"Тамеичи Хара. Командир японского эсминца " - читать интересную книгу автора

наших чаш и температурой подогретого саке, Оживленно щебетали, создавая за
столом волнующую и радостную атмосферу.
Время, разумеется, пролетело мгновенно. К 23:00 нам нужно было
возвращаться на корабль. Когда мы уходили, одна из гейш шепнула мне:
"Лейтенант, приходите завтра вечером один и вызовите меня снова. Меня зовут
Утамару. Пожалуйста, запомните". Эта миловидная гейша была самой молодой и
хорошенькой из трех. Я взглянул в ее влажные глаза и кивнул.
Вечером следующего дня я пришел в этот ресторанчик один и вызвал
Утамару. Она грациозно танцевала и пела прекрасные песни, ее голос напоминал
перезвон хрустальных колокольчиков. Я опустошил несколько чашек саке и был
сильно навеселе, но не слишком по этому поводу беспокоился. Впереди было 24
часа, и вся ночь принадлежала мне.
Мой ресторанный счет, включая и ее услуги, составил 10 иен. Через два
дня я пришел туда снова, уже ощущая себя серьезно влюбленным. В течение двух
недель я прокутил все свое месячное жалование.
Узнав об этом, Утамару встревожилась: "Ты не должен отчаиваться. Сними
какую-нибудь скромную комнату в городе, куда бы я могла приходить, и тебе не
придется тратить деньги".
Я последовал этому совету на следующий месяц, когда эсминец вернулся в
Куре из обычного учебного плавания. Сняв комнату, я пришел снова в этот
ресторан, вызвал Утамару и сообщил, что "береговая база" готова. Честно
говоря, я очень сомневался, что она придет ко мне.
Однако, к моему великому удивлению и радости, Утамару появилась в
снятой мною комнате уже на следующий вечер. Не было ничего чудеснее, чем
остаться с ней наедине. Все остальное казалось совершенно ничего не
значащим. В самом деле, я ведь даже не знал, какую огромную жертву принесла
Утамару, чтобы прийти сегодня ко мне. Я полагал, что она просто отказалась
ради меня от своего обычного вечернего заработка, и дал ей пять иен, чтобы
не вводить ее в лишние долги. В действительности же хозяин заявил ей, что
если она собирается обслуживать какого-то заказчика вне ресторана, то плата
должна быть двойной, то есть две иены в час. Не желая говорить мне об этом,
она доплачивала разницу из собственного кармана, и в результате наших
свиданий ее долг хозяину рос как снежный ком.
Я ничего не знал об ее отчаянной ситуации, а вскоре начались
неприятности и у меня самого. Каждый месяц я тратил свое жалованье до
последней монетки, ни о чем особенно не беспокоясь. Я был молод, любил
прекрасную девушку и пользовался всеми радостями, которые людям
предоставляет молодость.
Как-то октябрьским вечером 1926 года я собрался сойти на берег, но
рассыльный неожиданно доложил, что меня вызывает к себе командир эсминца.
Когда я прибыл в его каюту, командир бросил на меня такой взгляд, что у меня
по спине пробежали мурашки.
"Лейтенант Хара! - сказал он. - Присядьте. У меня к вам серьезный
разговор".
Я сел, недоумевая, что за серьезный разговор он хочет со мной вести.
"Вы уже достаточно давно служите, - начал командир, - и, конечно,
понимаете, что у нас, на эсминцах, в отличие от крупных кораблей, мы все
живем одной семьей. Поэтому я, как командир, должен быть знаком и с вашими
личными проблемами, чтобы вовремя дать нужный совет. Вы согласны с этим?"
"Конечно, командир", - отвечал я.