"Хелен Хамфриз. Путешествие безумцев " - читать интересную книгу автора

- Приклеилась, - сказала Изабель. - Проклятая жидкость жутко клейкая.
Раньше, до фотографии, врачи пользовались ею для заклеивания ран. Попробуй
ты - твои руки посильнее моих.
Изабель передала бутылку Энни. Не меняя позы, Энни без всякого труда
извлекла пробку из бутылки.
- Пожалуйста, мэм. - Энни вернула то и другое Изабель.
Ей приятно чувствовать, что она физически сильнее и что Изабель
нуждается в ее силе.
- Будем использовать твой метод, Энни, - Изабель вставила пробку в
горлышко неглубоко, так, чтобы ее можно было без труда извлечь.
- Какой метод, мэм?
- Новый способ фокусировки, - ответила Изабель.
"Тот, который ты испробовала на мне", - хотелось ей сказать, но что-то
заставило ее быть осторожной, не приписывать одной Энни удачу с фотографией
Сапфо.
Что, если у девчонки вдруг вскружится голова и она действительно
вообразит себя художником?
- Тот способ фокусировки, который мы применили для фотографии Сапфо, -
произнесла Изабель вслух, придвигая тем временем камеру поближе к модели.
Камера стояла теперь так близко к Энни, как мог бы стоять человек, с
которым она вела тихий разговор. Изабель вдруг вспомнила, что сама порой
чувствовала внутреннее неудобство и даже беспокойство, когда объектив
находился так близко к ней.
- Ты не возражаешь? - испуганно спросила она Энни.
Ей вдруг захотелось убедиться, что Энни действительно считает себя лишь
моделью, а отнюдь не художником.
- Ты не возражаешь, что я тебя фотографирую?
Но у Энни и в помине не было таких мыслей. Все эти фотографии она даже
не воспринимала как свои портреты. Это была не она, а настоящие Джиневра,
Офелия, Сапфо. И нынешняя Вера, пусть и общечеловеческое качество, казалось,
не имела к ней никакого отношения, даже еще меньшее, чем эти легендарные
персонажи. Все это не ее и не про нее. Но ведь так приятно просто сидеть на
скамье здесь, в студии, наполненной мягким ласкающим светом. Сегодня
чудесное утро, и миссис Дашелл рядом, и это так хорошо!
- Нет, мэм, я совсем не возражаю, - ответила Энни.
Но Изабель уже была поглощена своим делом и, уверенная и энергичная,
работала, не дожидаясь согласия Энни. Момент, когда она в нем нуждалась, уже
прошел, вернее, она его миновала. "Вера", - думала Изабель, настраивая
объектив на лицо Энни, заполнившее весь кадр. Вера как откровение. Вера как
любовь.
Когда Изабель пыталась заниматься живописью, ей не удавалось совладать
со своей натурой. За что бы она ни бралась, все выходило безжизненным и
вялым - даже натюрморты. Этюдам, которые она делала на пленэре, явно не
хватало чувства. Освещение на натуре менялось так быстро, что проворства ее
руки едва доставало, чтобы успеть схватить его хотя бы в самых общих чертах.
Она, казалось, вцеплялась в свет руками и насильственно тащила его назад.
Результаты обескураживали ее, доказывая, как мало ей удается и сколь многого
она не достигнет никогда. Натура живет своей, отдельной от художника жизнью,
не помогает ему в его работе, ей безразлично, рисует он ее или нет. В тех
редких случаях, когда она работала с живой моделью (обычно это был Эльдон),