"Харитон. Повесть о любви Херея и Каллирои (Греческий роман) " - читать интересную книгу автора

него отказа. Только говори с ним искренне и ничего от него не утаивай: это
всего скорее расположит его к тебе.
Нехотя, но все же пошла Каллироя, ободряемая тем, что происходить
разговор у них будет в храме. Когда же пришла она, то привела она всех еще в
больший восторг, чем в первый раз. Не раскрывая рта, в изумлении стоял перед
ней Дионисий. Наконец, с трудом, после продолжительного молчания, он
проговорил:
- Все, касающееся меня, тебе ясно, женщина: я - Дионисий, главный
человек в Милете, а пожалуй, и во всей Ионии, благочестие и отзывчивость
которого широко всем известны. Справедливо, чтобы и ты сказала нам о себе
истину. Продавшие тебя утверждали, что ты сибаритянка и что они купили тебя
там у твоей хозяйки, сбывшей тебя им из ревности.
Каллироя зарделась и, опустив глаза, тихо проговорила:
- Продана я сейчас впервые, Сибариса же я не видела.
- Говорил я тебе, - сказал Дионисий, покосившись в сторону Леоны, - что
она не рабыня! Предсказываю, что и происхождения она благородного. Скажи,
женщина, все, и прежде всего, как тебя зовут.
- Каллироя, - сказала она в ответ.
Дионисию понравилось и ее имя.
Об остальном хранила Каллироя молчание. Но так как Дионисий продолжал
неотступно ее расспрашивать, она сказала:
- Владыка! Прошу тебя разрешить мне умолчать о моей судьбе. То, что
было со мной сперва, было сном, было сказкой. А сейчас я то, чем я стала
теперь: чужеземка-рабыня.
Так говоря, старалась скрыть она свои слезы, но они текли у нее по
щекам. Кончилось тем, что расплакались и Дионисий, и все окружавшие, а могло
бы даже показаться иному, что опечалилась и сама статуя Афродиты. Движимый
любопытством, Дионисий становился все более настойчивым.
- Умоляю тебя, - обратился он к Каллирое, - оказать мне первую милость:
поведай мне о самой себе, Каллироя. Не чужому рассказывать будешь ты, ибо в
наших характерах есть у нас с тобой нечто родственное. Не страшись ничего,
даже если тобой совершено нечто тяжкое.
На последние слова Каллироя обиделась:
- Не оскорбляй меня, - сказал она, - ничего дурного я за собой не знаю.
Но так как былая высота моего положения не соответствует теперешней моей
судьбе, то я боюсь показаться обманщицей, рассказывая о себе вещи, которые
со стороны тех, кто не знает их, вызовут недоверие, потому что прошлое не
свидетельствует о настоящем.
Образ мыслей женщины привел Дионисия в восхищение.
- Можешь ничего не рассказывать, - обратился он к ней, - я и так все
уже понял. А впрочем, все-таки говори, хотя сказать о себе не сможешь ты
ничего такого, что по своему величию равнялось бы тому, что мы перед собой
сейчас видим. Любая блестящая повесть о тебе окажется ниже тебя самой.
С трудом начала она, наконец, о себе рассказ:
- Я дочь Гермократа, сиракузского стратега. Потерявшую сознание после
внезапно случившегося со мной несчастия, меня богато мои родители
похоронили. Мою могилу вскрыли грабители. В ней они и меня нашли, уже после
того, как ко мне вернулось дыхание, привезли сюда, и здесь Ферон потихоньку
продал меня вот ему, Леоне.
Обо всем сообщив, умолчала Каллироя только о Херее.