"Мак Хаммер. История со стен." - читать интересную книгу автора

остатки больших красивых дверей. Крошево мраморной плитки на полу. Лестничная
площадка. Осторожней! Давай, я возьму тебя за руку. Вот так, теперь мы можем
идти по ней куда уверенней, несмотря на отсутствие чугунных некогда перил, и
полуразвалившиеся, дышащие на ладан пролеты. Спускаемся медленно, ступенька за
ступенькой, твоя рука в моей руке, и даже дыхание наше вторит друг другу.
Сейчас ты совсем рядом, как когда-то давно, помнишь, и мы плывем по мягкому
бархату пурпурной ковровой дорожки. Шаг за шагом. Сквозь большой круглый
витраж под крышей к нам под ноги прыгают разноцветные солнечные зайчики,
запутываются в шаловливом ворсе ковра и стремглав разбегаются в стороны.
Желтый, красный, фиолетовый и, кажется, зеленый. А в проеме окна, выходящего
на восток, искрится голубое небо. Раннее утро, только что взошло солнце, и
птицы во дворе поют гимн вступившей в свои права весне. Внизу нас уже ждет
экипаж. Четверка рысаков мигом домчит до Манежной...
Шаг, шаг, еще шаг. Hезаметно мы спустились на этаж ниже. Марево вдруг
рассеялось. Комнаты здесь хранят следы недавнего пожара. Причудливая лепнина
потолка осыпалась, потяжелевшая штукатурка нехотя последовала за ней. Она
толстым слоем покрывает пол. Уставший кирпич крошится под тяжестью ботинка.
Истрепанный валенок у окна, красно-белый полосатый матрас в углу. Еще недавно
эти комнаты служили приютом для бомжей. Смотри, какие залежи пластиковых
бутылок! В них можно наливать горячую воду и согреваться холодными зимними
ночами, пытаясь укрыться от стужи под разодранным тулупом. Воду они кипятили
тут же, на костре, в этом вот закопченном чайнике. Возможно, именно от того и
случился пожар. Особенно от него пострадало левое крыло здания. Перекрытия в
той части дома провалились, и, теперь, стоя на первом этаже, можно разглядеть
осколки вечернего небосвода. Красиво, правда? А еще там, на крыше, растут две
березки. Их маленькие нежные листочки серебрятся в лучах заходящего солнца. И
зеленеет трава. Почти райский уголок. Жаль, нам туда, похоже, не забраться,
ведь часть пути придется ползти по узкому, выщербленному временем, кирпичному
карнизу. Ты сможешь? Я, пожалуй, не рискну. Hу и ладно, не полезем. Лучше
давай, зайдем вон в ту комнату, постоим, посмотрим еще на эти стены. Видишь,
тут тоже сохранились обои...
Представляешь, а ведь это был целый дом, шесть этажей, и не так уж мало
квартир, а в каждой из них жили в разное время разные люди, всякий со своими
чаяниями и надеждами, извечными мыслями о насущном и истертыми воспоминаниями
о былом. Соответственно, и обои выбирали, и на стены их клеили - тоже
по-разному, кто с аристократическим изяществом, кто с нарочитой грубостью
спорящейся работы, хотя крахмал для клейстера наверняка покупали в одной и
той же лавке на углу. А сегодня мы ходим здесь, с этажа на этаж, из квартиры
в квартиру, переступаем через груды мусора, опасаемся на глазах обрушивающихся
потолков, стараемся обходить стороной чернеющие провалы, да обгоревшие балки
перекрытий. Бродим себе, из комнаты в комнату, от стены к стене. От одних
обоев к другим. Касаемся их руками, отдираем по кусочку, слой за слоем,
внимательно рассматриваем, отделяем друг от друга и, наконец, обнажаем самый
последний слой, газетный. И читаем, читаем, читаем. Впитываем в себя эти
послания из прошлого, слово за словом, знак за знаком, чуть лишь спотыкаясь на
яtях и непривычных оборотах речи. Впитываем ожившую вдруг историю, историю со
стен старого полуразрушенного дома. Обычного, в общем-то, дома, в ожидании
сноса одиноко стоящего на все той же питерской набережной, где-то посередине,
между Володарским и Охтинским мостами.
Кстати, о мостах. Пойдем, поздно уже. Темнеет, а нам ведь еще ехать и