"Хелен Хамфриз. Путешествие безумцев " - читать интересную книгу автора

Эльдона. Готовясь к завтрашней встрече со своим издателем, его молодой друг
был, конечно, сам не свой, но он-то, Роберт Хилл, сейчас чувствовал себя
прекрасно и комфортно, смакуя бренди и свой успех в Хрустальном дворце.
Конкретность удовольствия, которое он сейчас испытывал, не позволяла ему
воспарить в те абстрактные сферы, где обитал Эльдон, - области слишком
высокой морали и слишком возвышенных эмоций. Его молодой друг всегда словно
в душевной горячке. Почему он не может просто жить и радоваться? Роберт
печально вздохнул.
Отвернувшись, Эльдон смотрел на огонь в камине - посещение этого клуба
не принесло ему никакого облегчения. Лучше было бы походить в одиночестве по
Чипсайду, продумывая новые аргументы за то, что сердцеобразная карта мира
нужнее карты золотых копей. Он искоса взглянул на своего друга: его
изысканная внешность, холеное лицо, добротная и модная обувь, отлично сшитый
свободный летний костюм источали благополучие. "Настоящий денди", -
осуждающе подумал Эльдон. Как-нибудь он поговорит об этом с Изабель. Или
нет. Пламя в камине выстрелило вверх снопом искр, словно разразилось
аплодисментами. Лучше он обсудит это с Энни Фелан.
Эльдон и Роберт пришли в Королевскую академию, где готовилась его новая
выставка. Роберт порхал по галерее, раздавая указания развешивавшим картины
рабочим, которые, впрочем, и сами прекрасно знали свое дело. Эльдон стоял в
отдалении, рассматривая те из картин, которые уже заняли предназначавшиеся
им места. Сейчас, когда после долгого перерыва ему довелось увидеть
искусство его соседа, он понял, насколько оно великолепно и вместе с тем
опасно.
Роберт Хилл всегда зависел от своей музы, которой неизменно оказывалась
какая-нибудь молодая привлекательная женщина. Он находил ее, писал с нее
картину, спал с ней и затем от нее избавлялся. Когда он хотел соблазнить
какую-либо женщину, он приглашал ее позировать, рассчитывая, что внимание,
которое он уделит ей в процессе работы, пробудит в ней взаимность.
Три картины, которые Эльдон сейчас рассматривал, были вдохновлены
последней из таких муз. На первой она была представлена Еленой Прекрасной -
напряженное тело и соски просвечивают сквозь свободную кисею, ярко-рыжие
волосы распущены по плечам. Взгляд, полный притворной скромности, устремлен
на лежащее на столе яблоко, красное и полупрозрачное, словно светящееся
страстью. На второй та же самая модель была изображена в виде Медузы - там
она пристально смотрела прямо на зрителя, словно никак не могла поверить,
что Роберт способен изобразить ее с клубком змей на голове, что, уже устав
от ее внимания, он хочет придать ей чудовищный и отталкивающий вид.
Эльдон невольно залюбовался, с каким мастерством и правдоподобием
Роберт сумел передать змеиную плоть. Змеи были как живые, хотелось отойти от
них подальше - не дай бог одна из них сделает внезапный выпад и нанесет
смертоносный укус.
К моменту создания третьей картины Роберт, без сомнения, окончательно
устал от этой музы. Может быть, его уже вдохновляла какая-нибудь другая,
новая. На сей раз картина изображала утопившуюся Офелию, бесцветным
призраком лежащую на дне пруда. Сквозь слой воды просматривались черты ее
блеклого, как зимняя луна, лица, плотно закрытые глаза; бледные распущенные
волосы причудливо переплелись с водорослями. Яркие, живые краски цветов на
берегу подчеркивали бесцветность ее поражения. Когда-то она была такой же,
как они, яркой и нужной художнику. Теперь все прошло. Она мертва и больше не