горечью произнесла Напа, отправляя в очаг очередную партию бумажек. — Да, уж. Я первое время, пока не узнала, что Люмус официально считается живым, думала, что он в Университете прирабатывает привидением. И насчет мэтра Григо на роль воздыхателя Далии, они тоже явно загнули, — согласилась Джоя. — Странное чувство юмора у ваших кавладорцев. Вот у моего папки юмор — так настоящий юмор. — А кто твой папка? — Придворный шут. Потомственный, между прочим. У нас вся семья тяготеет к шутовству. Прапрадедушка моего прапрапрадедушки смешил самого принца Офелина — до того, как тот повесился, и некоторое время после. — Круто, — оценила Напа. — Что, больше никого не осталось? — Осталось, но явная чепуха. Мэтр Лотринаэн. Додумались, тоже мне… Да он хлипкий и тонкий, как полуматериализовавшийся дух! Чтобы какой-то полуэльф… Ой, — испугалась Джоя, случайно заметив, какую реакцию вызвали ее слова у маленькой гномки. — Напа, я глупость сказала! Напа, ты же не думаешь, в самом-то деле! Напа, да Далия же Лотринаэна — Никогда!!! — закричала рассвирепевшая Напа. — Никогда моя подруга не будет шашневать с эльфом!!! И резвым гномьим спринтом рванула на второй этаж «Алой розы». Перепуганная и побелевшая, на этот раз — без помощи пудры, Джоя, подобрав подол платья, поспешила за ней. — ГДЕ ОН?!! — закричала Напа, проламывая дверь в комнату мэтрессы. — ГДЕ?!! На широкой постели, усыпанной обрывками блокнота, что-то шевельнулась — и мэтресса, в нежном румянце сладкого сна, не открывая глаз, поднялась с подушек. — Чего тебе надобно, Напа? Напа выдала разгневанную тираду на гномьем, сорвала с кровати покрывало, не то, чтобы бросилась — просто вгрызлась в темное пространство под мебелью; с легким хлопком, который издает пробка, покидая горлышко бутылки, вырвалась с противоположной стороны кровати, атаковала шкаф; вырвалась и из него, опутанная нарядами Далии, нырнула в комод… — Извини ее, — попыталась смягчить ситуацию Джоя. — Сама знаешь — у гномов очень часто бывают странные фантазии по поводу человеческой сексуальности… — Фр… — покачнулась Далия. Протерла глаза, поморгала на утреннее солнышко, пробиравшееся из-за занавесок, лениво отбросила записи, которые фиксировала во сне, выпутала из прически случайный карандаш. — Который час? — Половина девятого. — Разбудите меня через пятнадцать минут. А лучше — через двадцать, — Далия рухнула обратно на подушки и загородила лицо раскрытым «Сводом Законов и Уголовным Кодексом королевства Кавладор» (издание последнее, пересмотренное и дополненное). — Напа, что ты творишь? Тебе не кажется, что ты перегибаешь палку? — укоризненно обратила Джоя к гномке, которая принялась искать свернувшегося в комочек Лотринаэна в мэтрессиной шкатулке для украшений. Из профильного содержимого там обычно находилась лупа, серебряный наперсток, которым Далия никогда не пользовалась, пара сережек и набор шпилек для волос. И Напа, конечно же, была неправа, когда стала пробовать на зуб всё вышеперечисленное. Гномка совершенно не слушала тихий шепот Высшего Разума, которым сейчас с ней общалась дацианка. С подозрением Напа обвела комнату Далии пытливым взором и увидела, как ей показалось, единственное место, где мог спрятаться шаловливый маг — книжную полку. Воинственная гнома подошла, приготовилась к прыжку… — Эй! — мгновенно пробудилась Далия. — Не смей трогать мои книги!!! — Далия! Далия! — похоже, Напу заклинило. Гномка подпрыгивала, размахивала ручками и вопила, уже не стараясь быть последовательной и понимаемой. — Напа, да успокойся же! — заклинала с подвываниями Джоя. — Ты что, не видишь, что все твои подозрения — надуманы? Мало ли, кто и какие сплетни распускает про нашу мэтрессу — видишь же, она спокойно спит! И одна, между прочим! — Сплетни!.. — выхватила одно-единственное слово Напа. — Ах, сплетни? Ну, я им сейчас… — и выдала серию гномьих проклятий и активных потряхиваний крепкими кулачками. — Ты ж собиралась с утра пораньше идти, участвовать в археологической конференции, — напомнила Далия, лениво наблюдающая за метаниями гномки. — Значит, не сейчас! — упрямо набычилась Напа. — Но они у меня еще попляшут… — и, грозно нахмурившись, гномка поскакала прочь — наверное, искать музыкальное сопровождение. Далия сердито и подозрительно посмотрела ей вслед. Джоя, извинившись, ретировалась. Наверное, воплощать увиденное в очередной зубодробительной поэме. Или, что еще вероятнее, сжигать записки из Оставшись в тишине и одиночестве, Далия упала на подушки и немножко усилила сопяще-подхрапывающее дыхание. — Привет, — прошелестело у нее над ухом. С оглушительном воплем мэтресса подскочила, запустила в неожиданного посетителя Уголовным Кодексом, приготовилась… приготовилась… — Т-т-ты чего? — испуганно спросил мэтр Лотринаэн, висящий под потолком. Нерв, присутствующий в его внешности, серьезно усилился. Подрагивающий магический посох летал рядом, готовый отразить возможную угрозу. — Опять меня до за-заикания дд-довести хочешь? Сначала гномка твоя меня искала — почему, кстати сказать? Мы ж вроде о встрече не договаривались ни с тобой, ни с ней? — Так ты что, был здесь? И спокойно смотрел на учиненный разгром и унижающий мое алхимическое достоинство обыск? — «Спокойно», ага! Ты, я гляжу, решила заделаться мютрессой-эмористкой, — маг пролевитировал себя и посох вниз. — А от гномов прятаться — милое дело, зависни на потолке, им и в голову не придет наверх посмотреть. Мэтресса уже успела справиться с удивлением, накинуть поверх ночной сорочки верную мантию, даже пригладить волосы и посмотреться в зеркало — поэтому почувствовала, что может рассуждать трезво и рационально. Ну, по крайней мере, действительно рационально. — Мэтр Лотринаэн, — сухо обратилась Далия к магу, — будьте любезны напомнить, когда и при каких обстоятельствах я озвучивала вам разрешение наносить столь ранние и конфиденциальные визиты в мои апартаменты? — Ой, апартаменты! — захихикал полуэльф, нарочито рассматривая содержимое комнаты, в которой обитали Далия, комодик, сколоченный наспех шкаф, деревянная доска, обозначавшая письменный стол, полочка с книгами, кружевная занавеска, горшок с погибшей геранью и умные мэтрессины мысли. Нерв в нем существенно успокоился, а потому вернулась извечная эльфийская утонченность во вкусах и снобизм — в оценках. — Ладно. Не будем о грустном. Я, собственно, прилетел по делу. Тебя в Министерстве Чудес ждут. Принцесса примет тебя в одиннадцать. — А в двенадцать я должна быть на конференции! — всполошилась алхимичка. — Как же всё успеть! И что за день сегодня суматошный выдался!.. День действительно был необычным. Астрологи любят предупреждать, что иногда, раз в столетие, планеты складываются в сложные комбинации и излучают на грешный мир совершенно особые флюиды — заставляющие китов уныло бродить по суше, кентавров — соревноваться в скорости с черепахами, а варваров — осваивать письменность. Вот и в восемнадцатый день месяца Паруса, — если верить предсказаниям мэтра Нюя и его гвардии астрологов, разумеется, — гигантская вселенская механика, скрежеща орбитами, выстраивалась, чтоб произвести на судьбы алхимиков Университета королевства Кавладор сверхмощное воздействие. Зафиксируем важнейшие этапы сего процесса. 8.51. Напа Леоне Фью, по-прежнему в шлеме «Змеиная Голова», но уже прикрывшая панцирь черным плащиком, который, при желании, может показаться похожим на классическую алхимическую мантию, врывается в Университет — с конкретной целью пробраться в общество Королевских Археологов. Пробегает до зала заседаний Большого Совета и присоединяется (в математическом смысле) к толпе мэтров и мэтресс, собравшихся обсудить новейшие открытия забытой Империи Гиджа-Пент. Большой зал сегодня украшает портрет мэтра Симона — великого, просто величайшего историка (и потрясающего хитрюгу, но тссс! Далия велела помнить о конспирации!!!), а также кислая желтая физиономия мэтра Никанта, приветствующего гостей. При виде Напы мэтр желтеет еще больше, Напа же при виде Никанта хмурится, и они расходятся, взаимно отталкиваемые, как два отрицательных магнита. 9.04. Конференция должна была начаться еще четыре минуты назад. Увы, у этих людей вечно что-то задерживается. Напа вытягивает голову, чтобы хоть что-то увидеть поверх спинок кресел; потом не выдерживает и лично отправляется на разведку. По пути натыкается на мэтра Неко, и чувствует, как холодную гномью голову подтапливает вспышка расизма: алхимик-кентавр, беседующий с кавладорскими коллегами, радостно махает хвостом из стороны в сторону, и этот самый хвост бьет Напу по лицу и около только так. Пока Напа справляется с собой, по залу шелестит слух, что еще не все Важные Персоны прибыли, поэтому начало заседания откладывается. У гномки чешутся руки, вспоминается секира, оставленная в каморке «Алой розы», и, с неудовольствием, местные кавладорские законы относительно ограничения использования вооружения в целях самообороны. Надо срочно чем-то заняться. Только вот чем? Где бы что-нибудь сломанное и спешно нуждающееся в починке, заточке или реконструкции раздобыть? 9.23. По залу заседаний пробегает электрической искрой приятная новость. Вы слышали? Университет почтил высоким визитом сам принц Роскар! 9.38. И вот принц Роскар появляется в зале Большого Совета. Неуклюжий без лошади и доспехов, богатырь скромно косолапит в президиум, мэтр Григо, сияющий, как новенький чайник, усаживает дорогого гостя в кресло председателя. По воплю мэтрессы Долли все дружно принимают высокоученый вид, разбегаются по своим местам, и конференция начинается. 9.39. Мэтр Григо встает за кафедру и заводит приветственную песнь. То есть речь. 9.42. По залу прокатывается что-то плотненькое, квадратное, очень целеустремленное. «Гоблин?» — всполошились в первых рядах. «Сфинкс, сбежавший из Министерства Спокойствия на прошлой неделе!» — хватается за сердце госпожа Гиранди. Нет, это всего лишь Напа Леоне Фью, чуток задержавшаяся по физиологической гномьей надобности. 10.17. «…Можно сказать о значении археологических исследований и поисках Утраченной Империи Гиджа-Пент многое, но я не смею более злоупотреблять вашим вниманием», — заканчивает официальный монолог господин ректор. Слышатся аплодисменты, мэтр Григо скромно покидает кафедру и спешит объяснить все сложные слова своего выступления принцу Роскару. Принц скучает и с тоской смотрит в окно, где сияет знойный летний день, шелестят листочками натуральные кавладорские дубы, а не только их алхимические аналоги, поют птички и каркают вороны, знаменуя смену атмосферного давления. 10.18. На кафедру вскакивает мэтр Никант и начинает объяснять, что он понимает под словом «исследования», «история», «пропажа» и, в частности, какое личное отношение имеет к Империи Гиджа-Пент. Оказывается, двоюродная пра-прабабушка Никанта была родом из Перуэллы, которую и основали потомки имперцев, и по праздникам готовила по старинному рецепту настоящий гиджийский плов! Вегетарианский, естественно. 10.19–10.35. Принц Роскар скучает. Зевает. В президиуме мэтр Григо шепотом советуется с мэтрессой Долли, а не уговорить ли им госпожу Гиранди станцевать восточный танец живота, чтоб немного расшевелить интерес его высочества к Алхимии. Мэтресса Долли категорически отказывается, прорывается на место докладчика и заводит свою речь. О смысле научных изысканий. Госпожа Гиранди уныло, но добросовестно протоколирует. 10.48. Мэтр Григо придирчиво рассматривает присутствующих мэтресс. увы, Далия обещала быть только после полудня, а остальные… Перспективнее всего на роль одалиски — и в плане внешности, и в плане танцевальности животика — мэтресса Юлали (Академия Под Открытым Небом, королевство Фносс). Жаль только, кентавресса принца вряд ли заинтересует… Хотя… Может, не зря Роскар так пристально гидр изучал, может, и прочую экзотику Страны Химер не откажется попробовать? Пользуясь малым ростом, Напа Леоне уже давно пробралась к выставленным вдоль противоположной от входа стены наглядным иллюстрациям — картам, схемам, картинам и прочим изображениям Эль-Джаладской пустыни и теперь добросовестно копирует расположение тропинок, колодцев, верблюжьих стоянок, селений, лагерей кочевников и отдельных пальм с видами на Иберру, Пентийское море или Вечную Империю Ци. 11.22. С криками «Регламент! Регламент!» мэтрессу Долли свергают с кафедры. Теперь докладывают сразу четверо, поясняя, чем их алхимическо-академическая групповуха (женщина, мужчина, еще один мужчина и нечто странное, пухленькое, бледное, с глазами навыкате) занималась последние пятнадцать лет. Гиджа-Пент, говорите? Ага! А что вы ощущаете, когда воспринимаете вышеуказанное звукосочетание? Вам слышится скрип арбы, вопль павлина, журчание хрустально-прозрачного фонтана? Вы только вслушайтесь в эти названия — «Гиджа», «Аль-Нуэри», «Аль-Тораз», «Ильсияр», «Сар-курима»… Происхождение наименований географических пунктов Великой Пустыни нашей инициативной группе удалось проследить до года Чистовыбритой Обезьяны, когда… Напа завершила копирование карт современного Эль-Джалада, унаследовавшего пески, под которыми была потеряна Империя Гиджа-Пент, и переключилась на рисунки памятников культуры утраченной цивилизации. Хмыкнула — «Я тоже так рисовать умею!». В доказательство своих слов попробовала. 11.31. Напа Леоне завершает карандашный набросок Гиджа-Пентийской Долины Царей. Любуется и тихо радуется, что господин ректор в свое время не стал настаивать сдать, кроме инструментов для резки мрамора, все прочие изобразительные средства, с помощью которых юная гномка выражала художественное восприятие мира. 11.36. Путем хитрых манипуляций карандашный набросок Напы Леоне помещен в ряд прочих иллюстраций к истории Исчезнувшей Империи Гиджа-Пент. 11.40. Переполох за стенами зала заседаний. Оказывается, наш Университет посетил господин посол эмира Джавы! Ну просто день Высоких Визитов! Принц Роскар, которому мешало заснуть по-настоящему заклинание, предусмотрительно наложенное мэтром Фледеграном при отправке его высочества почтить труд кавладорских алхимиков, оживляется. 11.42. С поклонами и восточными славословиями появляется посол Эль-Джаладского эмира Джавы — господин Нгули. Его тоже усаживают в президиум. Завязывается оживленная беседа между мэтром Григо, принцем и послом — чувствуется, что посол понимает Роскара, но не знает кавладорского, что ректор Григо понимает принца, но не знает восточного этикета, и, наконец, что его высочество абсолютно не понимает, что он делает в компании столь умных и знающих людей. Напа Леоне придирчиво изучает скопированные карты эмирата, высчитывая, где ж похоронен золотоносный царь Тиглатпалассар. 12.00. Под вопли мэтрессы Долли «Регламент! Регламент!» происходит свержение демократии, и воцаряется анархия. Другими словами, проголодавшиеся с утра алхимики, выбрав короткую паузу в пленарных заседаниях, срываются с насиженных мест и плотным косяком рвутся в соседнюю рекреацию, пить чай. Напа, вместо того, чтобы принимать заслуженные похвалы — ведь именно благодаря ее кулинарным талантам, во-первых, возможно указанное чаепитие, а во-вторых, ее теперь считают чем-то вроде почетного историка, бежит на другие этажи главного корпуса Университета. 12.03. Короткий обмен данными между Напой и Джоей. Далии нет, она грозилась задержаться в Министерстве Чудес. Нет, нет никакого Лотринаэна! Дипломатическая миссия по изысканию финансов. Да, у ее высочества Ангелики. Ах, Джоя всегда восхищалась унынием и ехидной зловредностью принцессы. Однажды написала сонет: Напа убегает. Ее гномий мозг — спинной, контролирующий движения рук — как раз выдал идею, чем бы заняться. 12.20. Мэтресса Долли и госпожа Гиранди начинают беспрецедентную по своей жестокости акцию — пытаются оторвать алхимиков от еды. 12.25–12.59. «Что-то сегодня душновато,» — обмениваются наблюдениями мэтры, тяжело отваливающиеся от угощения и спускающиеся во внутренний дворик, запасти в легкие свежего воздуха, прежде чем вернуться в таинства Империи Гиджа-Пент. «Не иначе, гроза к вечеру соберется»… Стайка разнополых и разнокалиберных существ в черных мантиях совершает моцион вокруг солнечных часов. Откуда-то сверху главного университетского корпуса доносится бряцанье, клацанье, стук гномьего молоточка и вопли ворон. «Суета сует,» — подводит итог мэтр из Ллойярда. Мэтресса из Вечной Империи Ци соглашается и, пользуясь затишьем, делает гимнастику, почесывая за ушками пальчиками ног. Мэтресса из Буренавии — где издавна идеалом красоты считается не подробный ответ на вопрос «какая?», а восхищенный возглас на вопрос «сколько?» — придирчиво смотрит на цинскую коллегу сквозь сладкий пирожок, и ненавязчиво заводит разговор по тематике сегодняшнего заседания Королевского Археологического Общества. Вот Гиджа-Пент, бывало, понимал толк в гимнастике… и упражнениях души… и вообще, был мастером по изготовлению солнечных часов… И вообще, вороны там каркали еще громче, чем в нынешние суматошные времена. «О, да,» — соглашается ллойярдец. — «Мне мумии придворных царя Эпхацантона немало интересного рассказали…» 13.00. Заседание продолжается! Президиум понес потери — принц Роскар и посол Нгули отбыли во Дворец, обсудить важнейшие проблемы сотрудничества двух государств. Но завещали нам интересоваться историей. Господа алхимики, прошу делать доклады! Желающие продемонстрировать свои рефераты и прочие таланты срываются с мест. Возникает легкая сутолока. Первыми за кафедру прорываются мэтр Неко и мэтресса Юлали. Их коллективное выступление на редкость занимательно — мало кто из присутствующих бывал в Стране Химер собственной персоной (портреты на опубликованных издательствами Сцины монографиях сейчас не считаются), а потому драку кентавров не видел. «Доклад» заканчивается бурными аплодисментами и ворчанием вызванной для оказания первой помощи мэтрессы Розанны. Додумались, подковами кидаться… 13.15. Спешно вызванный лаборант, тролль Гыртрчак, восстанавливает порядок в зале. Есть незначительные повреждения университетского имущества, семнадцать подбитых линз, четыре скошенных подбородка, один вывих локтевого сустава и четыре украденных Гыртрчаком бутерброда. Порванные мантии убегают штопаться. 13.17. Вдоль стены выстраивается очередь желающих доложиться. 13.19. Снова что-то очень квадратное и живое пробегает по залу. Гыртрчак ловит — и получает от оскорбленной Напы Леоне в глаз. Розанна недовольна — что, ей своих студентов бросить и прописаться на вашей конференции, что ли? Это, знаете ли, удовольствие ниже среднего, реанимировать тролля, пусть и отмыты его пятки до розового цвета! В следующий раз вызывайте бригаду из Обители Премудрой Прасковии! Мэтр Григо сбегает утешать разгневанную мэтрессу. Кое у кого, не будем показывать пальцем на столь уважаемых в Университете дам, как мэтресса Долли и госпожа Гирнади, шевелится мысль, а не улизнуть ли, пока ректора нет? Но ядерно цитрусовый от волнения мэтр Никант, не жалея покачивающего на сквозняках мэтра Люмуса, активно постигающего Дао Алхимика, плотно блокирует выход. Напа Леоне пробирается на свое место в задних рядах. Теперь, уняв зуд в руках — мэтресса Далия называет подобное состояние гномьим «абстинентным синдромом» и очень жалуется, когда Напа специально ломает вещи, чтобы было что починить, и этим прекрасным занятием успокоиться, — она готова внимательно слушать и даже конспектировать. 13.20–16.40. Конспектировать особо нечего. 16.41. К докладу готовится мэтр Рупь. Напа тоже готовится — искать логические ошибки в речи докладчика. Жалеет о том, что оставила секиру дома. 16. 43. К некоторому удивлению гномки, мэтр Рупь справляется неплохо. Подробно рассказывает о происхождении песков Эль-Джалада, о свойствах тамошних горных пород… Вопроса обработки металла в древней империи Гиджа-Пент алхимик коснулся слегка, заявив, что, к сожалению, Напа дала себе слово Рупя не бить. По крайней мере, сегодня. Может, даже сбегать на кафедру горных изысканий, извиниться? 16.52. Мысли Напы оформляются в план действий. Она, разумеется, никогда ничего не откладывала «на потом». Еще раз по залу заседаний прокатывает волна, поднятая увесистым плотным телом, запущенным с околосветовой скоростью. Мэтр Люмус улетает в астрал вместе с выбитой дверью. 16.53–17.26. Напа бегает по Университету и прилегающим территориям в поиске средства, как же преодолеть препятствие на пути к перемирию с мэтром-металлургом? Джоя обнаруживается в Библиотеке, где готовится к зачету и принимает теневые ванны. Очень яркий и душный день, Напа, не находишь? Помочь тебе перебраться через мостик на кафедру горных изысканий? А, ты хочешь устроить мэтру Рупю сюрприз — дескать, только он входит, а тут ты выскакиваешь из-под стола и предлагаешь гномо-металлурговое перемирие? Обещаешь обойтись без членовредительства? Тогда, пожалуйста, буду рада помочь. 17.58. Напа и Джоя крошечными шажками ползут через указанный мост. Студентка вдохновляет гномку, рассказывая, что осталось еще двадцать локтей до противоположной стороны, еще девятнадцать и три четверти… Подумаешь, высота в семь тролльих шагов… Нет, Напа! Мэтресса Далия сколько раз запрещала тебе смотреть вниз! Смотри наверх, Напа! Думай о чем-нибудь возвышенном! То есть, приземленном… То есть… И как у мэтрессы Далии хватает фантазии запутывать твое вертикальное восприятие мира? Знаешь, мой папка говорит в таких случаях: если больше не о чем думать, думай о смерти! Кстати, есть замечательные стихи — их авторство приписывается знаменитой дацианке-интриганке, леди Гамгулине — — Ой, смотри! — закричала Джоя, мигом забыв о том, что Напа только что выдала крайне отрицательную оценку дацкой поэзии. — Как отсюда Университет хорошо виден! Вон лаборатория мэтрессы Аббе! А вон — мэтр Карвинтий куда-то ковыляет… А что это у него в руках? Похоже на мэтрессу Далию… 17.59. К величайшему сожалению Вселенной, интерес Напы Леоне Фью из клана Кордсдейл к конференции Королевского Археологического Общества «Новейшие открытия забытой Империи Гиджа-Пент», посвященной памяти мэтра Симона, и так убывающий вследствие отсутствия в докладах не то, что имени царя Тиглатпалассара и инструкций, как добыть его сокровища — но даже половины царского имени! — скончался. Смерть научного интереса сопровождалась не имеющими к археологии и истории возгласами и обещаниями разобраться с извращениями мэтра Карвинтия — вот только Напа с башенки спустится… Кстати сказать, очень даже неплохо, что Напа сбежала из зала заседаний Большого Совета раньше остальных алхимиков. Потому как в 18.00 там произошло событие, вполне способное повредить психику юной гномки. А именно: картинки, стоящие по соседству с карандашным наброском Напы Леоне, отчего-то вдруг загорелись, от них воспламенились другие карты, схемы и плакаты, и, если бы алхимики, утомленные научными дискуссиями, вовремя не очнулись от информационно-кулинарной комы и не начали тушить пожар, кто знает, не утратились ли следы и артефакты Исчезнувшей Империи Гиджа-Пент, окончательно и бесповоротно? А так, по крайней мере, портрет мэтра Симона спасли… — Ну, долго еще ждать? Скучающий в удобном мягком кресле мэтр Лотринаэн отвлекся от игры с ледяными кристаллами, которые, будто калейдоскоп, трансформировались в разнообразные пространственные фигуры, и равнодушно пожал плечами. Мэтресса Далия вздохнула и снова принялась гулять по роскошно убранной приемной. Выглянула в окно — хм, кажется, вечером гроза будет… По Талерину ходили слухи, что когда-то, еще до знаменитой партии в «Короля и Звездочета», оставившей правящий Дом без гроша в кармане, здание Министерства Чудес планировали построить с применением новейших магических технологий. Чтоб, значит, Дождливый Ллойярд не вздумал задирать нос и хвастаться своим Восьмым Позвонком. Подумаешь, выстроили гномы, привидения особой конфигурации, трехсотлетняя история, тщательная отделка помещений, антиквариат на каждом шагу… Дайте нам триста лет — мы не хуже построим! Да так, чтоб только маги высокого уровня посвящения могли дорогу отыскать! Зачаруем, выстроим хрустальные стены, — ага! Идея! — пусть наше Чудесное Министерство плавает над Талерином по воздуху! И чтоб лиловато-сиреневые огоньки мелькали, бегая друг за другом по окружности основания летающего замка… Священники, жрецы и служители многочисленных кавладорских святых Орденов на это предложение сказали «Грммм?» И инициативу магов не поддержали. Боги, дескать, очень любили землю. С нее падать, если гномы не постараются выкопать подземную дорожку к своему Великому Кузнецу, некуда. Хорошо, уныло согласились маги. Но стены возведем повыше, — ага! сделаем невидимыми все двери, чтоб только маги выше среднего уровня… и, ладно, пусть их, мистики, ведущую праведную жизнь, могли отыскать дорогу! Так как громких возражений не последовало, маги и священники перемигнулись, вздохнули, не стали спорить, и согласились, что идея неплоха. Надо строить. И тут, как на грех, выяснилось, что никак не удается найти бригаду строителей, которые бы располагали благоприятным гороскопом, обещающим счастливое завершение стройки. Стоило появиться очередной группе вооруженных деловым энтузиазмом, лопатами, отвесами, мастерками и циркулями гномов, будто бы из-под земли (пардон за каламбур) возникали шустрые астрологи, скороговоркой озвучивали свои предсказания — этот свернет шею, тот сломает ногу, в раствор упадет белая ворона, с вас семнадцать золотых, и я скажу, сколько любовников у вашей жены, — и скрывались от возмездия. Другими словами, собственного здания Министерство Чудес так и не получило, поэтому его величество на время предоставлял магам, заклинателям, предсказателям и святым братьям (да-да, и сестрам, конечно же!) одну из своих резиденций. Благо, короли Кавладора никогда не страдали от жадности. Его величество Лорад Восьмой вообще разрешал Министерству Чудес хранить отчеты и проводить производственно-магические совещания в Королевском Дворце — король, занятый войнами, там редко появлялся. При короле Гудеране работников Министерства попросили переехать сначала в замок Фюрдаст, — летнюю королевскую резиденцию. Потом, когда подросли малолетние принцессы Анна, Дафна и наследник кавладорской Короны Арден, королевское семейство стало проводить в Фюрдасте самое жаркое время года, а «чудикам» отдали Охотничий замок в предместьях Талерина. Всё равно, король Гудеран охоту не слишком жаловал, а Роскар и без замка прекрасно охотился на всё, что рычало, кусалось или рогатело не по-детски. Итак, мэтр Лотринаэн, не взирая на протесты Далии, телепортировал алхимичку в Охотничий замок. И нечего так ворчать! Вот гляди — природа, листья зеленеют, дубы растут, белочки по веточкам скачут… хочешь поохотится? Вот арбалет. Бери, я сейчас высвистаю жертву. Олень тебе подойдет? — Что, долго думали, как принца Роскара от этих мест отвадить? — хмуро уточнила Далия, когда Лотринаэн чуть ли не силком вложил в руки дамы оружие, издал условный свист, и на полянку перед замком вышла трепетная (в биологическом смысле) лань. Лань проникновенно смотрела огромными печальными глазами на «охотницу», и Далия чувствовала, как у нее в желудке сворачивается грустной слезой съеденная на завтрак ветчина. Полуэльф захихикал и, взяв посох, как копье, под мышку, проводил Далию наверх, в приемную патронессы Министерства Чудес, ее высочества Ангелики. Фантом-секретарь, колыхающийся на сквозняке лиловым сгустком, тихим голосом предупредил мэтрессу посетительницу, что придется немного подождать. Ну что ж, пожала Далия плечами. Подождем. До полудня мэтресса гуляла по коридорам Министерства — в отличие от Министерства Спокойствия, здесь половина коридоров заканчивалась тупиком, а сотрудники летали сквозь стены. Правда, так же не обращали внимания на посетителей. На правах принадлежности к алхимикам — патронируемому Министерством Чудес сословию — Далия изучала плакаты, развешенные в приемной принцессы и на дверях соседних кабинетов. Изготовлены плакаты были — некоторые из бумаги, некоторые — из очень хорошей, плотной бумаги, на которой текст читался, а не висел в воздухе, издеваясь над законами тяготения; а некоторые лозунги были созданы магически и перемигивались искорками с читателем, превращаясь в желтые рожицы и расплываясь жизнерадостными улыбками. Потом Далия решала загадку, что означают железные решетки, которыми украшен Охотничий замок? Как-то странно! Решетка, перекрывающая вход в крепость, или даже подъемные ворота — это понятно, а здесь… Лотринаэн, смущенно, озираясь по сторонам, прокомментировал шепотом: понимаешь, мэтресса, иногда в Министерстве Чудес случаются… э-э… Где-то к часу дня мэтресса заскучала. Да и наряд, выбранный в спешке, доставлял неудобства. Сказать по правде, Далия мечтала появиться перед очами Большого Начальства во всем блеске — новенькой шелковой мантии, в новеньких туфельках, с прической… Зря, что ли, госпожа Нийя Кордсдейл в прошлом году подарила Далии очень красивые серебряные шпильки для волос? И вот, здрасте, приехали! На шпильках обнаружились отпечатки напиных зубов, шелковую мантию пришлось спешно гладить… Ворочая тяжелым утюгом, мэтресса поняла, насколько заблуждается, решив предстать красивой и счастливой алхимичкой перед унылой и безрадостной патронессой. Пришлось начать процесс одевания заново. Отыскать старую мантию, с плохо застиранным чернильным пятном… эй, где же она? Блин, Напа! Навела гномьи порядки! Увы, Лотринаэн торопил, и Далия была вынуждена пойти другим путем. Чтобы ухудшить свой внешний вид, она сбегала к Джое, воспользовалась пудрой девушки, перешнуровала платье, совершенно исказив очертания фигуры, и даже надела синие хлопковые чулки. Конечно, под мантией и платьем не видно — но поверьте, Далия их чувствовала. К двум часам дня Далия поняла, что чулки — это самая страшная пытка, придуманная человечеством. В шелковой мантии было жарко, да и шелк давно помялся, пудра с мэтрессы осыпалась, прическа растрепалась — никаких карандашей не хватало, чтобы вернуть ей пристойный облик… О боги, да где же эта принцесса?! Лотринаэн телепортировался куда-то, как уверял позже — в собственный кабинет, заниматься жутко важными магическими делами, хотя Далия начала подозревать, что у него какая-то интрижка с милой магэссой Хлоей — сапиенсологиня как-то имела счастье поспорить с ней относительно природы человеческого Разума. Чтобы отвлечься и не скучать, Далия принялась рассеянно просматривать единственное присутствующее в приемной патронессы Министерства чтение — серые листочки с полуслепым текстом. Сие творение называлось «Вестник Ч-ситуаций», издавалось раз в месяц и повествовало о разнообразных чудесах, случившихся в Кавладоре и соседних землях. Выходила в белый свет газетенка обалденным тиражом — пять экземпляров: для короля, министра Спокойствия, министра Золота, придворного мага,[13] и вот — для приемной Министерства Чудес. Приблизительно в половине третьего фантом-секретарь внезапно оживился, мэтр Лотринаэн, скучающий с Далией за компанию, учуял какие-то силовые потоки, встрепенулся; потом мэтресса, прислушавшись, различила звук приближающихся шагов, чьи-то голоса… Фантом-секретарь втянулся в двери кабинета патронессы, вернулся и шелестящим тихим шепотом пригласил Далию войти. — Ваше высочество, — присела алхимичка в церемонном реверансе. Получила дозволение проходить ближе, прошла к письменному столу и принялась за подробное изучение патронессы Министерства Чудес, ее высочества принцессы Ангелики из династии Каваладо. Странная принцесса Ангелика женщина. Тридцать лет ей есть, а на лице так все сто тридцать написаны. Губы поджаты в вечной иронии, левый глаз прищурен, по векам разбегаются тонкие, но упрямые морщинки, пальцы выжидающе пощелкивают, будто отмеривают на невидимых счетах ваши проступки и провинности. Всему остальному — худощавой фигуре, потрясающему лиловому платью удачного покроя, одновременно напоминающего алхимическую мантию и что-то очень изысканное, из высокой эльфийской моды, тонкой нити жемчуга, сложной прическе, драгоценностям вокруг головы и шеи — всему этому можно позавидовать, но вот лицо… Вроде бы, обыкновенное лицо — правильный овал, большие глаза — особенно правый, матово-белая кожа, темно-русые волосы с очень редкими серебряными ниточками, но вот поверьте — одного взгляда принцессы достаточно, чтобы заменить сок пяти крупных иберрских лимонов. Принцесса вежливо выслушивала, что шептал ей фантом-секретарь, скользнула взглядом по «наряду» мэтрессы — та каждой клеточкой своего организма ощутила миллиард ниточек, которая его (организм) согревала, — потом Ангелика отчего-то встревожилась. — Так вы из Университета? — в голосе принцессы прозвучали пронзительные нотки. Мэтресса Далия скромно покаялась, что да, она имеет некоторое касательство к высшему учебному заведению королевства Кавладор. Секретарь продолжал занудствовать, но Ангелика нетерпеливо махнула рукой, прогоняя его. Потом повернулась к Далии и, к некоторому удивлению алхимички, вдруг сменила тон — став совершенно тихой, мурлыкающей и даже, как ни странно это звучит, заискивающей. — Хорошо, что вы заглянули, мэтресса..? — Далия, — еще раз представилась алхимичка. И на всякий случай сделала еще один реверанс. — Ах, оставьте эти условности! Прошу вас, присаживайтесь! Мэтресса почувствовала, что ее пристально разглядывают. И порадовалась — отчасти, но порадовалась — сползшим чулкам, косо сидящему платью, мятой мантии и потрепанной прическе. — Я, кажется, встречала ваше имя в отчете министра Ле Пле. — Хм? Отчете? — не поняла, о чем идет речь, алхимичка. — Да. Вы не волнуйтесь, я обо всем рассказала Гудерану, и он обязательно примет меры. Уже принял. Не беспокойтесь. Далии показалось, что какая-та часть растворенной в макроэргическом пространстве реальности информации проскользнула мимо ее мозга. — Простите, ваше высочество. Мне кажется, я что-то не так объяснила. Понимаете, я пришла по поводу денег на ремонт башенных часов, они сломались… — Конечно! — истерически подпрыгнула Ангелика, выхватила из рук оторопевшей Далии пергамент с прошением мэтра Григо о дополнительном финансировании, подскочила к столу, единым росчерком пера начертала свое имя, и только потом прокомментировала: — Конечно, мы выплатим компенсацию и за выбитый Роскаром зуб, и за сломанные нашим братом часы! Поймите же, мэтресса, — повернулась принцесса к Далии. — Мальчик не хотел ничего дурного! Он просто никак не научится соизмерять свою силу с… с… — С социальными условностями, — подсказала мэтресса. Против требований этикета и внутренних моральных принципов, она смотрела на подписанный документ с той жадностью, с какой смотрят голодные лягушки — на стайку мошек. — Именно! А в остальном — Роскар милейший молодой человек! Ах, если бы вы знали, какой он милый, добрый… — Отзывчивый, — не кривя душой, поддержала принцессу Далия. — Рыцарственный. Благородный. — Конечно, у него бывают иногда всплески… э-э… — Гуморального возмущения? — подсказала мэтресса. — Да! И ему бывает трудно… хмм… — Ангелика задумалась, подыскивая слово. Привычка профессионального сапиенсологического словоблудия пришла на помощь: — Трудно удерживать внутренние нейроэндокринные интенции до появления в перцептивном поле безусловного противника? — мэтресса состроила печальную сочувствующую физиономию. — Понимаю, понимаю… — Он совершенно не хотел бить вашего сотрудника! — воскликнула принцесса. — Кстати, кого он у вас, в Университете, избил? — Ночного библиотечного сторожа, — ответила Далия, осторожно, потихоньку, вытягивая из рук патронессы Министерства Чудес официальный пергамент. — Мне очень, очень жаль! — продолжала страдать ее высочество. — Просто так иногда бывает — человек почему-то не может сдержаться, и сам не замечает, как у него в руках оказываются чужие зубы! — Известный факт, — согласилась мэтресса, пряча документ в надежное место, под платье. — Отражен во всех статистических невероятностях: из ста жеребят один хромает, сколько оборотня не корми — всё равно в лесу поужинает, у семи нянек дитя без глазу… — В семье не без Роскара, — печально подхватила Ангелика. И обе дружно закивали головами, признавая справедливость данного комментария к мироустройству. Тут в пределах досягаемости двух активно понимающих друг друга дам материализовался фантом, а после его таинственного шелестения из-под пола кабинета Ангелики появился столик, уставленный серебром, хрусталем и яствами. — О! — воскликнула ее кавладорское высочество. — Обед! Мэтресса Далия, могу ли я вас угостить? Прошу вас, присаживайтесь. Простите, я заставила вас ждать — в школе для девочек, при Ордене Акимании Дельфийской, случился ма-аленький инцидент… — Никогда не была в школе для девочек. И просто не представляю, что же там могло случиться, что потребовалось ваше компетентное вмешательство? — Представляете, туда забрел медведь. Ну, естественно, перепугался до потери шерсти, сбежал из Ордена, в полном помрачении рассудка добрался до леса — и там встретился с пробегающими по окрестностям оборотнями. Оборотни были заезжие — супружеская пара волков путешествовала на юг, в Ла-Фризе; рев медведя они недослышали, подумали, что он говорит со странным акцентом… — Как пить дать, волки получили фрагментарное домашнее образование, — сурово поджала губы Далия. — А я о чем! — согласилась Ангелика. — Это ведь уму не постижимо — в наш просвещенный век терроризировать целую школу волчьим воем — только потому, что вам показалось, будто девочки носят меховые шубки, чтобы издеваться над нашими лесными собратьями! — Так, стоп, — притормозила Далия и решительно отставила бокал с вином. — Я что-то пропустила? Откуда взялись меховые шубки? Лето ж на дворе. — С занятий по домоводству, — отмахнулась принцесса. — Акиманки учат добросовестно — сначала как овцу поймать, потом — как ее остричь, потом шерсть спрясть, там чего-то связывают, подшивают… Ну, конечно, монашки там нормальные, некоторые вообще не слишком с учебой заморачиваются, поэтому прядут девочки абы как… — Вот! Вот он, корень бед! — обвиняюще высказалась мэтресса. И сурово наставила на ее высочество бокал вина. — Эти не доучивают, другие занятия прогуливают, а в итоге? — Что — в итоге? — перепугалась Ангелика. Механически долила в бокал собеседницы вина, потом добавила себе и, заслушавшись, опустошила до дна. — В итоге из тихих, скромных девочек вырастают… Я даже вслух не могу сказать, кто. Представляете, что может получиться, если не заниматься воспитанием подрастающего поколения, как следует? Сейчас я вам всё расскажу! Одиннадцать дней назад моя коллега, мэтресса Аббе, предложила мне сопровождать ее с группой студентов на полевую экскурсию. Надо помочь — я всегда с охотой помогу. И вот сторожу я трех студенток, оставшихся на моем попечении, сама, не жалея сил, бегаю по лугу, ищу редчайшее кавладорское насекомое, до сих пор избегавшее участи стать украшением энтомологической университетской коллекции, — полуночную саранчу, как вдруг вижу — проезжает мимо черная-пречерная карета, запряженная парой черных, как похмельный дацкий понедельник, лошадей… 18.39 А между тем коварная Вселенная щелкала шестеренками, настраивая небесные сферы именно для воздействия на Университет королевства Кавладор. Выпестованные преподавателями и исследователями кафедры ботаники заросли колыхнулись и выпустили на свет разгорающегося заката ахроматичную Джою и насупленную Напу Леоне. Гномка почесала у фасонистого шлема правый змеиный клык, задумчиво фыркнула, оценивая в качестве объекта проникновения лабораторию мэтра Карвинтия. — Он что, сам эти доски сколачивал? — презрительно скривилась гномка. Джоя задумалась — вообще, с точки зрения теоретической сапиенсологии, дацианка представляла занимательнейший объект. Разумная деятельность у нее протекала не хорошо и не плохо, а иногда и не всегда в тему. Так вот, Джоя задумалась над вопросом, сам или же с чьей-то помощью соорудил сарайчик мэтр-погодовед; еще ее занимала проблема свинки, грозно хрюкающей из загончика, а также утка, хлопающая крыльями и вызывающая бурю в пруду. А нетерпеливая остромыслая Напа уже задала следующий вопрос: — Джоя, а ты уверена, что мэтр Карвинтий нёс именно Далию? что-то подозрительно тихо. Не в привычках мэтрессы разрешать себя кулём транспортировать и не комментировать процесс переноски! Мы же далеко были, может, ты не все хорошо рассмотрела? Джоя пожала плечами. — Мне показалось, что я узнала мантию мэтрессы Далии. Ту самую, где чернильное пятно плохо отстиралось. Значит, Карвинтий нес ее. Ну, так мне подсказывает интуиция… Напа нахмурилась. Таинственный процесс, называемый людьми и эльфами «интуицией», представлял загадку для гномов. Нет, вы только представьте себе — догадываться, предполагать, антиципировать… О боги! нет, чтобы высчитать статистическую закономерность на основе анализа предшествующих фактов! Самым же парадоксальным было то, что интуитивно мыслящие человеки иногда оказывались правы; следовательно, надо принять факт существования интуиции за одну из постоянно действующих переменных Вселенной и опираться на него, составляя формулу для вычисления собственной кривой эффективности… «Кривой», в данном случае, следует считать постоянно убегающую вверх линию на графике коэффициента полезности, а вовсе не целенаправленный, энергичный, прямой, как удар молота, характер деятельности представителей гномьих кланов. — Надо действовать, — решительно сказала Напа. — Отвлекаем, пробираемся и захватываем. — Кар! Кгарр! — оглушительно прокомментировала ворона с ближайшего дерева. Пять минут спустя в окрестностях метеорологической лаборатории послышались крики: — Помогите, помогите! — причитала Джоя. Впрочем, ей бы не помешало взять пару уроков истерического мастерства у знаменитой Изольды — причитания были скорее формальными, чем убедительными. Зато громкими. — Помогите, на меня надвигается атмосферный фронт! Помогите, здесь сейчас дождь начнется! — Карр! Кр-кря-крряя-кукареку-каррр! — поддерживали Джою вороны и прочие птицы. — Помогите! — позевывая, напрягалась студентка, стараясь, чтобы ее крики, издаваемые с середины мостика, были услышаны в сарайчике-лаборатории мэтра Карвинтия. — Помо… Здрассте, мэтр Цюцевв, — вежливо поздоровалась Джоя с господином, которого обнаружила за своей спиной. Почетный доктор философии, завернутый, по случаю торжественного заседания Королевского Археологического Общества, в чистую сухую тогу, плюс на голове квадратная шапочка с кисточкой и бронзовкой, не ответил. Он внимательно посмотрел на Джою. Потом закинул голову вверх — бронзовка зажужжала и взлетела, натянув нитку — и внимательно посмотрел на небо. Джоя тоже посмотрела. Увидела, как сгущаются тучи — не только непосредственно над ней, но вообще по всему небосводу. Подождала, пока Цюцевв выпустит из плотно сомкнутого рта хоть один комментарий, не дождалась, и решила действовать по плану, утвержденному гномкой. — Помогите, у меня тут погода испортилась! Дверь сарайчика скрипнула, и из образовавшегося проема высунулось напряженное карвинтиево ухо. — Помогите… — без всякого энтузиазма продолжала Джоя. Тут мэтр Цюцевв — для него, как и для любого философа, влияние Небесных Сфер надо высчитывать с максимальными коэффициентами, другими словами, изменения атмосферных фронтов на его тонкую, чувствительную и абстрагированную натуру действовали с повышенным давлением, а если выразиться еще проще — в голову ему взбрело, а бронзовка с шапочки подтолкнула — прыгнул в пруд. Джоя испуганно взвизгнула, мгновенно сублимировавшись из состояния отстраненного во взаправду-испуганное: — Он же утонет! Спасите! Он же зомби распугает! Помогите-ееее!!! Отзвуки всполошенного девичьего голоса потонули в свисте внезапно поднявшегося ветра. Не известно, какая из приманок подействовала сильнее — крики Джои, организованный Напой подручными средствами, то есть деревьями, черным плащиком и собственными щечками ветерок, или все же барахтанье и вопли тонущего Цюцевва, но мэтр Карвинтий все-таки выглянул из своего убежища. И бросился к мелкому, но коварному алхимическому прудику. Опять же, Алхимия в нашем лице не располагает достоверными фактами, чтобы утверждать, кого именно метеоролог собирался хватать и исследовать — Напа Леоне не оставила ему даже доли секунды на размышление. Отважная представительница клана Кордсдейл выкатилась на мостик, подтолкнула разинувшую рот Джою и уверенно отволокла ее в сторону. А подбежавшему к краю искусственного водоема Карвинтию гномка немного помогла, чтоб не мешкал — мэтр Цюцевв уже захлебывался. Ладно, учитывая, как Карвинтий и выползший на берег, как доисторическая любопытная рыба, Цюцевв сцепились руками, мантиями и бултыхнулись. Джоя и Напа за это время уже добежали до сарайчика-лаборатории. Сорвали дверь с петель, вошли — а называя вещи своими именами — вломились, и увидели увешенное схемами и картами, пропахшее мятой пустое помещение. — Далия? — осторожно позвала Джоя. Напа, задышав тяжело, по-драконьи, бросилась проверять, нет ли в лаборатории тайников. Разбила письменный стол алхимика, прошла насквозь стулья, добралась до двери, телепортировалась на другую сторону привычным гномьим способом, то есть на молекулы разнеся разделяющее рудокопа и искомый объект пространство. — Далия! — испуганно вскрикнула студентка, увидев содержимое коморки — узкий топчан, тощий тюфячок и что-то в мантии. — О, что с ней случилось? Неужели мэтресса И столько чувств, надрыва и поэзии было в вопле, что Напа не решилась рявкнуть в ответ. Она просто ответила: — Джоя, посмотри внимательнее. Это не Далия, наша мэтресса малость побольше будет, — чтобы подтвердить свои слова, гномка подошла ближе к сколоченному из грубых досок топчану[14] и ткнула пальцем в небольшое, размером… скажем, размером с кошку, нечто, завернутое в алхимическую черную мантию. Мантия действительно была испачкана в чернилах, тут интуиция Джою не подвела; но одеяние явно не имело отношения к мэтрессе Далии. Хотя бы потому, что на подкладке располагался ярлычок «Собственность мэтра Карвинтия». В ответ на тычок гномьего пальчика нечто, завернутое в мантию, зарычало нечеловеческим голосом. — Духи! — восторженно воскликнула Джоя. — Призраки! Правильно мне Николас говорил — водится у вас в Университете настоящий призрак, а я не верила! — Джоя, какие призраки? — недовольно заворчала Напа. — Оно ж материальное и осязаемое, а призраки наоборот. Точно-точно, проверено на практике. Моя бабуля в Орбурне двадцать лет одно привидение кормила, а оно так сквозь стены и просачивалось, и ни к какой работе его приспособить не удалось… Кажется, я знаю, кого поймал этот противный погодный мэтрус, — гномка уверенно подхватила сверток и принялась разматывать его, пока не показалась перепуганная кошачья полосатая морда. — Роджер! Бедненький! Принадлежащая Библиотеке жертва похищения, трясясь крупной дрожью, приникла к заботливой гномке в поисках сочувствия и человеческого тепла и сделала попытку вонзить коготки в ее панцирь. Вот-вот, сбежавший выкормыш «Алой розы», Черно-Белый Кот, коллекционируя претензии семейства кошачьих к гномьему роду, всегда был недоволен недосягаемостью тела своей хозяйки… — А зачем мэтру Карвинтию кот? — решила выяснить Джоя. Напа пожала плечами — да кто ж этих мэтров угадает? Потом придирчиво прикинула вес Роджера. Хм, фунтов семь, может, восемь… Маловат, однако, по сравнению с Черно-Беленьким. Нет, такого котика раскормить до размеров охотничьего леопарда будет проблематично… — Холода… предсказывать, — раздался мертвенный хрип от порога. Напа и Джоя, застигнутые врасплох, подскочили. Роджер вырвался и, ведомый инстинктом самосохранения, рванул вверх по гномке и дальше по стене, уходя от преследования. Перепачканный тиной, украшенный водорослями и висящим за спиной мэтром Цюцеввом, Карвинтий сделал обреченную на провал попытку догнать ускользающего предсказателя. Разумеется, промахнулся, скинул философа с плеч и зло воззрился на разгромивших его алхимическое святилище посетительниц. — Я этого так не оставлю, — наставил он зеленоватый от одноклеточных обитателей водоема палец на Джою и Напу. — Я буду жаловаться! Я вам устрою… Гномка и студентка бросились искать поддержки и защиты друг у друга. Обнявшись, они застыли посреди каморки и с ужасом смотрели, как приближается разгневанный алхимик. Потом Джоя увидела за спиной мэтра нечто, что разительно изменило выражение пудры, покрывавшей ее лицо: — Ну, слава богам! Наконец-то я вижу хоть что-то нормальное… Напа нахмурилась, отклонилась от студентки, всматриваясь в появившуюся на пороге фигуру, Джоя, как уже говорилось, расплылась в довольной улыбке, и мэтр Карвинтий счел необходимым бросить скользящий взгляд назад — просто, чтобы убедиться, что его не разыгрывают. В конечном итоге, мэтра-погодоведа подвела его любимая мята — не цари в лаборатории ее удушающий аромат, он бы учуял незваного «гостя» гораздо раньше. Тухленький осклизлый серый зомби, весь в водорослях и тине, коряво перешагнул порог и, вытянув руки, направился к Карвинтию. — Ааа!!! — закричал алхимик. И сбежал — сквозь восточную стену сарая. — Напа! Куда ты меня тащишь? — возмутилась Джоя, которую Напа протащила через западную стену. — Подальше. 19.02 Если верить географам, запад есть запад, а восток находится совершенно в другой стороне; но статистическая невероятность не врет, утверждая, что самая неожиданная случайность происходит именно тогда, когда вы и помыслить боитесь, что она случится. Выбежав из противоположных стен сарая, Напа, Джоя и Карвинтий столкнулись буквально через десяток тролльих шагов, на узкой тропинке. Ну, естественно, девушки завизжали, мэтр подумал, что его догнал внезапно раздвоившийся-располовинившийся зомби, и тоже потренировал легкие… Напа, как потом она оправдывалась, решила, что надо действовать жёстко, иначе злопамятный мэтр от них не отстанет. И бросилась на Карвинтия, угрожающе поблескивая шлемом в виде змеиной головы. В это же время — если верить хранящимся в колодце записям госпожи Ребекки, которые она начала вести после превращения свого зятя-«убийцы» Монгела в чаровника Легнома — ради обеспечения алиби, если вдруг свершится обратная реконструкция его личности — столицу Кавладора накрыл грозовой фронт. Такое случается жаркими летними днями — вот, только что, царил удушающий зной, и вдруг — насекомые забывают жужжать, ласточки переходят на бреющий полет, муравьи с криками «Спасайся, кто может!» запечатывают свои муравейники, налетает порыв ветра, другой, третий; домохозяйки стремглав несутся снимать развешенное для сушки белье, а куры просто несутся — в надежде, что их экспансивная стратегия стремительного размножения сможет выиграть эволюционную лотерею… Если говорить коротко и по существу — именно спустя две минуты после семи вечера стало ясно, что грозы не избежать. Сумерки сгустились, тучи прибежали — и, как уже упоминалось, в прилегающих к Университету ботанических зарослях серебро змеиного черепа блеснуло, надвигаясь на мэтра Карвинтия. Разум несчастного алхимика выключился. Остались инстинкты. Два, как утверждают некоторые любители копаться в мотивах чужого поведения. По первому из инстинктов Карвинтий высоко подпрыгнул, уходя от встречи с приземистым змееголовым существом, и рванул прочь, выбрав, повинуясь второму из подсознательных побуждений, то направление, которое задавала Джоя. У Джои наверняка имелись свои собственные мотивы бежать прочь; только, знаете ли… изучать причины, по которым жители Сумрачного острова поступили так или иначе — занятие бесперспективное и невыгодное. Гномка, упавшая на тропинку, поднялась, фыркнула, пожалела — в который раз за день! — что не взяла с собой секиру, и бросилась догонять студентку. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить — конечно же, мэтр Карвинтий подумал, что гномка бежит за ним, а не за Джоей, а потому не стал останавливаться… 19.43 Джоя бежала — легко, грациозно, радостно, как только может бежать счастливая семнадцатилетняя юность, не обремененная излишними размышлениями о выбранном Пути или научной специализации. По дорожкам мимо алхимических лабораторий, по полю для дуэлей и инженерных испытаний, по коридорам, по солнечным часам, по другим коридорам, по легкому мостику, соединяющему главный корпус и башенку кафедры горных изысканий, по аудиториям, по коридорам, по моргу, по книгохранилищу и подкопченному залу заседаний Большого Совета, по столу госпожи Гиранди и по спящему после обильных возлияний Гринчу, по словарям и по доказательствам геометрических теорем… Тонкие ножки несли подкованные сапожки, полы черной приталенной мантии (мэтресса Долли не далее, как вчера осудила дацкую моду на алхимические одеяния, и велела Бургвайссеру, торговцу мантиями, привезти для нее что-нибудь похожее, но более солидного размера) весело развевались, коллекция украшений позвякивала и самопроизвольно посвистывала, и мы не соврем, если скажем, что студентка наслаждалась жизнью. Кафедра эльфийской литературы, кафедра иностранных языков, забитая огромными гвоздями и крест-накрест заваренная стальными балками (причем каждая из балок несла на себе потрясающую коллекцию священных символов разнообразных Орденов)[15] кафедра мертвых языков, приветливо распахнутая кафедра человеческой медицины, кафедра классической алхимии, кафедра современной фармакологии (которую сторожили два злых буренавских волкодава, ненадолго присоединившихся к алхимической гонке), празднующая кафедра истории… — Что это было? — спросил мэтр Григо, когда вслед за стремительной черной тенью мимо широко распахнутых дверей кафедры проскочили два царапающих пол волкодава и мокрая фигура с тревожной одышкой. Мэтр Никант пожал плечами, мэтр Диаз по обыкновению ответил, что то была «Прекрасная женщина, просто прекрасная!», а перенервничавшая мэтресса Долли, для которой оказались лишними последние пять бокалов вина, повисла на шее господина ректора и, пользуясь отсутствием мэтрессы Розанны, зарыдала, какая прекрасная у них получилась конференция… Пусть случился небольшой пожар — но, Долли готова повторить вслед за мэтром Диазом — прекрасная, просто прекрасная!.. Господин ректор почувствовал, как что-то в Университете происходит без его ведома, сгрузил Долли на завкафедрой и вышел проверить, что да как. К тому времени Джоя порхала где-то в районе Библиотеки. На некотором расстоянии от студентки бежала Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл. Гномка катилась серебристым упрямым шариком, то увеличивая темп передвижений — когда надо было спустится с очередной лестницы, то, наоборот, замедляясь и почти останавливаясь — когда организм Напы вдруг вспоминал, что находится в условиях экстремальной эксплуатации уже двадцать часов подряд и требовал перезагрузки и передышки. Впрочем, перенапряжение и общая усталость — не те мелочи, которые способны помешать достойным гномам довершить начатое, не сдавалась и Напа, тяжело пыхтела, подсвистывала фамильным кордсдейловским носом, вспоминала родню погодоведа незлым тихим словом и бежала, громко стуча подкованными каблуками, вслед за Джоей. Мэтр Карвинтий в случайно затеявшейся алхимической гонке с гномами и препятствиями чувствовал себя самым слабым звеном. Он то выигрывал буквально крохи расстояния у тяжело пышущей гномки, то терял минимальное преимущество и оказываясь за спиной низкорослой преследовательницы. Не надолго — инстинкт самосохранения подстегивал уставшие метеорологические ноги, напоминал, как трудно и больно было выздоравливать после серии тяжких телесных, полученных в прошлом году, и заставлял подпрыгивать повыше и прибавлять шаг. Очень помогли волкодавы — обнаружив за своей спиной двух огромных зверюг с очень короткой плотной бурой шерстью, почти человеческой настырностью, да еще со страшенными клыками в оскаленных пастях, ноги мэтра Карвинтия испугались настолько, что заработали со скоростью челюстей проголодавшейся хрюшки, и едва не догнали вырвавшуюся далеко вперед дацианку. Некоторая часть алхимика планомерно подсчитывала полученный ущерб — к сожалению или к счастью, в основном моральный; другая часть алхимика составляла план на ближайшую неделю — включавший переезд в безгномью часть Кавладора, написание доноса в Министерство Чудес и Министерство Спокойствия по поводу нелицензированного появления зомби в университетском пруду, торжественный поджог накопленной за годы работы в Университете мяты и целенаправленный отстрел всех кошек, которые вдруг встретятся мэтру на пути. Оставшиеся полтора процента интеллектуальных способностей метеоролога занимались своими непосредственными обязанности — регистрировали изменения погоды, происходившие вокруг. Кстати сказать, погода портилась стремительно и масштабно — не в Университете, естественно, а за его стенами, куда иногда выпрыгивала бегущая троица. Ветер свистел, на круг солнечных часов падали первые крупные капли дождя, и где-то очень далеко сверкали молнии. Далеко в арьергарде путешествующей по Университету троицы (волкодавов инерция занесла в пустующую аудиторию, где неунывающая Изольда как раз придумывала, от чего бы мэтру *** ее спасти) ковылял зомби. Мертвяк, последний из партии возмездия, организованной научными оппонентами Карвинтия, зацепился за корягу, а потому провел на дне прудика гораздо больше времени, чем планировал его ллойярдский повелитель, здорово оброс тиной, ракушками, и передвигался медленно. Но упрямо. Когда Джоя четвертый раз пролетела через большой читальный зал Библиотеки, к бегунам присоединился призрак — что бы ни говорили материалистически настроенные алхимики, не верящие, без достаточных на то доказательств, в существование собственных подштанников, — в университетском книжном храме действительно обитала неупокоенная душа. Которой именно сегодня, в восемнадцатый день месяца Паруса, вдруг стало скучно коротать вечность, листая страницы старинных фолиантов да иногда покачиваясь на сквозняке вместе с Люмусом. Вот и полетела прозрачная фигура девушки в антиобщественно коротком платье, испачканном кровавым пятном на груди, следом за Джоей, мэтром Карвинтием и запыхавшейся Напой. Фффух, — остановилась гномка. Призрак беззвучно пронесся мимо. Опять вверх Джою понесло. Какая башня на этот раз? а, Часовая… Что ж, маршрут знакомый… Напа Леоне шумно вдохнула, сжала кулачки и поспешила по лестнице. — Ой… — Ой… — печально подтянула принцесса Ангелика. — Ой, рябина-рябиииинууушка… — завели дамы хором. — Желтые цветы… — тоненько просолировала принцесса. — Разве у рябины цветы желтые? — заинтересовалась Далия. — Ик? — переспросила патронесса Министерства Чудес. — Надо проверить. Нельзя, — погрозила мэтресса самой себе, — нельзя использовать в популярном произведении непроверенные научные факты! — Ниизззя! — поддержала ее высочество. Стукнула кулачком по подлокотнику кресла. — Запрещаю! — И это правильно… — согласилась Далия. — Наливай, — подсказала Ангелика и требовательно подставила стакан. Мэтресса потянулась за бутылкой, обнаружила, что та пуста и зашарила по окрестностям в поисках другой емкости. Под руки попадались только обеденные остатки, побитые тарелки, порванные салфетки (Далия малость увлеклась, в подробностях объясняя, какие беды несет в себе недостаток профориентации в младые годы) и препарированная по всем правилам кентаврийской медицины шелковая сумочка принцессы. Из сумочки была выдрана подкладка и извлечены запасные пуговицы, пилюли от головной боли, малая королевская печать, леденец, ключи от кабинета в Министерстве Чудес, переливающийся радугой «глаз», коробочка с помадой, зеркальце и катушечки с нитками, которые Ангелика носила с собой на всякий случай. — Кажется, мы, ваше высочество, малость злоупотребили, — пришла к выводу алхимичка. — Не, — отмахнулась Ангелика. — Я точно помню, что есть у магов трезвое закл… кл… злкзл…Почему Роскару этим закл-яни-янием можно пользоваться шесть раз в неделю, а мне низзя? Я, между прочим, его на шешть… пять… на целый год стррашше… — Не будем привередничать и смешивать, — подсказала Далия. — Мы должны быть примером для пр… продрд… прорастающего поколения! — Мы будем! — уверила алхимичку принцесса. — Обязательно! Наконец-то Министерством Чудес руководит тот, кто перевернет здесь всё с ног на голову! И воткнет булавку в нужную поп… подушечку! Я не домчу… не домучу… — Чего? — Не до-пу-щу, — по слогам, для подробностей, пояснила принцесса Ангелика. — Чтоб Кавладор остался во мраке средневековья! — Правильно, — согласилась алхимичка. — Выпьем! — жизнерадостно подхватила Ангелика. — Эх, рябина-ряябиинууушкааааа… — Может, хватит? — спросил у Далии какой-то бестелесный голос. Мэтресса лениво повернулась сначала налево, потом направо, потом… почувствовала, как от макушки распространяется холодненькое, с ледяными иголочками, ощущение трезвости, сморгнула, увидела, какой разгром они с Ангеликой учинили в кабинете, и устыдилась. — Лотти? Это ты? — Так и быть, я прощаю тебе вульгарность и использование мною не заслуженного прозвища — если ты, дорогая мэтресса, сейчас же прекратишь этот балаган! Отпусти Ангелику! — рассерженно пробубнил недовольный голос невидимого полуэльфа. — Я ж ее не держу! наоборот, это я не могу уйти, пока она не скажет, что аудиенция закончена! В конце концов, есть придворный этикет… Из воздуха рядом с креслом мэтрессы послышались сдавленные ругательства, потом частично материализовался увесистый магический посох. — Далия, у меня, между прочим, рабочий день нормированный! У меня свидание на вечер назначено было! Отпросись, что ли, в уборную, а по дороге я помогу тебе заблудиться!.. Пока мы тебя всем Министерством искать будем, может, ее высочество заснет? а мы быстренько по домам разбежимся… — Слуша-ай… — протянула Далия задумчиво. — А? — отозвался Лотринаэн. — Ты ведь эльф? — С папиной стороны. Да. А что? — А все эльфы прекрасно разбираются в растениях. Скажи, цветы у рябины желтые или белые? Посох материализовался еще явственней, задрожал, а кресло, в котором сидела Далия, поднялось над полом на пару дюймов и выбило дробь всеми четырьмя ножками. — Прекрати, — в один голос велели Лотринаэн и Далия друг другу. Принцесса поняла, что обращаются к ней, перестала тянуть про соцветия неизвестного колера и затянула следующую строчку — которую не помнила даже по обрывочным слогам. — Далия, — снова послышался голос полуэльфа. Теперь уже просящий. — Ну, сделай что-нибудь! Ведь целое Министерство не может телепортироваться по домам, пока начальство в своем кабинете! Не пора ли вам с ее высочеством баиньки? — На что ты намекаешь, нахал! — оскорбилась Далия и попыталась вырвать магический посох из рук его хозяина. Лотринаэн сделал пасс, накладывая на бунтующую алхимичку еще одно отрезвляющее заклинание. Если не поможет и третье… Что ж, придется пойти на крайние меры и вызывать из Королевского Дворца мэтра Фледеграна. Ой… вот уж кто неделю будет разоряться по поводу некомпетентности сотрудников!.. Маг поморщился. — Ой, рябина, рябиииннаааа… — снова заливалась надтреснутой соловушкой Ангелика. Если ее высочеству и показалась странной манера ее собеседницы вдруг переключиться на диалог с кем-то невидимым, виду она не подала, продолжая самостоятельно обеспечивать себя развлечениями. — Слушай, Лот, — проговорила Далия, и волшебник мысленно похвалил себя — кажется, на этот раз он правильно рассчитал силу воздействия. Говорила Далия четко, кратко, по-деловому — как обычно. — А что ж ты сам принцессу не колданешь? Усыпил бы ее… — Как можно! Она же патронесса Министерства Чудес! На ней столько защитных заклинаний висит, самого, что ни на есть, запредельного уровня! — в тебя же заклинание и полетит, только с десятикратным ускорением! Нет, я уж лучше на тебя скастую чего-нибудь профилактического. — Спасибо, — ядовито ответила Далия. Помолчала минутку, прикидывая, что да как. — Говоришь, никто из сотрудников еще не ушел? Все сидят, ждут, когда принцесса откинется? — Я попросил бы выбирать другие, более утонченные выражения, — поморщился полуэльф. — Тем более, что как раз сегодня две уважаемые дамы решили начать Священный Поход за Грамотность, Этикет и Мир во всем Мире! — Не трынди, — хихикнула мэтресса. — Просто признай — я всех вас, и тебя в первую очередь, выручу. Значит… — Что — «значит»? — нахмурился Лотринаэн, пропустивший мимо длинных ушей очередной человеческий вульгаризм. — Значит, вы мне будете обязаны. «Должны», как говорит Напа Леоне. Странное ощущение, — поделилась интимными переживаниями Далия. — Когда от одного алхимика зависит нормальное функционирование целого Министерства и всех его Чудес в придачу… Смотри и учись, как надо работать с подвыпившим начальством, ушастый! — Ой-ой-ой, какие мы крутые, — поморщился полуэльф, но выхода у него не было. Не вызывать же землетрясение, в самом-то деле! — Та-ак-сс, — протянула мэтресса, складывая пальцы домиком. — Что мы имеем в активе? В активе мы имеем глубокие родственные привязанности, ответственность и тягу к совершенству. Знаешь, Лот, почему эльфы вымерли? — Я попросил бы! — оскорбился Лотринаэн за всю папину родню. — Мы не вымерли! Мы ушли путешествовать в другие миры! — Ага, — хихикнула алхимичка. — Еще скажи — из пункта Ай в пункт Бу вылетело пять тысяч эльфов… Стоп, Далия, сейчас не об этом! Так вот, Лотти, давай использовать дурные привычки… — мэтресса прикусила болтливый язык, покосилась на патронессу — та мирно ковыряла серебряной вилкой малую королевскую печать, намереваясь использовать знак королевской власти в качестве сережки; — Не будем тратить время на болтовню. Просто телепортируй нас обратно в Университет. — Зачем? — За тем, что там Королевские Охренологи… прости, Напа, но твой вариант обзывания науки мне понравился — как раз должны перейти из стадии радости, что их Коньференция состоялась, в фазу, когда гостей еще узнают, но сбежать не успеют. Только — ради всех богов, прошу, пожалуйста — не промахнись! В итоге, в 19 часов 51 минуту посреди внутреннего дворика Университета затуманился почти неразличимый в сумраке начинающейся грозы телепорт. Мэтр Лотринаэн, проявившись во всей утонченности нервической внешности, глянул на небо и заботливо укрыл принцессу и мэтрессу защитным пологом, чтоб дамы не попали под дождь. Не успела ее королевское высочество понять, где же оказалась, мимо нее пробежала худенькая черноволосая девушка в алхимической приталенной мантии, с богатой коллекцией разнообразных украшений на шее. — Простите? — царственно поинтересовалась Ангелика, приподнимая брови от удивления. Мэтресса Далия схватила принцессу под ручку, развернула в сторону главного корпуса и зачастила: — Перед вами главное здание Университета королевства Кавладор, возведенное триста девяносто четыре года назад по личному указу короля Лорка… Или, может быть, Ранна? Ангелика нахмурилась, припоминая деяния предков. Идентифицировать имя родича, порядковый номер правителя и перечень великих свершений сейчас, после затянувшейся беседы с алхимичкой, принцессе было непросто. — Лорада… Принцесса нахмурилась еще больше. — Гудерана? Хм… Ангелика чувствовала себя окончательно смущенной. Без сомнения, девять предшествующих ее старшему брату Гудеранов приняли активное участие в устроении мира и порядка на землях Кавладорского королевства, но вот Университетом ли они занимались? — Ардена… Арденов правила честная дюжина, и всем им астрологи предсказывали активность и великолепные свершения. Больше имен у правящей династии не осталость, поэтому ее высочество, чтоб не спорить, согласно кивнула, и мэтресса тут же бодро продолжила: — Ардена Какого-то. Строительство заняло двенадцать лет. В возведении здания Университета приняли участие каменотесы славных тривернских кланов Штрудельгольц, Моргенштерн, Данкенхольф, илюмских Гогенбруттов и Шнапсштельмайеров, а также высококвалифицированные специалисты из ллойярдского клана Кордсдейл. Высота от цоколя до шпиля составляет… Мимо принцессы и мэтрессы сделал кружок запыхавшийся алхимик, мокрый до нитки, покрытый чем-то зеленым. Ангелика зашептала Далии: — Мэтресса, кто все эти люди? — Какие люди? — повернулась алхимичка. Преувеличенно внимательно посмотрела по сторонам. — Никаких людей не вижу. Принцесса прищурила левый глаз. Потом, видимо, выполняя чьи-то рекомендации, надавила на закрытое веко правого — и несколько секунд моргала, приходя в себя. Далия, пользуясь моментом, напустилась на Лотринаэна: — Чего ты ждешь? Обеспечивай явку мэтров! Видишь же — принцессе покрасоваться не перед кем! Быстро гони их сюда! Волшебник пожал плечами, показывая, что не способен спорить, и исчез. Далия подхватила покачнувшуюся принцессу и развернула ее в другую сторону: — А здесь вы можете видеть внутренний дворик нашего Университета — любимое место отдыха преподавателей и студентов. Обратите внимание, как оживленно здесь сейчас, в период сдачи экзаменов — все, от первокурсников до выпускников, наслаждаются теплым солнышком, сидят на гранитных вазонах, курят петунию и учатся, учатся, учатся… Ее высочество снова повторила операцию с глазами — слабо надеясь, что поможет, и сейчас перед ней проявятся все те замечательные люди, о которых с таким энтузиазмом повествовала алхимичка. Кстати, откуда она взялась? — догнала принцессу плутающая корявая мысль, но тут же отстала, сраженная прицельной тирадой Далии: — Сейчас, этим погожим зимним утром, в свете лучей восходящего солнца, — (на предгрозовом свинцовом небе сверкнула молния) — мы можем видеть, как прекрасные юноши и девушки спешат в храм Алхимии, чтобы припасть к первоисточникам Истины, чтоб насладиться книгами, которые… — заблудилась в собственных речах Далия, — которые, — нашлась мэтресса и развернула принцессу в сторону Библиотеки. — Хранятся вот здесь, в нашей Библиотеке. Директрисой здесь назначена па-аатрясающая женщина — не женщина, а твердолобый тролль; я столько раз ее просила не выгонять меня при закрытии, нет… увы… каждый раз меня выпроваживали пинком под зад, не смотря на дождь и ветер… Мэтресса грустно шмыгнула. В качестве иллюстрации к ее словам двери Библиотеки открылись, из них под дождь выкатилось нечто серебряное с блестящим змеиным черепом на голове, промчалось мимо двух беседующих дам и скрылось в главном здании. Ангелика выпрямилась и посмотрела на Далию, ожидая объяснений. — А что поделать?! — воскликнула мэтресса. — Жалованье маленькое! Подрабатывать удается не всем! Живем, можно сказать, на подножном корме! Вот все жизненные ресурсы организма и уходят исключительно в научный рост! Тут со стороны Библиотеки появился еще один персонаж. Этого мэтресса Далия прекрасно знала — мэтр Григо, обеспокоенный и, как ни печально, трезвый. Господин ректор явно собирался преследовать предыдущего посетителя читального зала (уж не Напу ли? — мелькнуло в голове у Далии. Не-ет, она же должна слушать мэтров и впитывать, как губка, знания по археологии! Зачем иначе гномке сюда, на конференцию, было стремиться?), но увидел полусферу защитного полога, различил под ней две импозантные женские фигуры, протрезвел еще больше, изменил свой маршрут — и через секунду уже раскланивался перед ее высочеством. — Осторожно, — прошептала Ангелика Далии. — Он не должен понять, что мы выпили лишнего! Ведем себя, как обычно! — Хорошо, — в тон принцессе ответила алхимичка. — О, мэтр… — расплылась в ослепительной, соблазняюще-завлекающей улыбке ее высочество. Здесь, пожалуй, стоит заметить, что внешность у мэтра Григо была ничего — конечно, с троллями в единоборство он не вступал, алхимическая специализация не позволяла, но для своих пятидесяти четырех лет он считался красавцем мужчиной — серебристая седина, правильные черты лица, тонкая золотая оправа очков, заметный рост, благородная осанка, уверенная манера держаться — ничего удивительного, что его супруга, мэтресса Розанна, до сих пор время от времени устраивала сцены ревности. А если смотреть на господина ректора сквозь фильтр дождя, сумерек и затянувшегося обеда, так и вовсе внешность у него отличная… — Григо, — подсказала Далия. — О, мэтр Григо! — по-девчоночьи захихикала принцесса. — Женат, — уточнила алхимичка. — Какая радость видеть вас, — более спокойным тоном продолжила Ангелика. — Две недели назад погибли результаты его трехлетнего труда, — подсказала Далия. — Рада видеть вас живым и благополучным, — участливо, заботливо произнесла принцесса. — Могу ли я для вас что-то сделать? — Э-э… — не понял мэтр Григо метаморфоз в настроении ее высочества. Сверкнула еще одна молния, спустя несколько секунд донесся раскат грома. Мэтр Григо посмотрел наверх, откуда лились потоки дождя — тот усиливался с каждой секундой. А еще во дворике проявлялись разнообразные фигуры в черных мантиях. Большинство мэтров и мэтресс, телепортированных Лотринаэном из теплой уютной аудитории под дождь, бурно выражали свое недовольство — до тех пор, пока не разглядели пудрой осыпавшуюся, но бодрую Далию и не получили объяснений, кто та приятно-кислая дама в шикарном лиловом платье. Пока волшебник колдовал хоть какую-то защиту от стихии, некоторые мэтры — особенно усердствовал мэтр Диаз, просто сразивший ее высочество хвалебным отзывом, спешили призреть мелкие неудобства и сгибали скрипящие колени перед сестрой короля. — Далия! — мэтр Григо выхватил мэтрессу и отволок ее в сторонку. — Что вы здесь делаете? — Я? Я тут случайно. Как обычно, экспериментус трасформатус провожусус… Вот, держите, — Далия вытащила из глубин одежды пергамент с подписью, — Ее высочество дозволяет выплатить компенсацию Гринчу. — Какую компенсацию?! — За выбитый зуб. Она дико извинялась, обещала поставить Роскара в угол и на неделю лишить сладкого, давайте плюнем и забудем наши разногласия, а? — Мэтресса Далия! Не слишком ли многое вы себе позволяете?! Да что с вами происходит? — официальным тоном поинтересовался господин ректор. Да что вообще тут творится?! Почему подотчетные Университету алхимики вообще, и сапиенсологи в частности ведут себя, как… как… неразумные, да еще не слишком трезвые, студенты?!! Подчеркнем, что до высот научных и академических должностей мэтр Григо добрался сам, благодаря цепкому интеллекту и мгновенному анализу странных событий, поэтому интерпретировать и диагностировать состояние сапиенсологини ему не представляло труда: — Вы что, пили? — Воду, — мгновенно открестилась от жутких начальственных подозрений алхимичка. Но мэтр Григо почему-то не поверил: — Я ведь уже неоднократно говорил, что не потерплю ваших выходок! Чего только стоят ваши, сударыня, танцы в Уинс-тауне! А что вы натворили с Гринчем?! А что вы натворили в моей лаборатории?! Эй, — мысли почтенного алхимика поняли, что они забежали куда-то не туда — и теперь парят в безвоздушном пространстве, лишенные опоры, — А — Я?! — на всякий случай уточнила Далия. Ей очень хотелось притвориться, что она не понимает вопроса, не знает языка, на котором он был задан, и вообще… о какой-такой лаборатории ректор желает знать? Увы, заклинание трезвости, использованное Лотринаэном, конечно, снимало симптомы злоупотребления, но не сумело за короткие сроки развить потенциал воображения мэтрессы до вселенских масштабов. Возможно, два величайших ума современности — ну, не будем скромничать, — еще долго буравили бы друг друга подозрительными взглядами, но тут сверху — с Часовой башни — раздался пронзительный крик. 19.57 Джоя, полетав по этажам и коридорам, легкой поступью домчалась до Часовой башни, материальной плотной тенью скользнула по пружинам, шестеренкам и гулко объявлявшему студентам и преподавателям время колоколу, высунулась через открытый проем наружу, спугнув прятавшихся от дождя голубей. Ей, конечно же, хотелось бежать дальше — подумаешь, пройтись по воздуху с водой, тоже мне, чудеса, — но в последний момент боги, хранящие студентов, при непосредственном участии библиотечного призрака немного изменили траекторию движений девушки, развернув ее на 180 градусов, в сторону лестницы, уводящий вниз, на университетские тверди. Если бы Далия (кроме нее некому, разве что инспектор Клеорн заинтересовался бы) спросила Джою, а почему она устроила марафонский забег, студентка бы пожала плечами, покрутила амулет из драконьего зуба и надолго задумалась над ответом. Действительно, почему? нет, по какой причине она бежала в самом начале, Джоя помнила — вылез зомби, Напа Леоне перепугалась, и надо было гномку спешно увести, чтоб не расстраивать. А вот потом? Потом Джоя бежала, утверждая радость своего существования. Прямо скажем, впечатление от первого семестра учебы у нее были не самыми радужными — конечно, и Нелли, и Ользида, и другие студенты-первокурсники прикладывали некоторые усилия по адаптации уроженки Сумрачного острова к бурному течению жизни в столице Кавладора, да и преподаватели старались, чтобы юная дацианка почувствовала себя в Талерине, как дома. Нет, чего-то Джое не хватало… И вот, наконец-то, спустя четыре месяца после приезда в Кавладор, девушка почувствовала, что ей стал родным и близким огромный Университет, его башни и кафедры; что она эмоционально сроднилась с университетскими обитателями и, что самое главное — поняла, почему согласилась с предложением любимой прабабушки стать Алхимиком. Нет, правда, Джоя действительно поняла всё вышеперечисленное и даже испытала легкое удивление восторга от открытия, что Алхимия действительно может стать ее Судьбой. (но, заметим в скобках, как показывает преподавательская практика, то, что студент понял — абсолютно не означает, что он может об этом рассказать, а самое главное — применить на практике…) Спустя секунду после того, как Джоя познала Предназначение Алхимика, в нее врезался мокрый мэтр Карвинтий — сама студентка бежала так быстро, что вымокнуть не успела, поэтому ничего удивительного, что от соприкосновения с влажным телом ее замкнуло (в эмоциональном смысле) и она малость повизжала. Мэтр Карвинтий отшатнулся, упал на гигантские шестеренки часового механизма, вызывав их содрогание, скопытился на толстенную натянутую цепь — та с грохотом ушла куда-то в пол, от чего колеса башенных часов завращались, и — тоже закричал, увидев, как появляется из сумрака большой змеиный череп над окончательно запыхавшейся Напой Леоне Фью. Беспокойная душа порадовалась, что видит происходящее безобразие, и повизжала по-своему, по-призраковски, то есть эктоплазменно и молча. И придирчиво принялась сгонять с карниза Часовой башни спасающихся от грозы птиц — чтоб, значит, тоже побезобразничать и почувствовать вкус жизни. — Вы!.. — закричал Карвинтий, наставив на Джою угрожающий палец. — Вы!.. Напа хватала ртом воздух, напрочь забыв, для чего она оказалась на Часовой башне. Ведь не ремонтировать же — Мэтр Карвинтий собирался сказать, что, во-первых, ему надоели дамские штучки. Во-вторых, что ему глубоко неприятно присутствие посторонних зомби в пруду, через который он перебегает по мостику семь-десять раз в сутки. В-третьих, что мята — полезное растение, а (это в-четвертых) домашняя свинка — это не только компетентное предсказание ненастья, но и пять-шесть пудов диетического, легко усвояемого мяса, не считая органических удобрений круглый год. В-пятых, что лаборатория была дорога ему, как священная обитель — ибо в другие населенные людьми и кентаврами жилища мэтра метеоролога, вместе с его распорядком дня, яблоней для наблюдений за горизонтом и погодопредсказывающими питомцами, не пускали… Мэтр собирался перечислить вышеуказанные пять, а найдется время для раздумья, то и дюжину, животрепещущих пунктов, но за стенами Часовой Башни сверкнула шикарная, разветвленная сизо-белая молния — алхимик увидел в зияющем провале стены бледно-прозрачный призрак, и заорал. Студентка и гномка схватились друг за друга и поддержали инициативу алхимика. Беспокойная душа оскорбилась. Не настолько она была кошмарна, чтоб так на нее реагировать. Поэтому девушка — когда-то давным-давно призрак был девушкой, и до сих пор был вынужден носить когда-то красивое платье, пусть и испачканное кровью и давно вышедшее из моды, — обиделась и сказала «Бууу!!!» 19.58 — Далия, — строго повторил мэтр Григо. — Я жду объяснений. — Ну, чего вам объяснить, мэтр? Макроэргическое пространство реальности? — заныла Далия. Ей очень не понравилось, что господин ректор вытащил ее из-под спасительной защитной сферы под дождь и молнии. Как-то уж очень ситуация позволяла предположить элементарное рукоприкладство по скромной мэтрессиной шее… — Поближе к взрыву моей лаборатории, пожалуйста. — Взрыв случился вечером третьего дня месяца Паруса, — занудно и медленно принялась объяснять алхимичка. — — Я? Почему сразу я? у вас по всему сараю лягушки плевались, а виновата сразу Далия… Ой, мэтр, что-то молнии сверкают, — засуетилась мэтресса. — Пойдемте отсюда, а? Туда, где тепло, тихо, сухо… — Я требую, — пронзил суровым оком господин ректор распоясавшуюся сотрудницу. — Чтобы вы, мэтресса Далия, здесь и сейчас объяснили мне, что случилось в лаборатории! И не смейте говорить, что весь тот день чинили часы! — Почему это я не могу такого сказать? — возмутилась Далия, с напускной храбростью ввязываясь в бесперспективную дискуссию. — Вот, посмотрите на башню — те самые часы, ради которых я трудилась, как пьяный цинский водонос! И они, — дошло до мэтрессы сквозь пелену дождя и последствия знакомства с Министерством Чудес. — почему-то ходят… И ровно в 19 часов 59 минут грянул Гром. Это был Вселенский Гром. О таком не жаль сложить легенду — даже в стиле острова Дац. О таком Громе рассказывают потомкам — в ситуации, когда срочно необходимо прекратить их излишне энергичное времяпрепровождение; это был не просто Гром, а просто треск разрыва Ткани Реальности, раздирающий на куски прошлое и будущее, реальное и воображаемое, то, что дано нам в реальных материальных воплощениях, и то, что гипотетически рассуждая, может быть… Собственно, даже Громом раздавшийся с затянутых дождевыми тучами небес звук назвать было проблематично — это был Рок, Глас Судьбы, или нечто еще столь же трансцендентально офигительное. Собственно говоря, со стороны мэтров Университета королевства Кавладор было большой глупостью стоять посреди бушующей грозы и не пытаться спрятаться от грома и молний. Роскошные распадающиеся рокоты барабанили по ушам притихших мэтров. Лотринаэн поднял к небу удивленное лицо, покрытое дождевыми каплями — господин волшебник еще не понял, что последний удар молнии «сжег» защитный магический купол, и его наиглавнейшая начальница, ее капризное высочество принцесса Ангелика медленно трезвеет от холодного дождя, портящего прическу и одежду. И тут интуиция — таинственное свойство человеческого Разума, существование которого (не Разума — только его свойства! хотя и разума тоже) не признавала Напа Леоне Фью, — подсказала мэтрессе Далии, что обязательно сейчас произойдет. И госпожа сапиенсологиня скромно и очень быстро отскочила от мэтра Григо в сторону. Как можно дальше. Через секунду на господина ректора откуда-то сверху, с Часовой башни, упал большой круглый сверкающий предмет, сбив алхимика с ног и вызвав небольшое сотрясение учёного мозга. М-да… Интуиция ошиблась. Далия почему-то была уверена, что мэтра Григо поразит молния… И пока мэтресса просчитывала, что ж в ее понимании Вселенной заслуживает пересмотра, молния, сопровождаемая еще одним Великим Громом, явилась. 20.00 Призрак закричал «Бууу!!!», и мэтр Карвинтий бросился — куда глаза глядят! — в поисках спасения. Инстинкт понёс его к Джое — может быть, ее мрачная черно-белая внешность символизировала для господина метеоролога что-то некромантское, успокаивающее, а потому внушающее надежду пережить встречу с нежитью. Джоя спряталась за Напу — частично; гномка принялась искать камень поувесистей, чтоб удобно и тяжело помещался в ладони — как гласят исследования мэтра Питбуля, именно этот жест стал отправной точкой, определившей эволюцию всех гномьих кланов. Камень не нашелся, секира почему-то была оставлена в «Алой розе» (зачем, зачем Напа столь законопослушна?!), и юная Кордсдейл швырнула в подступающего и атакующего указательным перстом алхимика первый попавшийся предмет, которым оказался ее знаменитый шлем. Змеиная голова сверкнула розочками в глазницах, прошла сквозь призрак (тот обиделся — серебро, знаете ли, вещь специфическая, — и ушел в стену) и скрылась в темноте дождя. Вселенная посмотрела на происходящее свысока, полюбовалась, как красиво и хаотично она всё устроила, и лениво бросила подходящую молнию в Часовую башню. Молочно-белый шар электрического разряда ворвался через открытую стену и жадно устремился к часовому механизму. Попавшиеся на его пути живые тела разряд тряханул немного, так, самую чуточку, чтоб не расслаблялись, — и страстно слился с металлические дисками, колесами, рычагами и противовесами. Зажужжали шестеренки. Бом! — прозвучал первый удар колокола. — Бом! Одновременно с последним, восьмым ударом, послышался еще один громовой раскат и подал признаки жизни сраженный Напиным шлемом мэтр Григо. Да полно? Был ли шлем? — потер шишку на голове господин ректор. — С вами все в порядке? — заботливо спросила мэтресса Далия. — Со мной? — уточнил мэтр Григо. — Кажется… А где голова? — Чья, мэтр? — бесконечно терпеливо уточнила Далия. — Змеи. Которая пыталась меня укусить… — Боги с вами, мэтр. У нас в Университете пока что нет террариума. Так, пара стеклянных коробов у мэтрессы Аббе, да еще бочка с живыми лягушками в подвале. А студенты давно сидят по ближайшим тавернам и кабачкам, к экзаменам готовятся. Мэтр, вставайте скорее! — зашептала Далия. — С вами принцесса хочет поговорить! С помощью сапиенсологини господин ректор, пошатываясь, поднялся на ноги и поклонился ее высочеству. — Значит, часы у вас сломались? — ехидно спросила Ангелика. — Уже спасены, — запинаясь, ответил ректор. — Усилиями присутствующей здесь мэтрессы Далии и ее ассистентки по вычислениям и прочим расчетам Напы Леоне Фью из клана Кордсдейл. Мы должны их поощрить… Тормозящую мыслями — а всё Министерство Чудес с его слишком плотным обедом виновато! — мэтрессу же вдруг заколотило от простого и вполне доказательного предположения, что шлем, который она чудом успела спрятать, закинув в гранитный вазон к петуниям, прилетел из Часовой Башни — оттуда, куда мгновением позже залетела ясно различимая даже в сумраке непогоды шаровая молния. Кажется, Григо и Ангелика говорили о чем-то — в превосходных степенях и с придыханием, Далия же смогла выдавить только: — Простите, я должна всё проверить, — и побежала искать верную Напу Леоне. — Какая добросовестная у вас мэтресса! — заметила Ангелика. — Истинный Алхимик! С заглавной руны! — согласился господин ректор. Напу Леоне и Джою — неправдоподобно тихих, спокойных, заторможенных, чуть испачканных в саже, пыли и паутине, с взбешенными прическами, по которым еще бегали электрические искры — Далия встретила на лестнице. — Что с вами случилось? Джоя? Напа? Ты же должна на конференции быть! Напа, почему ты не с археологами?! Зачем ты швырялась в мэтра Григо своим змеиным шлемом? Ты же ему клык отбила! Не Григо, хвала богам, а только шлему, но все равно жалко — такая красивая и полезная в быту вещь пропадает! Может, ты ее починишь? как только в себя придешь… Джоя? Джоя, дорогая, ты еще жива или уже не слишком? Скажи что-нибудь! Что ты вообще здесь делаешь и почему очутилась на Часовой башне? Эй, Джоя, очнись! — ответила Джоя. Далия как-то очень быстро сообразила, что на более подробный ответ ей рассчитывать не приходится. — А это кто? Неужели мэтр Карвинтий? Напа Леоне с удивлением посмотрела на груз, который волокла позади себя по лестнице, потом разжала ладошки и внимательно проследила, как бессознательный алхимик съезжает по крутым ступенькам вниз. — Напа, — осторожно позвала Далия. — Джоя, — и мэтресса взяла обеих своих подопечных за руки. Остаточное электричество собралось пройти через мэтрессу, но убоялось и ушло сквозь подметки гномки в пол. — Девочки, пойдем домой, а? кажется, за день мы выполнили десятикратную норму происшествий! Пойдем домой, хорошо? И они отправились в «Алую розу», где до полуночи смотрели на пламя камина и слушали, как бушует высоко над Талерином лучший во Вселенной гром. |
|
|