"Патриция Хайсмит. Игра на выживание" - читать интересную книгу автора

обо всех Теодору. Теодор же предпочитал разговаривать с ним о работе, всякий
раз надеясь на то, что ему все-таки удастся разобраться, где истинный успех,
а где - необузданный и ничем не оправданный энтузиазм, типичный для
большинства мексиканских режиссеров, актеров и драматургов, когда речь
заходит о чем-то, требующем доработки. Однако, Карлос утверждал, что
постановка сдержанной драмы в Мехико не будет иметь успеха. Люди попросту не
поймут ее и не смогут оценить по достоинству. В конце концов Карлос все же
пробрался к нему, сунул ему в руки стакан виски с содовой и снова поспешил
прочь, окликая жену.
Заметив в толпе гостей двоих знакомых, Теодор подошел к ним и сказал:
- Добрый вечер, дон Игнасио. Как поживаете?
Сеньор Игнасио Ортис-и-Гусман Б. являлся директором одной
государственной картинной галереи. Теодор познакомился с ним в свое время
здесь же, в доме Карлоса, и, помнится, они тогда довольно долго беседовали
на темы живописи. Второго человека звали Висенте, фамилию и род занятий
которого Теодор никак не мог припомнить, хотя когда-то, несомненно, знал.
- Вы по-прежнему рисуете? - поинтересовался Ортис-и-Гусман Б.
- Да. Только что вернулся из Оахаки, целый месяц провел на пленэре,
ответил Теодор.
Ортис-и-Гусман Б. равнодушно глядел на него, словно не и слышал ответа.
Тот же, кого звали Висенте, щелкнул зажигалкой, изящным жестом поднося ее к
сигарете дамы, стоявшей рядом с ним.
Наступила неловкая пауза, и Теодору так и не удалось придумать ничего
подходящего, чтобы можно было бы ее заполнить. Затем двое мужчин возобновили
прерванную беседу. Теодору же вспомнились и другие моменты, когда во время
различных обедов и вечеринок его реплики - хотя, конечно, речь и тогда шла о
сущих пустяках - отчего-то игнорировались присутствующими, как если бы за
сказанным им скрывалась некая непристойность. Неужели и с другими нечто
подобное случалость также часто, как и с ним? Мысль об этом не давала ему
покоя. Ему казалось, что ко всем остальным и куда менее импозантным
мужчинам, чем он сам, прислушиваются куда более внимательно, даже когда те
несут откровенную чушь. Вот и теперь эти двое говорили о каком-то своем
общем знакомом, и Теодор с большим опозданием подумал о том, что
Ортис-и-Гусману Б. наверняка было бы небезынтересно узнать, что его,
Теодора, попросили предоставить четыре картины для коллективной выставки,
которую планировалось провести в мае в одной из галерей Национального
института изящных искусств. Теодор отошел в сторонку и встал у стены.
Возможно, с другими такое случается ничуть не реже, чем с ним самим.
Теодор Вольфганг Шибельхут, мужчина тридцати трех лет, стройный и
высокий - особенно по сравнению со средним мексиканцем. У него были
светло-русые, выгоревшие на солнце волосы, коротко остриженные у висков и
образовавшие довольно густую шевелюру без пробора на макушке. Держался он
непринужденно, улыбался обаятельно, а благодаря легкой походке и присущей
ему раскованности движений, выглядел молодо и, казалось, не терял
присутствия духа, даже когда у него было скверно на душе. Окружающие считали
его веселым, общительным человеком, хотя на самом деле по складу характера
он был, скорее, пессимистом. Однако, будучи человеком тактичным и хорошо
воспитанным, он не имел привычки посвящать в свои невзгоды окружающих. Чаще
всего эти смены настроения были беспричинными, но другим было совсем
необязательно знать об этом. Весь мир вокруг себя он считал ничтожным и