"Роберт Харрис. Империй ("Цицерон" #1)" - читать интересную книгу автора

впусти его", - приказал он мне, и вот в скором времени таблинум уже
заполнился людьми, каждый из которых с трепетом ожидал хотя бы краткой
встречи с сенатором.
Я стоял у входа до тех пор, пока не переписал всех визитеров, а затем
отступил в сторону, и в этот момент на пороге возникла скорбная фигура
человека в пыльной одежде, с взлохмаченными волосами и нестриженной бородой.
Не буду отрицать: его вид вызвал в моей душе холодок страха.
- Тирон! - воскликнул он. - Слава богам!
А затем он бессильно облокотился о дверной косяк и уставился на меня
своими выцветшими, полуживыми глазами.
На вид этому странному визитеру было около сорока лет. Поначалу я не
мог вспомнить его, но одно из качеств, которым просто обязан обладать
секретарь любого политика, - это умение сопоставлять то или иное лицо с
именем независимо от того, в каком состоянии находится человек. И вот
постепенно в моей голове, словно мозаика, стала складываться картинка:
большой дом с видом на море и обширной коллекцией произведений искусства,
изысканный сад. Это было в каком-то городе Сицилии. Фермы - вот как он
назывался!
- Стений из Ферм! - сказал я, узнав гостя, и протянул ему руку: - Добро
пожаловать!
Это было не моим делом - комментировать его появление или
расспрашивать, что занесло его в такую даль от дома и почему он находится в
столь ужасном виде. Поэтому, оставив его в таблинуме вместе с остальными, я
прошел в кабинет Цицерона. В то утро сенатор должен был выступать в суде,
защищая молодого человека, обвиненного в отцеубийстве, а затем ему
предстояло участвовать в заседании Сената. А сейчас, пока раб надевал на
него тогу, он сидел, сжимая и разжимая ладонь, в которой покоился кожаный
мячик для тренировки кистей, и слушал письмо, которое читал ему молодой раб
Соситей. Одновременно с этим сам он диктовал письмо второму младшему
секретарю, которого я обучил начальным навыкам моей системы скорописи. Когда
я вошел, хозяин швырнул в меня мячик (я поймал его не задумываясь) и
протянул руку за списком просителей. Как это бывало всегда, он прочел бумагу
жадным взглядом. Кого он ожидал в ней найти? Какого-нибудь знатного
горожанина из прославленного и влиятельного рода? Или, может быть, торговца,
достаточно богатого для того, чтобы голосовать на выборах консулов? Но
сегодня к нам пожаловала лишь мелкая рыбешка, и по мере чтения лицо Цицерона
мрачнело. Наконец он добрался до последней строки списка и, прервав
диктовку, спросил:
- Стений? Тот самый, с Сицилии? Богач и хозяин уникальной коллекции?
Необходимо выяснить, что ему нужно.
- Но сицилийцы не имеют права голоса, - напомнил я.
- Pro bono,[3] - непреклонно ответил он. - Кроме того, у него -
роскошная коллекция бронзы. Я приму его первым.
Я привел Стения наверх, и он незамедлительно получил от моего хозяина
стандартный набор, полагавшийся любому посетителю: фирменную улыбку
Цицерона, крепкое рукопожатие двумя руками одновременно и радушный искренний
взгляд. Затем Цицерон предложил гостю сесть и спросил, что привело его в
Рим. Я стал вспоминать, что еще мне было известно о Стении. Мы дважды
останавливались у него в Фермах, когда Цицерон приезжал туда для участия в
судебных слушаниях. Тогда Стений являлся одним из наиболее знатных жителей