"Олег Хафизов. Кокон " - читать интересную книгу автора

замужество, поди, использовала как законный повод для этого, теперь не менее
рьяно рвалась из нового дома (если в нем не отиралась стая друзей), от
нового тирана к старому. Так что, хочешь не хочешь, а этот вечер предстояло
провести под чопорным гнетом тещи. И ныла душа оттого, что на завтра было
мало шансов эвакуировать свое сумчато-колясочное семейство на квартиру.
Твердая настойчивость могла вызвать кошмар детонической истерики, которая
стрясалась раз в неделю, как некое климатическое (климаксическое) явление.
Среди плюсов необходимо было признать обильный вкусный ужин, насиженный
уют женского жилища и гарантированное отсутствие
"друзей", особенно - одного.
Гадкой особенностью этой нерасторжимой родственной пары была холеная
моложавость эгоистки-матери (правда, я похожа на Пьеху?), позволявшая
женщинам иногда меняться вещами, например, одним длинным зеленым вязаным
жилетом, в котором они напоминали елку, или кремовой молодежной курткой, с
капюшоном на белом пуху, что, при разительном фамильном сходстве рюмочных
коротконогих фигур, приводило к тошнотворной путанице. Теща ведь, в конце
концов, тоже была женщина.
Диван, на котором спала (вернее - маялась бессонницей) Антонида
Анастасьевна, подобно собачьей будке, находился на самом проходе из
"зала" в коридор, так что, на ночном пути в туалет, Хафизов всегда
рисковал чиркнуться об ее призрачно белеющую свешенную руку или врезаться
коленом в изголовье дивана и стряхнуть ее крупную, ярко выкрашенную,
беспокойную голову с иссиня-белым просветом пробора, магнетически тянувшего
к себе молоток во время плиточно-облицовочных работ в туалете. Вот где был
генератор высокого напряжения, химический реактор вреда. Она не могла не
слушать (не слышать) равномерное поскрипывание из спальни, избавиться от
которого невозможно ни при какой, самой невесомой позе, и оно-то лишало ее
голову сна, распирая ядом. К тому же (что это значит, герр Фройд?), иногда
он заставал их лежащими на диване в обнимочку и хихикающими.
После официального знакомства будущая мать-в-законе увлекла его в
коридор и, направив в его темную душу жутко увеличенные очками горестные
глаза, спросила буквально следующее: "Вы любите мою дочь?"
От этой патетической фразы Хафизов словно окоченел.
Нет, он не мог ответить ей в тон, даже если от этого зависело
(цитирую) "счастие всей его жизни". С уклончивой улыбочкой, фатовато он
смазал что-то вроде: "Но вы же понимаете, какой это серьезный шаг... К тому
же, как человек не настолько эмоциональный в проявлении чувств... И говорить
об этом... Не сейчас".
Он уклонился. Не припал на колено, приложив руку к сердцу и склонив
чело, не бросился на ее чахлую грудь, орошая ее слезами, не облобызал
увядающую глянцевую руку... одним словом, проявил себя именно так, как и
следовало ожидать по данным разведки. Единственная встреча
горе-родственников в верхах прошла в чопорной словесной разведке родителей и
закончилась бурным выбеганием и рыданием
Антониды в коридоре. "Я мечтала не так, с цветами, автомобилями,
шампанским..." Она мечтала!
А началось с того, что буквально на третью их совместную ночь до
свадьбы Алена сказала: "А вдруг у нас будет ребеночек? Если мама узнает, она
умрет". Ребеночек появился...
Думаю, по-своему Антонида оказалась права. По сравнению с другими,