Когда ты покинул меня, я была француженкой. И композитором. И тогда я села в поезд. Под водой. Чтобы потопить мои сны. Похоронить твой прах. Я стала англичанкой. И композитором. Это было правильно. И вот к чему это привело. Дождливый вечер. Лондон.

Я хорошо помню все «случайности», подтолкнувшие меня к событиям того вечера. Как к свиданию, столь прекрасному, что я и мечтать о таком не смела, до такой степени все было плохо, однако надежда на него превратила мою жизнь в этакую воронку, которая затягивала меня, не позволяя выскользнуть. Чтобы вновь обрести тебя. Где бы ты ни был.

Тем вечером над Лондоном шел живописный дождь. Начался сезон художественных выставок.

Суббота, 14 октября

Снаружи: Светло. Гляжу через москитную сетку.

Внутри (меня): Все изломано.

Шесть тридцать. Мумия, обернутая сеткой, прося ото сна. И тут я чувствую боль и понимаю, что у меня проблемы. Аи! Чертов гамак. Голова под прямым углом к шее. Я спала, свернувшись в клубок. Боооольно. Вижу джунгли. По ту сторону сетки. Хочу пи-пи. Очень жарко. И сыро. Ой, большая голубая бабочка! Приподнимаю сетку. Бабочка оказывается еще ярче. Я же чувствую себя скорее гусеницей в коконе гамака. Плохо себе представляю, каким образом превращусь сегодня в бабочку. Резко срываю свою оболочку. Голод. Завтрак в восемь тридцать. Я же вчера не ужинала. Пахнет сыростью. Пахнет листвой. Дышу.

Ах да, пи-пи. Вылезти из гамака, выйти из хижины и пойти к ручью. Легко сказать! Так. Вот я уже стою на полу. Надо проверить, нет ли какой живности под моими ножками, еще теплыми со сна. И еще проверить кеды. Никого нет. Можно идти. Аи! Бедро тоже болит. Справа. Надо одеться, обязательно. Ныряю головой в рюкзак. Долго копаться неохота. Бежевые штаны и рубашка хаки. Те же, что вчера. Зато моя публика наверняка меня узнает.

Все свечки прогорели. Кругом, по сцене, маленькие холмики белого воска. Хромаю к ручью. Три метра от хижины. Ручей совсем мелкий. Десять сантиметров от силы. И не больше метра от одного берега до другого. На дне - коричневый ил. Где бы расположиться? Верчусь в нерешительности. Наконец опускаюсь на корточки на склоне, точно рассчитав так, чтобы мое пи-пи текло прямо в воду. А не мне на ноги. Тут полно мошкары. Ноги болят. Одной рукой опираюсь на землю, держу равновесие. Смотрю между ног, пытаясь разглядеть насекомых на своей голой заднице. И за что такие мучения? Не видно ничего. Бесит. Зачем нужны глаза, если нельзя увидеть даже собственную задницу? Ладно. Надо улучшать технологию. Осталась еще одна свободная рука. Начинаю похлопывать себя по ягодицам, дабы предотвратить потенциальную атаку кровожадных насекомых. Ну вот. Все. Ай-ай. Это, конечно, уже слишком. Вспоминаю о доме. О моем доме. О месте, где можно пописать без всяких хлопков.

Семь часов. До завтрака еще полтора часа. Надо бы что-то записать для ВВС. Но сперва почистить зубы. Я так привыкла. К тому же в столь критической ситуации чистка зубов - это та тонкая нить, которая позволит мне вернуться в тот уютный мир, из которого я пришла... Наливаю в железную кружку воды из пластиковой бутылки. Какой удар для воды! Прошу у нее прощения. Никогда не знаешь. Может, этим я обижаю духов. Кстати, и мне, мне тоже нужно чуточку сочувствия. Осталось помочь зубной пасте и щетке, затерявшимся в рюкзаке, воссоединить их, унять дрожь в руках и свеситься за пределы хижины. С открытым ртом. Много пены. И для чего только людям умывальники? Вытираюсь супервпитывающим бумажным полотенцем из Vieux Campeur (5).

5) Известный французский магазин спортивных товаров.

Включаю запись. В общих чертах описываю хижину. Встает солнце. Такое нежное. Я любуюсь им сквозь ветви деревьев. Мир холоден и мрачен без него. И без тебя.

Снаружи: Светло. Хижина-столовая. Ровно 8.30.

Внутри (меня): Голодное брюхо к ученью глухо.

В столовой пока никого. Направляюсь прямиком на кухню, в хижину позади этой. Тропинка длиной около десяти метров и примерно метр в ширину соединяет два домика. Над тропинкой -лиственный навес. Из листьев ирапайи. Теперь-то я знаю. У кухни дощатые стены с двумя отверстиями вместо окон и входом без двери.

Вхожу. Кармен тут. Стоит у открытого огня. В  метре над полом, на деревянном возвышении с  выемкой посередине горят сложенные звездой поленья. Она выглядит с ними рядом как маэстро у рояля! У рояля из очень толстого дерева с такими же толстыми ножками. Черного. От копоти.

На огне, извергая белый пар, стоит большой, похоже, алюминиевый чайник. И еще черная сковорода, Шкворчит лук. Пахнет вкусно. Хочу есть. Нюхаю воздух, как маленький щенок, - Кармен смеется.

Справа от возвышения - место для мытья посуды. Два голубых пластмассовых таза на деревянной доске. Водопровода нет. Воду привозят с реки в канистрах. В трехстах метрах ниже отсюда.

На полу около стола лежат связки бананов. Рядом стоит пара скамеек. На полке я обнаруживаю банки со специями, несколько картофелин, помидоры, белую эмалированную посуду, свечки и двух зеленых попугаев, которые, завидев меня, начинают галдеть. Страх-то какой! Если б они не двигались, я бы подумала, что эти птицы ненастоящие. Подхожу посмотреть поближе. Кармен веселится. Как всегда. Наконец она протягивает мне тарелку с кусочками очищенного манго. Которая, похоже, сильно интересует двух зеленых попугаев. Они устремляются к моей тарелке. Ну уж нет, от моего сокровища им не достанется ни крошки. С вилкой в руке я убегаю в хижину-столовую и там набрасываюсь на мое манго. Ровно тридцать секунд. И все! Попугаи опоздали. Надо же. Я тоже могу жить по закону джунглей.

Появляется Франциско. Сегодня утром он снова мне нравится. У него нежный взгляд, который я так люблю. Спрашивает, почему я не пришла вечером на ужин. Смешно. Не могу же я сказать ему правду. Самолюбие одерживает надо мной верх. «Я спала», - слышу собственный ответ.

Он берет два больших термоса и наполняет их отваром из коры лианы под названием клабоху-аска. Показывает лиану мне. Это кусочек дерева диаметром в сантиметр. Нужно опустить кору в кипящую воду. А потом выпить отвар. Он оказывает мочегонное, противовоспалительное и антиревматическое действие. Заставляет меня пожевать кусочек коры. Недоверчиво пробую. Легчайший привкус лакрицы и гвоздики. Мой рот теряет чувствительность! Франциско улыбается. Говорит, здесь пользуются этим средством, когда болят зубы. А еще отвар помогает от слабости. И дает духовную энергию, позволяющую не чувствовать себя обессилевшим во время диеты. Услышав страшное слово, удрученно вздыхаю.

Я должна пить эту клабодрянь целыми днями. Никакого больше чая, никакого кофе, ничего возбуждающего. И ничего для поддержания духа, а он у меня всегда голодный, когда я на диете. Обед обещали в половине первого. Здесь нет даже шоколада, а он бы так мне помог.

Первый урок шаманского мастерства. Приходят Беттина и Джоан. Лица у обеих сияют. Беттина по-прежнему наблюдает за мной. Садимся за стол.

Франциско начинает.

- Мир шаманов Амазонии состоит из трех уровней: воздуха, земли и воды. У каждого уровня есть своя «Мать»: Уайрамама - Мать воздуха (в переводе с кечуа, языка индейцев Боливии и Перу), Сачамама - Мать земли - иЯкумама - Мать воды. Каждое живое существо принадлежит одному из уровней, в зависимости от того, где и как оно живет. Так, например, птицы принадлежат сфере воздуха, люди - сфере земли, а рыбы - воде.

Так. Это я поняла. А человек, который плавает? Черный глаз буравит меня взглядом. Ладно, ладно.

Я пошутила.

Потом Франциско произносит странную вещь. Он говорит, что этот октябрь очень важен, потому что это месяц трех Матерей, и что мы, три ученицы, символизируем дочерей трех Матерей. Поэтому «нормально», что мы оказались здесь, и именно в октябре. Он даже в некотором роде ждал нас! К тому же он впервые в жизни взялся учить трех женщин...

Я смотрю на Беттину и Джоан. А они на меня. Взгляд блуждает меж двух миров. Между нашим и тем, что вот-вот откроется перед нами. Не пора ли убрать преграды? Тишина.

Франциско продолжает урок:

- Во вселенной шаманов сосуществуют три мира. Мир людей и животных, мир растений и мир духов. У каждого живого существа или растения в мире духов есть дух-близнец. Именно с этим духом-близнецом шаман должен войти в контакт, чтобы приобрести новые знания, именно этого духа-близнеца он должен «лечить», чтобы исцелить больного.

Как шаман общается с этими мирами? С помощью особого языка. Он общий для всех миров и состоит из песен, называемых икаро.

Как шаман получает послания мира духов? Посредством видений, вызываемых употреблением галлюциногенных веществ, содержащихся в аяхуаске или табаке, а также через сны.

Каким образом он улучшает свой контакт с миром духов? Воспитывая свое тело, дух и разум. Для этого он должен придерживаться строгой растительной диеты и жить в уединенном месте.

Диета заключается в том, что шаману нельзя употреблять в пищу ничего соленого, сладкого, острого, жирного, мясо, рыбу, у которой есть зубы, а также - никакого алкоголя. Он не может пользоваться мылом, вступать в сексуальные отношения, и ему запрещены любые физические контакты с людьми, не придерживающимися подобного режима.

Диета и уединение призваны сделать тело и разум более проницаемыми, чтобы тем самым облегчить контакт с миром духов.

Франциско объясняет мне мою программу. Сперва паника. Мне пора садиться на диету. Только этого не хватало. Начинаю сегодня вечером. Дальше - хуже. Поскольку завтра церемония аяхуаски, я имею право только на завтрак - вареный рис без соли и масла и НИЧЕГО больше до следующего дня! Он говорит, что мой желудок должен быть абсолютно пустым до и после церемонии, которая состоится в восемь тридцать вечера. Это точно кошмар. Но в какой же части этой истории я забыла проснуться? Смотрю на округлости своего тела. Чтобы хоть как-то поднять себе настроение. Может, с такой диетой они наконец пропадут...

Снаружи: Светло. Моя хижина купается в пестрых лучах солнца, проникающих сквозь ветви деревьев.

Внутри (меня): Сомнения, но...

Верчусь туда-сюда по своей сцене. Оцениваю размеры новой вселенной. Шаман Руперто поднимается по ступенькам в мое жилище. Смиренный маэстро семидесяти пяти лет. На нем зеленая поношенная клетчатая рубашка и бежевые штаны, делающие его ноги похожими на стволы, корни которых уходят глубоко в землю. Он босиком. Настоящий сгусток энергии.

Здоровается. Глазами. Они словно щелочки, светящиеся изнутри. Они смеются. Кожа вокруг этих щелочек, ведущих в секретный мир неба, испещрена глубокими морщинами. В уголке рта забыт окурок мапачо. Давно погасший. Но оставивший свой след на этом круглом лице. Темно-желтая кожа, небольшой животик. Лицо кажется жизнерадостным, но это слово не совсем подходит. Это что-то более тонкое. Более гармоничное. По-моему, Руперто буквально растворяется в радости, которую дарит ему здешняя природа. Не выделяться. Может быть, в этом и есть главная мудрость. Он пахнет темным табаком, в его дыхании слышатся хрипы. Он много курит.

Руперто пришел проверить мою энергию, оценить ее и «посмотреть», какой будет программа моего исцеления. Устанавливаю записывающие устройства. Готово. Люблю, когда мной интересуются.

Он просит меня сесть на деревянный табурет, закуривает мапачо, затягивается, выдыхает дым мне на голову, грудь, шею и руки. Энергия просачивается в меня. Из его рта, из его живота льется песня. Она проникает всюду. Низкий, хриплый голос. Раскрываюсь, обращаясь в слух. Руперто использует шакапу. Правой рукой он потряхивает ею, задавая ритм. Листья трутся друг о друга. Хор листьев. Двоичный ритм. Он пригвождает меня к земле. Энергия проходит в меня. Сметая преграды. Я чувствую это. Внезапно мне становится просто необходима эта диета, мне нужно извергнуть мою боль, я должна стать легкой. Чтобы вновь обрести тебя.

Снаружи:Хижина-столовая. 17-30.

Внутри (меня); Голод.

Пора обедать! Отлично. Я получаю ОДНУ вареную картофелину и ОДИН малюсенький кусочек специальной «диетической» рыбы, то есть «беззубой». Поскольку рыбьей головы на тарелке нет, ее беззубость я проверить не могу. Очень жаль. Вот и все.

Пора возвращаться в хижину. Уже темно. Я снова трушу. Не хватает смелости идти одной. На этот раз придется признаться в этом Франциско, чтобы он соизволил меня проводить. Самолюбие уязвлено. Он смеется. Да, меня это раздражает.

С фонариками на головах мы уходим в кричащую ночь. Следую за ним. Строго по пятам. Так, что даже пару раз наступаю ему на ногу. Что поделаешь, темно. Отставать нельзя. И главное, не оборачиваться. Меня преследуют назойливые твари. Немое кино прокручивается в моем воображении со скоростью восемьсот кадров в секунду. Фильм ужасов. Франциско выводит меня к моей сцене. Мой маленький мирок, затерянный во вселенной. Сразу зажигаю свечи. Иллюминация как при дворе Короля-Солнца! Подумать только, Франциско придется возвращаться одному. Чувствую себя идиоткой. Иногда.

Сажусь за столик прослушать сегодняшние записи. Ну вот, так я и знала. Микрофон стоял не с той стороны. Получилась запись интервью с шака-пой: «Шшшк-шшк, шшк, шшк, шшк и т. п.» Какая же я дура. Ладно, придется записывать заново. Пойду-ка спать. Не хочу ничего писать. А вокруг шум и гам. Чешется. Тыльная сторона ладони на левой руке. Один-единственный укус. Однако, чтобы подцепить малярию, может хватить и его. Только этого недоставало. А тут еще и Франциско ясно дал понять, что снадобье от малярии - лишь плод моего воображения! Остается только молиться. Иногда помогает. Хорошо, по крайней мере, он дал мне хоть один суперсовет. Если тебя укусили, чеши или выше, или ниже места укуса. НИКОГДА не чеши сам укус. А это почему же? Чтобы не заразиться...

Ретируюсь под свою москитную сетку. Буду думать. Усиленно. Из-за шума. Завтра воскресенье. Аяхуаска. В животе урчит, Там почти пусто. И лучше, по словам моих новых подруг, в ближайшее время не будет. Прощайте все.