"Елена Хаецкая. Тролли в городе" - читать интересную книгу автора

Самое время сделать вдох и немного помолчать. Это придаст моему
рассказу некоторую напряженность, а мне позволит сходить на кухню и,
выслушав привычную нотацию от моей старенькой мамы, все-таки взять сигареты
и пойти перекурить. Мама уже почти сорок лет пытается заставить меня бросить
курение. Безуспешно, как вы понимаете.
Вот у нас заодно появилась минутка обсудить еще одну вещь. Дело в том,
что я записываю мою историю спустя сорок лет после того, как она произошла.
Я много раз пытался это сделать, но меня вечно что-нибудь да останавливало.
В молодости я не умел излагать свои мысли внятно. Перескакивал с одного
на другое и был чрезвычайно эмоционален в духе интернет-общения. Не
стеснялся в выражениях и прибегал к разного рода лексике, которая по
прошествии десятка лет стала попросту непонятной, ибо отошла в прошлое
вместе с эпохой, ее породившей.
Я и сам порой не всегда понимал, что имел в виду, заглядывая в старые
записи.
Потом я женился. Это заняло все мои мысли и надолго отвлекло от Гемпеля
и всего, что было с ним связано.
Потом я развелся. Это обстоятельство также забило мою оперативную
память, и некоторое время я был некоммуникабелен.
Потом я опять женился.
Наконец у меня родились дети...
И во все эти многоразличные эпохи мама непрерывно меня пилила по разным
поводам. Впрочем, курение оставалось неизменным и первым, с него она
начинала, а потом переходила к теме "ты хочешь оставить меня без внуков"
(новая версия: "твои дети сведут меня в могилу").
Я и мои жены. Я и мои дети. Я и мое здоровье. Я и мамино здоровье.
Вот и сейчас она уже в десятый раз меня спрашивает, чем это я занимаюсь
в выходной день. Почему сижу взаперти, такой бледный, ничего не кушаю и
что-то строчу в блокноте. Кажется, она подозревает, что я составляю
завещание, а это автоматически означает, что я болен и чувствую скорое
приближение смерти...
- Мама, я просто решил написать рассказ, - объявил я, закрывая дверь у
нее перед носом. Пусть что хочет, то и думает, а я сказал правду!
За эти годы я совершенно забыл, какими мы с Андрюхой были, как
разговаривали, как общались. Поэтому в передаче прямой речи, боюсь, у меня
слишком много научности, слишком много правильности. Но лучше уж так, чем
дешевая имитация подлинной разговорности.
Давно уже минуло наводнение две тысячи двадцать четвертого года, когда
дамба была наполовину разрушена и по улицам носило на волнах дохлых крыс,
дохлых кошек и какие-то доисторические доски.
Но о наводнении я расскажу чуть позже... А пока пора вернуться в третью
квартиру дома с розовым фасадом. Дома, который можно найти только в тот
день, когда дует сильный западный ветер, когда воздух перенасыщен влагой и в
вечных густо-серых сумерках видны странные лица землистого цвета... В день,
когда явь неотличима от сна, реальность - от кошмара, а веселый дружеский
прикол - от жуткого, убийственного бреда.
Итак, дверь отворилась. На пороге стоял Филипп Милованов.