"Олег Хафизов. Киж " - читать интересную книгу автора

пылающее лицо Филина крылом взметнувшейся руки и замерла на излете, в
скорбной поникшей позе прекрасного, гордого, поверженного существа,
низвергнутого с небес в затхлое, тусклое царство амфибий, гадов и грызунов.
Слезы выступили на глазах Глеба, да и Феликс в своей романтической
меланхолии мысленно произнес какое-то "епть".
- А теперь, мадам Баттерфляй, извольте-ка сделать следующее: покажите
нашим гостям свою жопу! - триумфально приказала Елизавета
Ивановна, поднялась с лавочки и скрестила руки на груди. Все лицо ее
играло красками жизни, на щеках обозначились шаловливые ямочки, губы
трепетали улыбкой.
- О, моя герцогиня, вы ставите меня в затруднительное положение,
- игриво покусывая пальчик, возразила Глафира и тут же, резко
повернувшись к гостям задом, взметнула полы своего безобразного пальто,
оттопырила зад и несколько раз вильнула, заглядывая из-за плеча в глаза
зрителям, и с очаровательным притворным смущением пожала плечами. От
неожиданности друзья едва не поперхнулись: так хороша, нежна и округла была
увиденная плоть, так внезапна среди коричневого безобразия старой одежды.
Совсем не этого эффекта ожидала трактирщица; она поджала губы, нахмурила
низкий лоб и наморщила аккуратный нос.
- А теперь, - сказала она, нервно постукивая себя по ладони
мухобойкой, - теперь ты будешь у меня клевать хлеб!
Незрячий ученый сначала скрытно, а затем и явно сигнализировал
журналистам, подставлял пустую стопку под невидимую вожделенную струю, но
тщетно: друзьям было не до него.
- Ты будешь ползать у меня на карачках и собирать с пола хлеб! Ртом!
- Слушаюсь, сударыня!
Сбросив пальто и обнаружив под ним пестренький, очень открытый сарафан
с оборками, Глаша встала на колени и, поглядывая на молодых людей из-под
свешивающихся рыжих косм, хрипло заворковала смехом; при этом декольте
сарафана, и без того низкое, совсем отошло и открыло взорам две грозно
нависшие, полные, сливочные, прекрасные груди.
Отбросив мухобойку, Елизавета Ивановна без спроса взяла с тарелки
путешественников ломоть хлеба и стала крошить его на пол, перед лицом
нетерпеливо извивающейся артистки. Затем она взяла мухобойку и так саданула
ею по столу перед самым носом задремывающего Олега
Константиновича, что тот едва не слетел с лавки и уронил на пол свои
синие очечки, мухобойка переломилась надвое.
- Алле! - звонким, юным, чистым голосом крикнула трактирщица.
Постанывая, облизываясь и все оборачиваясь к зрителям искаженным лицом,
Глафира поползла, обнюхивая кусочки хлеба один за другим, играя с ними
длинным ловким языком и урча, прежде чем поднять губами и проглотить.
- Алле! Алле! - не унималась Елизавета Ивановна, прихлопывая в ладоши и
едва не плача от веселья. - Ой, не могу!
Доведенная до изнеможения слезами смеха, трактирщица достала из
кармашка передника комочек сложенных банкнот, наотмашь бросила его на пол
перед арти-сткой и убежала за ширму, словно боялась описаться.
- Олег Константинович, алло! - Филин деликатно потрогал краеведа за
плечо, но тот уткнулся в стол, используя вместо подушки собственные руки, и
не подавал никаких признаков жизни, кроме посапывания. - Мосье краевед,
всего несколько вопросов!