ГЛАВА 2

Следующие две недели прошли относительно спокойно. Это значит, что я не особенно шалила, не позволяла себе хамства и ехидства по отношению к искусникам, и как результат — никто не ломал мне костей, не блокировал магию нехорошими заклинаниями и не отрабатывал на мне боевые заклятия. Тройдэн тоже вел себя тише воды ниже травы, смирнее покойника, ощущая свою вину за свалившиеся на мою голову наказания.

А потом наступил день выпуска. Об этом событии стоит рассказать поподробнее. Начать с того, что оно стало уже общегородским праздником, которого с нетерпением ожидало все население Валайи, от мала до велика. Даже сам Темный Император иногда мог почтить своим сиятельным визитом учеников, заканчивающих Школу. Сам же выпускной из года в год постепенно превращался в нечто среднее между магическим турниром и банальной ярмаркой. Те школяры, чьи родители в течение десяти лет оплачивали обучение, просто получали дипломы и клеймо искусника на плечо, плясали на выпускном вечере и разбегались кто куда. А такие, как я, «бесплатники», служили для всего населения Валайи главным развлечением, суть которого сводилась к следующему: искусники во главе с самим Мастером свозили выпускников на магическое ристалище и веселили народ импровизированным представлением, во время которого школяры демонстрировали все, на что способны. А зрители развлекались, а заодно присматривались к выпускникам, которых после выступления можно было сторговать у Школы за приличную сумму.

Сказать, что я нервничала, — это не сказать ничего. Меня буквально трясло, как в лихорадке, и нервную дрожь не могли унять ни уверенность в собственных способностях, ни надежда на благополучный исход данного мероприятия (за четыреста с лишним лет существования Школы на магическом ристалище во время того фарса, что называется выпускным экзаменом, погибло всего лишь полтора десятка выпускников), ни энергия Спокойствия, коей щедро попытался поделиться прибежавший навестить меня Тройдэн. Ему, разумеется, никакие экзамены на магическом ристалище не грозили — добрый папочка наверняка уже успел подыскать сыночку уважаемую и прибыльную должность при дворе Темного Императора.

— Боишься? — деловито поинтересовался приятель, выплетая над моей головой причудливые пассы сложносоставного заклинания. От его рук шло приятное тепло, я закрыла глаза и обмякла на стуле. Но расслабиться не получилось.

— Не то слово! — пожаловалась я, отталкивая его и вскакивая на ноги. — Не трать зря энергию. Единственное, что мне сейчас поможет успокоиться и с оптимизмом смотреть в будущее, — скорейшее окончание этого кошмара.

— Да и не получается у меня ничего, — со вздохом констатировал Трой. Какой-то му… э-э-э… нехороший человек поставил здесь тотальную блокировку.

В маленькой комнатке под ареной стадиона было темно и тесно. Выпускники, позабыв распри, сбивались в нервно шушукающиеся кучки, подозрительно косясь на соседей и стараясь лишний раз не обращать на себя внимание искусника Биммина, приставленного следить за порядком и очередностью выхода на ристалище. Впрочем, он решил пустить все на самотек и мирно подремывал в уголке, прикрыв лицо краем капюшона парадной мантии и втянув голову в плечи.

— Не волнуйся, отец говорил, что ты станешь одной из лучших выпускниц среди «бесплатников», — попытался утешить меня Трой.

— Да где уж мне, — отозвалась я, начиная нервно расхаживать из одного угла в другой.

Будущие коллеги, такие же взвинченные, как и я, следили за моими передвижениями неодобрительными взглядами, с трудом удерживаясь от искушения вскочить и забегать вслед за мной. На счастливчика Тройдэна смотрели с возмущением и негодованием, завидуя его спокойствию и отсутствию необходимости участвовать в увеселении толпы, что вскоре предстоит нам. Как бы его тут не побили, когда я выйду на ристалище. Магия в этой комнате, как уже успел убедиться Трой, блокируется, так что если моему приятелю и достанется, то только кулаками. На двоих не нападут, а вот когда я уйду на арену… Впрочем, надо будет подсуетиться и утащить с собой и Тройдэна, отправить его на трибуны — пусть морально поддерживает меня издалека.

— Что ж ты ничего с собой не сделала? — тем временем укоризненно поинтересовался он, усаживаясь на покинутый мною стул и поворачивая голову туда-сюда, в зависимости от направления моею движения.

— Что ты имеешь в виду? — недоуменно вскинула брови я, останавливаясь от удивления.

— Ну, с волосами там. — Тройдэн сделал несколько неопределенных жестов над своей макушкой. Лицо бы накрасила, цацек бы навешала. Ну, не знаю, чем там еще девушки украшаются. Да и переодеться бы тебе не помешало во что-нибудь более женственное и изящное.

Будь ситуация менее нервной и драматичной, я первая охотно посмеялась бы над этим оригинальным предложением, но в тот момент мне было не до веселья, и я лишь раздраженно оскалилась:

— Не мели чепухи! Я ж не на смотрины явилась! Как ты себе представляешь беготню по ристалищу в длинном платье, с высокой прической и брякающими на шее украшениями? Не говоря уже о том, что ничего подобного в моем арсенале и нет.

— А надо бы! — покачал головой Тройдэн. — Ты же все-таки девушка, а бегаешь в штанах, как парень.

— Спасибо, что напомнил! — мрачно отозвалась я. А то я сама не знаю о своей принадлежности к слабому полу! Чаще всего оно доставляет сплошные проблемы. В частности, все почему-то свято уверены, что искусник может выглядеть так, как ему угодно, хоть голым на людях появляться, и никто ему ни слова не скажет, а вот искусница, пусть даже и будущая, обязательно должна всегда ходить при полном параде — макияж, маникюр, прическа, шляпка, аксессуары, длинное платье, туфли на шпильках, зонтик от солнца и прочее, прочее, прочее… Кто-нибудь хоть представляет, каково но всем этом великолепии, особенно в жару? А сколько оно весит и стоит?!

Сверху послышался нарастающий шум. Выпускники, как по команде, вскинули головы, за что тут же были вознаграждены крошками побелки, посыпавшейся с низкого закопченного потолка прямо в любопытные глаза и раскрытые рты. Земля меленько затряслась и завибрировала, потом, словно не удовлетворившись произведенным впечатлением, вздрогнула уже более основательно. Школяры инстинктивно пригнулись, я не удержалась на ногах и бесславно шлепнулась на задницу. Тройден, рыцарски бросившийся на помощь, приземлился рядом на четвереньки. Даже Биммин изволил отреагировать на это происшествие: его храп поменял тональность и приобрел более низкий, горловой оттенок, коим искусник демонстрировал неудовольствие попытками обеспокоить его сон.

— Кого там так трясет на арене? — поинтересовался Трой, шустро переползая ко мне.

— Финеллу, по-моему, — отозвалась я. — Она еще здесь начала свой метаморфоз и ушла уже трансформированная.

— Ага, ага. Мой приятель покивал так глубокомысленно и многозначительно, словно что-то смыслил в этой проблеме.

Гул прекратился, теперь сверху слышались лишь ритмичные шлепки, словно кто-то не очень тяжелый азартно подпрыгивал на одном месте, стараясь пробить тонкий пласт земли и попасть в наш подвальчик. Вскоре, однако, затихли и эти звуки, и в комнате воцарилась нервная напряженная тишина — все гадали, чем закончился экзамен Финеллы и кому следующему идти на растерзание.

Впрочем, последнее выяснилось быстро. Искусник Биммин, разбуженный тишиной и спокойствием, поспешно выпрямился и сел, обводя тут же насторожившихся школяров внимательным взглядом. Остановился на мне (сердце тут же рванулось вниз, малодушно пытаясь скрыться в пятках, не успело опуститься так низко и застряло где-то в районе живота) и кивнул:

— Следующая. Давай на выход!

Я беспомощно оглянулась, ища, куда бы забиться, да так, чтобы не вытащили. Увы, из мебели в комнате наблюдалось только несколько стульев и лавок, извлечь школярку из-под которых не составит особого груда. Лица будущих коллег были совершенно бесстрастными, как и положено настоящим, хорошо обученным и уверенным в себе искусникам, впрочем, из-под ледяной маски у многих сквозило облегчение. Я их понимала. Сама бы что угодно отдала хоть за маленькую отсрочку!

— Удачи, — шепнул Тройдэн, подло подталкивая меня в сторону двери. Ах, предатель! Уж от кого от кого, а от него я не ожидала такой низости!

— Пошли со мной! — Я вцепилась в ворот рубашки Троя и поволокла его за собой. Посидишь на трибунах, посмотришь, как меня убивать будут. Мне сейчас как никогда в жизни нужна дружеская поддержка!

Приятель страдальчески зашипел что-то невнятное и попытался вывернуться.

— Не поняла! Ты что, не хочешь идти на трибуны?!

— Да хочу, хочу, — закатывая глаза, прохрипел Тройдэн. — Воротник отпусти, ненормальная, задушишь же.

Подумаешь, какие мы нежные! Я послушно разжала пальцы и, не оглядываясь, шагнула к выходу. Выпускники проводили меня злобными взглядами — я спиной чувствовала их хмурое неодобрение.

Ристалище сразу оглушило меня многоголосым ревом толпы и ослепило солнечным светом, огненным бичом стегнувшим по глазам. Кто-то из искусников громовым, усиленным магией голосом прокричал мое имя и факультет, который я заканчивала. Трибуны на мгновение притихли, потом заорали еще сильнее — зрители приветствовали не лично меня, а продолжение забав, которое я олицетворяла. Ну что ж, начнем!

Магическое ристалище очень похоже на миску, лежащую на столе и перевернутую кверху донышком. Роль ее стенок выполняют трибуны, сейчас до отказа забитые восхищенно орущими зрителями, а донца — прозрачный купол. Его за несколько дней до выпуска готовит сам Мастер с помощью трех самых умелых и доверенных искусников. Купол этот, внешне почти незаметный и хрупкий, рассеивает практически любое магическое воздействие, угрожающее жизни зрителей и горожан. Трибуны тоже на всякий случай прикрыты особым защитным пологом.

Засмотревшись по сторонам, я пропустила начало экзамена и опомнилась только при звуках какого-то нехорошего, прямо-таки громовою рычания, раздававшегося с противоположного конца ристалища, но с неприятной скоростью приближающегося ко мне. Источника звуков я не видела, и это настораживало еще больше. Одно из двух: либо искусники-зкзаменаторы создали качественный звуковой морок, либо прикрыли пологом невидимости кого-то живого, способного радовать окружающих столь милыми вибрациями. Опыт подсказывал, что мелкие животные так громко и устрашающе не рычат, значит, скорее всего, на меня надвигается нечто весьма крупное и воинственно настроенное. А может, все-таки иллюзия?

Времени на размышления не оставалось, я попятилась, выгадывая себе еще пару секунд, и вскинула руки в жесте отрицания звуковых мороков. Никакого результата это не принесло, рычание перечило в угрожающую тональность и дополнилось глухими звуками, больше всего напоминающими хлопанье исполинских крыльев. Кажется, я уже знаю, кто прячется под пологом невидимости…

Дальше — дело техники. Пара слов, деактивирующих невидимость полога, стремительный кувырок вперед, больше похожий на нырок в заведомо неглубокую лужу, резкое движение руками… Главное — пригнуть полову, не то милая тварюшка, с грозным рыком кружащаяся надо мной, вполне может заинтересоваться прической и попытаться присвоить ее. А я не собираюсь так просто позволить снять с себя скальп.

Резкий рывок обеими руками дал ожидаемые результаты. Я ухитрилась поймать за край и сдернуть полог невидимости, ставший благодаря моим заклинаниям полупрозрачным, и теперь могла хотя бы визуально следить за своим противником. Ну да, почти то, что я и ожидала, — грифон. Довольно мелкий — всего-то раза в два крупнее коровы — и, видимо, еще молодой — когти только-только начали роговеть, и львиные уши едва наметились на орлиной голове. Впрочем, обольщаться не стоит. Даже такой некрупный, по сравнению со своими сородичами, экземпляр вполне способен разодрать меня на клочки и благополучнейше склевать на полдник, а потом еще попросить добавки. Могучие орлиные крылья, размахом способные посоперничать с парусами императорского фрегата, уверенно держали полуптицу-полульва в воздухе, длинный хвост, украшенный на конце кокетливой кисточкой более темных волос, нервно стегал туда-сюда, а в огромных медово-желтых глазах, уставившихся на меня с нехорошим гастрономическим интересом, просматривалось горячее желание поближе познакомиться с худощавым, но наверняка вкусным и питательным телом жертвы. Клыкастый клюв хищно щелкал, посверкивая жуткими зубками, демонстрируя нежелание клацать вхолостую наряду с желанием поскорее вцепиться в мое горло.

Я невольно залюбовалась своим противником. Это вполне в духе наших преподавателей вообще и Мастера в частности — выставить против ученицы какую-нибудь редкую и красивую, но смертельно опасную тварь, которую можно прикончить только сильной магией или острой сталью (коей у меня, к слову сказать, нет). Убивать эту милую зверюшку жалко, а остановить заклинаниями практически невозможно. Впрочем, кто сказал, что я хотя бы не попытаюсь?!

Полог невидимости, который я содрала с грифона, в моих руках не развеялся, а, задумчиво помигав и потрепетав, словно бы стал немного заметным, приобрел какую-то туманную прозрачность. Я хотела было отбросить его в сторону, чтобы не мешал, но потом передумала и, скомкав до более приемлемых размеров, начала размахивать им перед собой, как прекрасная дама, приветствующая своего рыцаря, правда, вкладывая в эти нехитрые движения больше экспрессии и страсти, да еще слегка подпрыгивая от избытка чувств. Грифон, уже нацеливший в мою сторону когти, притормозил и озадаченно проворчал что-то невнятное, причудливо мешая львиный рев и орлиный клекот. Зверь недоумевал: отчего это добыча, так аппетитно размахивающая перед собой руками, исчезает и появляется вновь, то частями, то целиком? Эта загадка оказалась непосильной для грифоньего рассудка, монстр взревел и вновь бросился в атаку, хлеща хвостом и грозно разевая орлиный клюв. С клыков капали тягучие нити слюны, что отнюдь не способствовало укреплению моего спокойствия и самообладания. Страх-то какой, ведь этак и впрямь недолго каких-нибудь частей тела лишиться…

Я кувыркнулась в сторону, соображая, что делать. Можно начать боевой метаморфоз — он практически мгновенен и не займет много времени, но вот беда — в трансформированном состоянии я почти не могу использовать магию, а после него вынуждена долго отлеживаться где-нибудь в тихом местечке. Грифона-то, конечно, в боевом «состоянии я порву, пусть и не сразу, но если за ним последует какая-нибудь магическая гадость, то от нее я защититься уже не смогу. Поэтому метаморфоз лучше оставить на крайний случай. А сейчас… Пальцы привычно начали выплетать знакомый до мелочей узор, губы сами собой помогали им поспешным бормотанием, но грифон, азартно шипящий, раздразненный магическим пологом и моим мельтешением, был уже слишком близко…

Инстинкты неистребимы ничем. Пускай ты хоть трижды обладаешь способностью мановением руки воздвигать дворцы и рушить города, но если ты, к вышеозначенным положительным качествам, еще и девушка, то никакой магический дар и контроль над собой в критической ситуации не поможет справиться с естественным проявлением древних, как этот мир, чувств и эмоций. Я невольно попятилась, споткнулась, позорно шлепнулась на спину и завизжала изо всех сил. Это получилось само собой, рефлекторно, без всякой команды разума, занятого поспешной волшбой. Вопль, идущий из самых глубин грудной клетки, не желающей быть еденной каким-то непонятным гибридом, пощечиной влепился в раззявленный клюв грифона, находящийся уже в каких-то двух-трех локтях от моего лица. Голова полузверя-полуптицы недоуменно дернулась, будто я и впрямь ударила его чем-то тяжелым, и внезапно распалась на вихрь мелких искорок, осыпавшихся на меня горячим разноцветным дождем. Тело, лишенное своей основной части, как бы в раздумье покачнулось и повторило странный поступок головы.

Я растерянно встала и отряхнулась. По полю дурашливо прыгал белый кролик, поспешно намороченный мною для отвлечения грифона от моей аппетитной персоны. Выглядела я, наверное, в тот момент не намного умнее, чем себя чувствовала. Мой противник оказался не более чем мороком, созданным умелым искусником-иллюзионистом, Поверх одного заклинания, принявшего вид грифона, было наложено второе — тот самый полог невидимости, который я так лихо и успешно содрала, скрывавший не только самого зверя, но и его магическое происхождение. Вот только заклинание, при всех своих плюсах, обладало и отрицательными качествами, а именно: морок стал неустойчивым и был готов разрушиться от любого резкого звука или движения. Теоретически мне достаточно было решительно ткнуть в грифона пальцем или громко хлопнуть в ладоши, чтобы он развалился и развеялся в прах. Визг для зтой цели, как выяснилось, тоже вполне подошел. Вот дурища! Всерьез взялась с неустойчивым мороком воевать! Хорошо еще, что хоть боевой метаморфоз не начала, а то точно позора бы не обралась до конца жизни.

Трибуны наверняка орали, но я не слышала ничего, занятая поспешным наведением защитных чар. Так, главное — не перестараться с энергией Разрушения, а то заклинание может выйти из-под контроля. Нет, зрителям-то, прикрытым заклинаниями самого Мастера, не будет ничего, а вот меня разнесет на составляющие части.

Следующая гадость не заставила себя ждать. Со стороны главной трибуны, где помещались почетные гости и искусники, руководящие ходом экзаменационной экзекуции, на меня понеслось что-то жуткое, черное, вопящее и рассыпающее по пути клочья мглы, тут же превращающиеся в нетопырей и жаб. Я уже проверенно взвизгнула, но мой короткий вопль не произвел па сгусток мрака никакого впечатления, он даже не замедлил свое стремительное продвижение в мою сторону. О Тьма изначальная, помоги мне справиться с твоей малой частицей!

Я выбросила вперед руку, удерживающую черный щит из энергии Вражды, но тут же поняла, что это бесполезно. Авангардные клочки мглы прошли через него, как тонкая вышивальная иголка сквозь рядно, кажется, даже не заметив поспешно выставленного им навстречу препятствия. Защитные чары, покрывающие меня тонким, почти незаметным пологом, выполнили свое прямое предназначение и отшвырнули частицы Тьмы от моей груди, правда, поплатились за это благое деяние ценой своего существования и тут же с тихим звенящим шорохом капитулировали, оставив меня прикрытой только торопливо созданным щитом из энергии Вражды, от которого не было никакого проку. Коротко воззвав к Увилле, я поспешно отдернула руку, швырнула бесполезным щитом в неумолимо приближающееся заклинание, не попала и ударилась в бегство. Соображать пришлось уже на ходу. Мрак, войдя в раж, азартно преследовал меня вдоль деревянных щитов, огораживающих ристалище, едва не улюлюкая от нездорового состояния ажитации. Ну что ж, если Тьма не желает мне помогать, то пусть будет Свет! Магические же искусства вроде не делятся на светлые и темные, и тыры-пыры, и трали-вали… Тем более пару светлых заклинаний я знала и умела использовать. Главное — сосредоточиться… Ага, как же! Когда со всех ног улепетываешь от неизвестного, но очень опасного темного боевого заклятия, которое, к счастью, пока еще немного проигрывает в резвости моим нижним конечностям, очень трудно сконцентрироваться и настроиться на тот бестолковый радостно-отрешенный лад, который требуется для сотворения светлой волшбы. Трибуны хохотали. Этот мерзкий и ехидный звук не могло перекрыть даже мое напряженное участившееся дыхание и угрожающий свист несущихся за мной комков мглы. Со стороны, вероятно, это и впрямь выглядело очень смешно и забавно: встрепанная девица, мечущаяся по ристалищу, как курица с отрубленной головой, которую постепенно нагоняет черное облако, скалящееся жуткими харями потусторонних тварей Тьмы изначальной, радостно щерящих

копьеобразные зубки в предвкушении скорого обеда. Интересно, им кто-нибудь говорил, что питаться темными искусницами, пусть и будущими, не следует — можно серьезно отравиться и надолго испортить себе желудок?! Похоже, что нет. Или им наплевать на добрые советы.

Собравшись с духом, я повернулась лицом к своему необычному преследователю и влепила в него наскоро составленное заклинание Огненной Стрелы. На хари это произвело самое благоприятное впечатление — одна из них, особо крупная, звучно щелкнула челюстями и проглотила едва ли не аршинный столб огня, а все остальные заклацали зубами, словно прося угостить и их чем-нибудь столь же приятным и красивым, но и не возражая против близкого знакомства С руками вышеупомянутой без пяти минут искусницы, столь ловко швыряющейся заклинаниями, а также всеми остальными частями ее тела. М-да…

Резвость ног в который раз сослужила мне добрую службу — я развернулась на каблуках, мгновение полюбовалась на своего преследователя, потом пригнулась и рыбкой поднырнула под разогнавшийся на радостях сгусток мглы, уже предвкушающий хруст моих костей на своих зубах. Рано возликовал, зараза! Вспахав носом желтенький речной песочек, покрывающий арену ристалища, я приподнялась на локтях, сплюнула попавшие в рот мелкие камешки и торопливо оглянулась. Потусторонние твари Тьмы изначальной, стянутые в единое целое каким-то хитрым и очень мощным заклинанием, не разгадав мой маневр и не успев вовремя затормозить, впечатались в ограждение трибун. Когда они отлипли и смогли развернуться для новой атаки, я уже стояла на ногах, сжимая в подрагивающих от нервного напряжения руках Клинок Света. Ученице Темной Школы магических искусств вообще-то не полагалось знать такое светлое заклинание, но пресловутое женское любопытство, уже ставшее притчей во языцех в обеих Империях и всех сопредельных державах, редко обращает внимание на подобные условности. Поэтому, выкопав в школьной библиотеке древний справочник светлых заклинаний, растрепанный и замусоленный поколениями предыдущих студиозусов до невозможного состояния, я, заинтригованная, проштудировала его от корки до корки и, одобрив некоторые заклятия, взяла их на вооружение. И, как оказалось, не зря.

Боевое темное заклинание, сообразив, что на него сейчас попытаются напасть силой Света, слегка притормозило и даже попятилось. Столь мощная волшба, как правило, обладает зачатками разума, а уж это заклятие, в котором были использованы потусторонние силы, вообще соображало неплохо, поэтому оно закружилось рядом со мной настороженно и нерешительно, как голодная лиса вокруг изготовившегося к обороне ежа — что называется, и хочется и колется. И быть бы мне в этом бою гордой победительницей, стяжавшей отличную оценку за экзамен, великую славу доблестной воительницы и уважение всех зрителей, если бы не одно но: холодным оружием я владела из рук вон плохо. Вернее, не владела вообще. Строго говоря, искуснице и незачем уметь фехтовать — при необходимости она легко поразит своего противника магией. Поэтому боевым дисциплинам в Школах учили ни шатко ни валко: понимают студиозусы, что меч нужно брать за рукоять, а не за лезвие — и будет с них. А уж знать разницу между протазаном, ятаганом и копьем им и вовсе не обязательно. Чуть что — магией засветят так, что мало не покажется. Так-то оно так, конечно, но в данный конкретный момент я бы предпочла более глубокие и серьезные знания по фехтованию, чем те, какими обладала…

Не найдя ничего умнее, я, бездарно подражая когда-то виденным дуэлянтам из благородных, дерущимся за какую-то девицу, просто сделала резкий выпад и нанизала темное заклинание, стягивающее потусторонних тварей из миров Тьмы изначальной в единый ком, на Клинок Света. Вот этого делать не стоило. Оба заклятия распались с таким грохотом, что содрогнулась земля. Ударной волной меня отшвырнуло локтей на двадцать, не меньше, с размаху приложило спиной о землю и прокатило по песку. «Дешево отделалась», подумала я, вновь обретя способность соображать, приподняла голову и поняла, что не права. В смысле, не отделалась. Заклинание-то распалось, а вот потусторонние твари никуда не делись, более того, они, избавившись от бремени сковывающего их заклятия, радостно рассыпались по ристалищу и очень скоро нашли свою освободительницу. Несмотря на горячую благодарность, которую эти хари, несомненно, испытывали к моей скромной персоне, от своих притязаний они не отказались и, алчно щелкая зубам и, двинулись в атаку. Увилла, помоги мне!

Время странно замедлило свой бег. Я необычайно четко и остро воспринимала кружащийся вокруг меня мир, отмечая мелкие, ничего не значащие и не имеющие никакого смысла делали: какой-то особо крупный и острый камешек, больно колющий спину; азартный лязг клыков потусторонних тварей, хлещущих крыльями и визжащих в предвкушении скорой трапезы (мне еще безумно повезло, что они были далеко не самыми крупными, а то жители некоторых потусторонних миров способны проглотить человека целиком, сплюнув только его сапоги); сильный, приторно-сладкий запах дорогих эльфийских духов — видимо, среди зрителей сидит знатная дама, которая может позволить себе выбросить полторы золотые монеты за небольшой флакон размером с два пальца и облиться этим парфюмом с ног до головы; торопливый бег равнодушных облаков над ристалищем; нервный мужской вскрик-выдох с трибун: «Да сделайте же что-нибудь, порвут ведь девку!»; и высокий, звенящий в застывшем воздухе вопль: «Див! Дивена-а-а…» На себя мне, в принципе, было наплевать. А вот Тройдэна вдруг стало так жалко (как же он один-то теперь будет?), что я мигом пришла в себя, рывком вскочила на четвереньки и в таком далеко не внушающем уважения положении вновь задала стрекача, пытаясь собраться с мыслями и организовать хоть какую-то оборону.

Потусторонние твари, поняв, что противница почти беспомощна, выстроились в ровный клин и, четко соблюдая очередность, двинулись на меня. Гадина в острие их боевого порядка казалась порождением нездорового воображения пьяного вурдалака. Видимо, на моем лице очень ясно отразились негативные эмоции, потому что тварь, наморщив то, что можно условно назвать лбом, внезапно кокетливо махнула хвостом и деловито подмигнула мне. Я на эти дружелюбные жесты не купилась и, приостановившись, продолжала готовить боевые заклинания, одновременно лихорадочно соображая, не стоит ли начать метаморфоз. Вдруг жуткая харя, успешно сочетающая в своем милом образе трогательное очарование скособоченного свиного рыла и непередаваемую ухмылочку недовольной жизнью гарпии, как-то уж совсем оригинально перекосилась и потекла вниз, словно воск, плавящийся под жаркими лучами полуденного солнца. В следующую секунду я охнула и невольно опустила руки, уже поднятые для решительной атаки: с жуткой ушастой башки неведомой твари на меня смотрело серьезное, чуть встревоженное лицо Тройдэна. Да чтоб мне безвозвратно провалиться в Свет — эти гады еще и мысли читать умеют (а то откуда бы им тогда знать, чей образ принять, дабы я впечатлилась и хотя бы на мгновение передумала атаковать?!), и магические искусства использовать ухитряются! Ну нет, трансформация здесь точно не поможет. Если хотя бы знать, из какого именно сонмища потусторонних миров их извлекли, можно было бы попытаться самостоятельно открыть проход и низвергнуть их обратно, но, увы… Мастер и искусники-преподаватели сидят слишком далеко, чтобы попытаться выведать у них эту ценную информацию, а сами твари ведь не проговорятся, как ни расспрашивай…

В общем, первых трех гадин я, прижавшись спиной к стене ограждения и отчаянно жестикулируя, еще смогла разнести на части, метко швыряясь в них сгустками Света изначального и подкрепляя это угощение ударными волнами энергии Вражды. Потом собратья погибших сообразили, что так просто меня не возьмешь, и навалились всем скопом, опрокидывая на песок и повисая на руках, дабы лишить возможности жестикулировать и выплетать сложные пассы. То, что от меня осталось, у потусторонних гадин отбивали аж три искусника с самим Мастером во главе…

— Див! Дивена, посмотри на меня! Открой глаза! Скажи что-нибудь! Эй, да ты вообще живая?!

— Кажется, — хрипло подтвердила я, мотаясь в чьих-то сильных руках, как тряпичная кукла в цепких ладошках ребенка. — Да отпусти ты меня, всю душу вытрясешь!

— Живая? Тогда открой глаза и посмотри на меня! — не поверив этому смелому утверждению, потребовал до боли знакомый голос.

Я послушалась и, морщась, разлепила веки, Впрочем, ничего особенного, заслуживающею внимания, вокруг не обнаружилось. Какая-то маленькая комнатка, темная, пыльная и почти пустая, если не считать длинной лавки, на которой лежала я, и Тройдэна, встревоженно суетящегося рядом, показалась мне чем-то странным, ирреальным, будто пришедшим из неприятного сна.

— Трой, где это мы? — мрачно поинтересовалась я, поняв, что созерцаемое помещение не находит отклика в моей памяти.

— Ты что, ничего не помнишь? — изумился приятель, от удивления даже роняя полог из энергии Здравия, коим, видимо, обмахивал меня последние пять минут, — Выпуск, экзамены, ристалище…

— Это я помню, — поморщилась я. — Именно на ристалище меня чуть не разорвали какие-то гады. А дальше — провал. Так чем все закончилось?

— Отец и наши славные преподаватели расшвыряли упомянутых гадов, извлекли полузадушенную тебя и приволокли сюда. Хотели оставить Аррина на случай, если что-нибудь понадобится, но я помню, как ты «любишь» этого искусника, и попросил его уйти, от греха подальше.

Я страдальчески закатила глаза. Похоже, экзамен провален. А как еще назвать то, что я учинила?! С мороком как с настоящим грифоном воевать взялась, на темное заклинание ответила светлым, да так, что едва не поплатилась жизнью… Кроме того, левую руку как-то подозрительно щипало и слегка подергивало. Обычно человеческое тело так реагирует на свежие переломы, качественно сращенные магией. М-да-а… Вот тебе и лучшая выпускница…

— Так где мы сейчас находимся?

— В комнате, куда уносят пострадавших на ристалище, — пожал плечами мой приятель. До тебя здесь Финелла лежала, ее кто-то здорово порвал, искусник Ганнит замучился кровь останавливать и раны зашептывать.

После последнего сообщения я, как раз разглядев на полу какие-то подозрительные темные пятна, очень напоминающие успевшую впитаться в доски кровь, аж подскочила и кубарем скатилась с лавки.

— Пошли!

— Ты что? Куда?! Еще кости небось не срослись, а туда же!

— Трой, уведи меня отсюда! — взмолилась я, хватаясь одной рукой за Тройдэна, другой за стену и вставая. — У меня ничего не болит, честное слово! Пошли, пошли, пошли куда-нибудь!

— Ладно, — решил приятель, обхватывая меня за пояс и помогая устоять на подламывающихся ногах. — Пойдем в «Пескаря и чернильницу», тебе нужно поесть и набраться сил.

Я поспешно закивала, мечтая убраться все равно куда, лишь бы подальше от этого ристалища, на котором я ухитрилась сесть в такую глубокую позорную лужу.

«Пескарь и чернильница» был довольно знаменитым и весьма примечательным местом. Началось все с того, что этот маленький плавучий кабачок, тогда еще называвшийся просто «Веселый пескарь», облюбовали для своих посиделок школяры, благо находился он недалеко от Школы и дрейфовал как раз поверх проходящего по речному дну силового потока, что на «ура» было встречено всеми учениками, очень ценившими возможность утолить не только физический, но и энергетический голод. Как раз в том месте узкая и порожистая Лейета разливалась широким и довольно глубоким озерцом, дающим возможность в вечерние часы полюбоваться россыпью разноцветных огоньков на противоположном берегу, что очень приветствовалось романтично настроенными парочками, а также школярами, желающими попрактиковаться в пространственной магии. Владелец кабачка сначала не был в восторге от наплыва студиозусов, но потом живо просек выгоды и начал привечать воспитанников Школы, делая им скидки и давая ценные советы относительно меню. Ученики, в свою очередь, вели себя спокойно, вежливо и корректно, иногда брались за несложные магические заказы и вообще всячески старались продемонстрировать свой мирный нрав. Вскоре горожане узнали, что в маленьком кабачке-барже можно получить недорогие услуги магического профиля самых разных направлений и специализаций. Переименование же этого славного заведения в «Пескаря и чернильницу» произошло в один холодный осенний день, когда на баржу приплелся неграмотный бродяга и, не разобравшись, что к чему, пристал к почтенному клиенту, богатому купцу, с просьбой написать под его диктовку письмо. Помнится, всем прочим посетителям в тот день было очень весело, чего не скажешь о виновниках происшествия — один раздувался от злости, а другой бранился от испуга и возмущения.

Усевшись за угловой стол и сделав заказ тут же подскочившей девушке-разносчице, я хмуро уставилась на плещущуюся за бортом хрустально-чистую воду, от нечего делать следя за мальками какой-то придонной рыбы, увлеченно играющими в прятки в густых зарослях травообразной подводной растительности. Лейета, берущая начало от горных родников, и без того была довольно чистой рекой, а в черте города ее еще и очищали специальными заклинаниями, придавая воде изумительную прозрачность и легкий голубоватый оттенок. Энергетический поток, над которым мы устроились, щедро делился неоформленной энергией, которую мое тело начало с привычной готовностью рассортировывать и преобразовывать для собственных нужд.

— Ну, чего такая злая? — преувеличенно бодро и весело поинтересовался Тройдэн, проследив за направлением моего взгляда, но не найдя там ничего, заслуживающего столь пристального внимания.

— А ты случайно не слышал… ну, что там про меня искусники говорят? — вместо ответа спросила я, нервно поигрывая бахромой, которой был кокетливо обшит край скатерти, вернее, серо-сизой тряпки, косо лежащей на столе, и переводя глаза на противоположный берег озера. Там, кажется, творилась какая-то драка, но на таком расстоянии хмар что поймешь. Может, там и плясали.

— Слышал! — радостно подтвердил приятель. — Между прочим, все тебя хвалят.

— За что?! — схватилась я за голову, не понимая, то ли Трой настолько изощренно издевается, то ли у него страшные проблемы с чувством юмора. — Хорошо еще, что трансформироваться не взялась, а то вообще опозорилась бы на весь свет! Виданное ли дело, я же морок грифона Сонным Ветром атаковать вздумала!

— Как это ты так? — поразился Тройдэн.

— Да я думала, что он настоящий! — нервно отозвалась я, покосившись на приятеля и вновь поворачиваясь к противоположному берегу. Нет, похоже, там все-таки драка. И куда городская стража смотрит? Скоро в центре города даже искусникам станет небезопасно появляться без эскорта охранников и магического щита. — Кто ж знал, что наши уважаемые преподаватели морок пологом невидимости прикрыть додумаются!

— Я, честно говоря, тоже сначала решил, что он живой — слишком уж естественно и непринужденно эта тварь рычала, клекотала и парила над землей, — немного помявшись, признался Трой. — Но потом подумал: ну где бы наши дражайшие искусники-преподаватели взяли настоящего грифона, да еще в начале лета, когда у них брачный период и подходить к этим зверюгам отважится разве что сумасшедший?!

Мои дрожащие от нервного напряжения и всех потрясений сегодняшнего дня пальцы сами собой переплетали бахрому тряпкообразной скатерти в лохматые, топорщащиеся нитками косички. Вот уж никогда бы не подумала, что способна создавать подобное безобразие.

— Ну а мне на ристалище рассуждать особенно некогда было, а то я, наверное, пришла бы к таким же логичным и толпе естественным выводам. Ну, вот и результат… — с тоской вздохнула я, бросая вконец истрепанный и запутанный край скатерти и на всякий случай стискивая руки на колеях. Пришлось признать хотя бы себе самой: что-что, а подумать я во время экзамена, кажется, так и не удосужилась.

Трой слегка приосанился, собираясь пройтись насчет превосходства мужского интеллекта над женским, но потом глянул в мое огорченное и расстроенное лицо и придержал мысли при себе. Ну и правильно, потому что критики своих действий я бы не потерпела. И без того тошно.

Тут подошла разносчица с нашим заказом, и следующие десять минут я была очень занята. Тройдэн, умничка, знал, куда меня вести. Серьезный выброс магической энергии всегда сопровождается потерей и физических сил, а тут еще стресс и треволнения последних дней поспособствовали, и я накинулась на еду, как изголодавшаяся гарпия на тушу павшей от ящура коровы. Через некоторое время я подняла голову от тарелки и наткнулась на такой взгляд Тройдэна, что невольно вздрогнула и уронила вилку.

— Ну чего ты на меня так смотришь?! Не желая растрачивать остатки магических сил и левитировать беглый столовый прибор, я сползла с табуретки и теперь, шаря руками по иолу, вещала из-под стола, как шарлатан, изображающий вызов потустороннего духа, — Если противно — отвернись.

— Да при чем тут противно! — вспыхнул приятель, которого и впрямь всегда перекашивало при виде крови.

— А то я не вижу! — Я вылезла из-под стола, обтерла вилку салфеткой и вновь взялась за еду, демонстративно не обращая внимания на здорово побледневшее лицо Тройдэна, — Да, я ем полусырое мясо! И что? Я сегодня не трансформировалась, но мою вторую ипостась все равно нужно хоть иногда чем-то подкармливать! Это нормальные потребности моего организма!

— Да никто с тобой не спорит, ешь спокойно. В конце концов, все мы темные, хмыкнул Трой, и впрямь отворачиваясь. Подумаешь, какая нежность и ранимость! Морщит нос, как какой-то светлый. Посмотрел бы он, что та же Финелла иногда ест! Да у нас на факультете все такие — и ничего! Вздохнув, я вернулась к нашим баранам:

— Кто и за что меня хвалил?

— Между прочим, даже Аррин, с которым у тебя сложились самые «нежные» и «трогательные» отношения, признал, что светлые заклинания были единственным возможным выходом. Против тебя использовали заклятие Тьмы изначальной, а ты знаешь, что это такое.

Я знала. Заклинания воззваний к изначальным сущностям доступны далеко не каждому искуснику, а сопротивляться им можно было лишь при помощи противоположной

— Значит, есть надежда, что экзамен я не провалила?

— Да какое там провалила! — весело отозвался Трой. — Все отзываются о тебе как об очень умной, находчивой и сильной в магическом плане девице.

— Ну, спасибо. — Уф, будто камень с души свалился. Значит, не все еще потеряно. — Ладно. Завтра все узнаю. Дай мне, пожалуйста, мою сумку.

Приятель оглянулся, как бы ища, куда спрятаться, и начал шить глазами. Я тут же поняла, что означает это нервное поведение, и грозно привстала с табуретки:

— Как? Ты потерял мою сумочку?! Сумочку, которую я тебе доверила перед выходом на ристалище?!

— Я, кажется, случайно забыл ее на трибунах! Она, наверное, все еще там на лавке валяется! — попытался оправдаться Тройдэн, бестолково размахивая руками и творя воззвания к богам. Интересно, это он небожителей молит, чтобы его слова оказались правдой, или от меня защиты просит? Я, немало возмущенная небрежно-беспечным отношением к тому сокровищу, каким для каждой девушки является ее сумочка, с наслаждением выскалила на приятеля зубы:

— Да я тебя сейчас прибью и съем, чтобы добро зря не пропадало!

— Э, э, э! Попрошу без клыков! — Трой отшатнулся так поспешно, что едва не опрокинулся назад вместе с табуреткой, и, опасаясь повторения моего выпада, вскочил, — Мы ее найдем!

— Мы?!

— Ну ладно, ладно, я! В конце концов, на твоей сумке заклинаний понавешано больше, чем на несущих стенах и фундаменте Темной Школы. Я искренне сочувствую неосторожным, вздумавшим полюбопытствовать, что у тебя там лежит.

— Какая разница? — причитала я, торопливо подъедая остатки мяса. — Моя бедная сумочка! Ты должен был беречь ее пуще глаза!

— А я и берег! — слишком искренне для правды отозвался Тройдэн. Небось как получил мою торбу, так сразу про нее и забыл, хорошо еще, если не в угол какой-нибудь зашвырнул, чтобы под руками не мешалась. — Просто… просто…

— Ладно уж! Ты еще придумай, что тебя, без пяти минут искусника, обокрали! — Я, дожевав последние куски, встала и ослепительно улыбнулась Трою. Тот, зная, что без причины я так лучезарно усмехаться не буду, на всякий случай попятился, как бы случайно отгораживаясь от меня стулом. Ха, можно подумать, такая ерунда меня остановит, если я всерьез вздумаю поучить приятеля жизни! — Но тебе придется дать мне откупное: кошелек остался в сумке, платить за обед мне нечем!

Тройдэн, поняв, что его потери ограничатся только деньгами, просиял так, что я невольно улыбнулась вновь, на сей раз без всякой насмешки или ехидства. Ну как ребенок, честное слово! Как будто я всерьез собиралась его загрызть и съесть! Что я, светлая, что ль, какая, чтобы на темных ни с того ни с сего бросаться?!

Часа через два, бросив в своей комнате благополучнейше возвращенную сумку (она лежала на трибунах, там, где сидел Тройдэн; пряжка на клапане слегка дымилась, видимо, на содержимое сумки покусился кто-то не шибко грамотный, не сумевший разобрать предупреждающие и охранные руны), я спустилась в конюшни, занимавшие почти половину цокольного этажа Школы. Впрочем, конюшни — это слишком обобщенно и неконкретно. Ученикам позволялось держать любых ездовых животных, поэтому в обширном помещении, разгороженном длинными жердями и деревянными щитами, можно было с успехом ознакомиться со всем разнообразием прирученных тварей, населяющих Темную Империю, — мы-то, в отличие от светлых, раскатывающих только на лошадях и, кто побогаче, на единорогах, не боимся ни чуии'сан,[3] ни триат,[4] ни таринн.[5]

— Ненависть! — тихо позвала я, подходя к одному из загонов. Из глубины большого полутемного денника раздалось вопросительное посвистывание, потом восторженный взвизг и частый цокот когтей. Я страдальчески зажмурилась и даже присела, как будто это могло спасти от того, что сейчас произойдет. Естественно, не помогло. В голове словно взорвалась пара заклинаний, сплетенных из несопоставимых энергий Созидания и Разрушения. В ушах зазвенели крохотные серебряные колокольчики, дикой болью отдаваясь в висках. Я зашипела, втягивая голову в плечи и стискивая прижатые к груди руки. Перед глазами мельтешила белая муть с частыми кроваво-алыми вкраплениями, словно кто-то высыпал на снег полмиски отборной спелой клубники. В следующую секунду я, еще не очухавшаяся после мысленной атаки, очумело трясущая головой, была погребена под десятипудовой тушей моей валерисэн, тут же с энтузиазмом взявшейся вылизывать старательно отворачиваемое лицо своей хозяйки.

— Нена, слезь с меня! Раздавиш-ш-ш-шь… — прохрипела я, пытаясь вывернуться.

Валерисэн просвистала нечто вопросительное, но, уловив исходящее от меня неудовольствие, послушно отошла в сторону и услужливо подставила шею, предлагая опереться на нее и встать на ноги.

Откуда у простой, можно даже сказать нищей школярки такое дорогое животное — история отдельная. Во всем виновато мое любопытство и чье-то неосторожное обращение с товаром торговца редкими тварями. Два года назад я без особой цели шаталась по рыночной площади и, увидав пеструю палатку упомянутого торговца, не удержалась, сунулась посмотреть. Вдоволь налюбовавшись на единорогов, химер, таринн и крохотного грифона, я случайно натолкнулась на самого хозяина, который, ничуть не стесняясь присутствовавших среди покупателей дам, громко и очень образно распекал помощника, ухитрившегося уронить яйцо валерисэн. Оно не разбилось, но слегка треснуло, и торговец, встряхивая за шиворот косорукого работника, возводил очи к потолку и риторически вопрошал у богов, как они допустили на землю такого идиота, который даже не знал бы, где искать свою голову, если бы она у него отвалилась, и что теперь делать с испорченным товаром?! «Отдать мне», — полушутя-полусерьезно подсказала я, проталкиваясь поближе. Хозяин, распознав ученицу Темной Школы магических искусств, не решился ругаться и на нее, но резонно поинтересовался: «Что ж в этом мире начнется, если все торговцы будут свой товар без денег раздавать? Этак, чего доброго, весь миропорядок поколеблется, боги разгневаются на подобное нарушение устоев и нашлют землетрясения, наводнения, засухи, саранчу и чуму с оспой в придачу, дабы покарать неразумных человечишек, вмешивающихся в основы всех мировых законов». Я, согласившись со справедливостью первого довода и не желая становиться причиной вселенской катастрофы и гибели всего рода людского и прочих разумных существ, все-таки забрала треснутое яйцо, отдав за него почти всю полученную накануне стипендию.

Сколько ночей не спала и сил растратила, выхаживая яйцо, согревая его своей шубой и собственным теплом, подклеивая трещину заклинаниями и таская с собой даже на занятия, — ни в сказке сказать, ни пером описать. Зато через полтора месяца была вознаграждена за свои усилия — в одну прекрасную ночь яйцо развалилось окончательно, и из него выбралась очаровательная валерисэн размером с небольшую кошку. Я в умилении наблюдала за рептилией, которая, отряхнувшись, и кое-как поднявшись, прошествовала на разъезжающихся ногах к моим рукам, лежащим на краю стола, и цапнула за палец. Я, неожидая от своей подопечной такой подлости, кубарем скатилась с табуретки и неслабо приложилась копчиком об пол. Крохотная же тварюшка, остановившись на краю столешницы и, благодаря своему положению, глядя на меня свысока, сочувственно просвистела что-то жалобное и спрыгнула мне на живот. Те слова, которые я выдала после этого ее необдуманного поступка, на роль имени для моего нового питомца никак не подходили, поэтому я в сердцах нарекла ее Ненавистью, решив, что при подобном характере такое имечко будет самое оно.

Конечно, я ошиблась. Ненависть оказалась очаровательным, очень милым и обожающим свою хозяйку созданием, поэтому ее кличку я модифицировала в Нену, Неночку. Но окружающие придерживались стойкого мнения, что полное имя моей питомице подходит намного больше сокращенного — Нена не терпела фамильярностей и не упускала случая цапнуть обидчика за пальцы. Впрочем, за два года она выросла так, что оскорбивший ее или меня укушенными пальцами уже не отделывался, а был вынужден бежать к искуснику-целителю отращивать руки-ноги. А я, между прочим, честно предупреждала всех, что моя рептилия кусается!

Валерисэн — очень красивые создания. Они немного похожи на огромных ящериц, вставших на задние лапы и отрастивших длинные клыки. Моя Ненависть — угольно-черная, но встречаются все расцветки чешуи, начиная с альбиносно-белого и заканчивая золотисто-коричневым. Только на ее правом боку змеится длинный желтоватый шрам, оставшийся от трещины в яйце. Глаза у Ненависти очень эффектные, сине-фиолетовые, лучистые и шаловливые, с тонкими, словно острым кинжалом прорезанными, вертикальными щелочками бездонных зрачков, а длинные снежно-белые клыки в два ряда способны впечатлить даже вурдалака. Узкая змеиная голова, трепещущая подвижными наростами над ноздрями, крепится к длинной гибкой шее, которая, в свою очередь, продолжается вытянутым изящным телом размером примерно с упитанную корову. Передние лапы короткие, когтистые, приспособленные дли разрывания добычи на части, в хождении и беге не участвующие, а задние — мускулистые и мощные, несущие на себе немалую массу всего тела. В общем, моя ездовая зверушка — вполне обычное для Темной Империи создание, и никакого ажиотажа на лицах не вызывает.

Ненависть продолжала бомбардировать меня отголосками своих положительных эмоций, я морщилась от боли, коей отзывался каждый ее мысленный посыл в голове, но послушно кивала, поглаживая тыкающуюся под руки, восхищенно посапывающую голову. Длинный хвост мел по полу с такой скоростью и силой, что чуть не сбивал меня с ног. Ненависть взвизгивала восторженно, но слегка обиженно и негодующе. Конечно, я виновата — поглощенная подготовкой к экзаменам, почти неделю не навещала мою зверушку, предоставив ее чистку и кормление конюху, которого она, если честно, не слишком-то жаловала.

— Ну прости, прости, красавица, — ласково попросила я. — Что поделаешь, такова наша школярская доля…

Нена вздыхала так сочувствующе, будто и впрямь на своей собственной шкуре ощущала все прелести школьной жизни. Я притащила к ее деннику пук соломы, свалилась на него спиной и протянула к Ненависти руки. Валерисэн, поняв, что хозяйка к ней подлизывается и решила поиграть в ее любимую игру, засвистала с еще большим энтузиазмом, наклонила голову и поддела меня носом. Я страдальчески захохотала — ужасно боюсь щекотки. Нена, воодушевленная моей реакцией, удвоила усилия и принялась перекатывать свою хозяйку по соломе, как баба — скалку по столу.

— Ну хватит, хватит, — наконец застонала я, решив, что уже полностью искупила свою вину. — Как тебя тут кормили, моя хорошая?

Вновь взрыв дикой головной боли, звон в ушах и свистопляска красных пятен перед глазами. Но, увы, иного способа передачи информации и общения с хозяевами валерисэн еще не придумали, а мне нужно было знать, не обижали ли Нену в мое отсутствие. Впрочем, обгрызенных трупов и обглоданных костяков по углам не видать, значит, обошлось без серьезных оскорблений. Через волны боли, захлестывающие мою несчастную голову, наконец прорвались четкие и ясные образы: работник конюшни, опасаясь близко подходить к моей зверушке, на вилах подает ей внушительные куски мяса. Потом Ненависть передала запах и даже вкус своего обеда — нормальный, вполне свежий и приятный. Моя вторая ипостась мечтательно облизнулась и даже слегка позавидовала валерисэн; забывшись, я хищно сверкнула глазами и клацнула на мгновение удлинившимися клыками. Нена изумленно покосилась на меня и даже слегка попятилась — мол, совсем сдурела, хозяйка, уж не меня ли сгрызть прицеливаешься?! Я опомнилась и поспешно притушила дикие огоньки в глазах. Нельзя уж настолько распускаться, а то эдак и до людоедства недолго докатиться…