"Джон Харви. Ты плоть, ты кровь моя" - читать интересную книгу автора

Шейн улыбнулся:
- Машину разбил.
Она склонилась к нему и поцеловала. Губы у нее были сухие и
потрескавшиеся, язычок быстрый и мокрый. Потом она отодвинулась. Он
чувствовал, что руки у нее все в гусиной коже. Они докурили косячок до
самого конца, потом Эйнджел поднялась на ноги и отряхнула джинсы.
- Ладно, мне, наверное, пора.
- Ага.
Когда она ушла, он отвернулся в сторону, расстегнул "молнию" на джинсах
и стал мочиться: длинная струя все лилась и лилась дугой, никак не
переставая. К тому времени, когда он завершил свое дело, Эйнджел уже шла
назад к нему с одеялом на руке.
- Вот, возьми, это Делла дала.
Когда он попытался снова ее поцеловать, она отвернула лицо.
- До завтра.
- Ага. Увидимся.
Он продолжал думать о ее поцелуе, о том, как она старательно и четко
это проделала, пока не уснул.

Доналд проработал в этом парке аттракционов еще два дня, помогал на
автодроме, подсоблял Эйнджел открывать и закрывать ее павильон. Владелец
парка, его звали Отто, был вечным бродягой и наследником нескольких
поколений бродяг; парк аттракционов раньше принадлежал его отцу и дяде.
Большая часть людей, что у него работали, были из его же семьи - дети,
племянники, двоюродные братья. Делла, которая вроде как взяла Эйнджел под
опеку, оказалась его сестрой.
Один из кузенов Отто дал Доналду спальный мешок и сказал, что он может
ночевать в кузове грузовика, в котором перевозили "гигантские шаги". На
второй день Делла пригласила его к себе в фургон на ужин - рагу из мяса с
картошкой и бутылка дешевого красного вина. И по стаканчику чистого спирта,
от которого Доналд поперхнулся. Позже к ним присоединился Отто, хорошенько
выпил, потом отломил кусок хлеба и до блеска вычистил уже почти пустую
кастрюлю.
- Хороший ты малый! - сообщил он Доналду, крепко ухватив его за
плечо. - Отличный малый!
"Мне ведь уже тридцать, - думал Доналд, - и никакой я не малый". Но
вслух ничего не сказал.
На следующий день Делла подошла к горке, когда он собирал деньги с
посетителей. Ее длинные юбки тащились за ней по пыли и грязи. До вечера было
еще далеко, и в парке стояла тишина, лишь несколько детей да мамаши с
колясками или грудничками в пристегнутых к груди "кенгурятниках".
- Тебе известно, что у Эйнджел была совершенно похабная жизнь? -
спросила она у Доналда.
Тот кивнул, хотя, по правде, ничего не знал про нее, только
догадывался.
- Мать наркоманка, полная безнадега; папаши там никогда и не было.
Болталась по приютам, по приемным семьям. И всегда сбегала, а полиция ее
назад тащила. Когда я ее подобрала, это было полгода назад, от нее остались
лишь кожа да кости. Хотела покончить с собой. Вены себе бритвой порезала. А
теперь ничего. Немного отошла.