"Роберт Харрис. Архангел " - читать интересную книгу автора

стороны Красной площади.
Берия велел Рапаве повернуть налево, проехать мимо Оружейной палаты,
затем круто повернуть направо и через узкую подворотню въехать во внутренний
двор. В окружавших двор зданиях не было окон, только с полдюжины дверей.
Покрытый ледяной коркой булыжник отливал в темноте красным, словно был залит
кровью. Подняв взгляд, Рапава увидел, что это горит огромная рубиновая
звезда.
Берия быстро вошел в одну из дверей, и Рапава чуть не бегом бросился за
ним. Маленький, выложенный каменными плитами проход привел их к
дореволюционному лифту. Под грохот железа и гул мотора они медленно проехали
два погруженных в тишину, неосвещенных этажа. Лифт, дернувшись, остановился,
и Берия, открыв решетку, быстро зашагал по коридору, покачивая ключом на
шнурке.
Не спрашивай, где мы очутились, парень, я этого не знаю. Там был такой
длинный, застланный ковром коридор с какими-то бюстами на мраморных
подставках, потом железная винтовая лестница, по которой мы спустились в
огромный, как океанский пароход, зал, с высоченными зеркалами и эдакими
золочеными затейливыми стульчиками вдоль стен. Выйдя из зала, мы вскоре
оказались в широком коридоре с выкрашенными в блестящий зеленый цвет
стенами, от натертого пола пахло воском. Мы подошли к большой тяжелой двери,
и Берия открыл ее ключом из своей связки.
Дверь на старой, еще дореволюционной, пневматике медленно закрылась за
нами.
Кабинет не представлял собой ничего особенного. Размером восемь на
шесть. Такой кабинет вполне мог быть у директора какой-нибудь фабрики на
окраине Вологды или Магнитогорска: письменный стол с парой телефонов,
небольшой ковер на полу, стол для заседаний со стульями, окно, занавешенное
толстыми портьерами. На стене висела большая розовая карта СССР на валике -
тогда ведь еще существовал СССР, - а рядом с ней была маленькая дверца, к
которой Берия сразу и направился. У него имелся и этот ключ. За дверцей
оказался чулан, где стоял почерневший от времени самовар, бутылка армянского
коньяка и коробки травяного чая. В стене находился сейф с крепкой медной
дверцей, на которой было выбито название фирмы - не русскими буквами, а
какими-то заграничными. Сейф был маленький, сантиметров тридцать в
поперечине. Квадратный. Аккуратно сработанный. С прямой, тоже медной,
ручкой.
Берия заметил, что Рапава уставился на сейф, и резко приказал ему
выйти.
Ожидание длилось почти час.
Рапава стоял в коридоре, стараясь не терять бдительности, и, услышав
скрип в большом здании, показавшийся ему шагами, или вой ветра, показавшийся
голосом, тотчас вытаскивал пистолет. Он представлял себе Генсека, шагающего
по натертому до блеска полу этого широкого коридора в своих высоких
кавалерийских сапогах, и никак не мог совместить этот образ со сраженным
инсультом, дурно пахнущим телом, которое лежало на Ближней даче.
И знаешь, парень, я заплакал! Наверно, в какой-то мере я плакал и о
себе - не стану скрывать, я боялся, поджилки тряслись, - но главным образом
я оплакивал товарища Сталина. Я так не плакал по собственному отцу, когда
тот умер. И так было почти со всеми ребятами, которых я знал.
Где-то вдали часы пробили четыре.