"Е.Хаецкая. Монристы (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Послышались глухие удары.
- Герой, - сказал Липик. - Он опять ранен. Типично шпажная рана.
И Липик ткнул пальцем левой руки в ладонь правой.
Покрутившись возле печки и заглянув в пяльцы к Наталье, которая
флегматически вышивала гладью джинсовую тряпку, изображавшую скатерть, Липик
исчез. До нас донесся его голос, орущий на весь клуб:
И кресты вышивает
Последняя осень
По истертому золоту
Наших погон...
После паузы:
И кресты вышивает!!!*
Дверь с грохотом падает на пол, и перед нами предстает Франсуа. У него
усталый и счастливый вид победителя.
Франсуа подсаживается к печке и по нашей просьбе демонстрирует нам свою
типично шпажную рану. Это синяя треугольная дырка, и обмотана она грязной
тряпкой, которую он часто разматывает, разрешая всем желающим наслаждаться
видом раны. У меня сжимается сердце, потому что я вспоминаю, что Франсуа
убьют весной в Афганистане.
Я сидела и чинила синие мундиры, и было так грустно. Так хотелось,
чтобы не кончалась эта зима...
Шпага, воткнутая в щель на полу, задрожала, и, тяжело ступая, вошел
Сир. Его черный полушубок был в снегу. Он обвел глазами нашу швейную,
посмотрел на груду мундиров в углу, вздохнул и сказал:
- Там надо помочь... внизу... - И он указал на нашу совершенно лысую
швабру.
Я взяла швабру и спустилась вниз. Под лестницей была кладовка, но дверь
оттуда выломали и решили сделать вместо кладовки гауптвахту. Около лестницы
стояли старшие офицеры - Серж, Сир, Лоран. Серж - высокий худой человек с
некрасивым лицом и славной улыбкой. Он старше всех в клубе, ему двадцать
девять лет.
У всех троих был очень заинтересованный вид. Они объяснили, что сделать
из этой конуры гауптвахту может только чуткая женская рука.
- Да-а! - сказала я, разглядывая груды мусора.
Все трое вежливо поддакнули и снова безмолвно уставились на меня. Я
сняла куртку, и Серж тут же бережно отнес ее в швейную. Затем мне были
услужливо предложены огромные рукавицы. Руки мои утонули в них. Я смела с
окна паутину, смахнула пыль на пол, выкинула хлам за порог и сказала, не
глядя:
- Швабру!
Невозмутимый Лоран вежливо подал мне швабру. Я смела все, что лежало на
полу, в одну кучу и сказала:
- Лопату!
Серж взял лопату и, помогая мне сгребать мусор, принял необыкновенно
светский вид. Он был по-придворному утончен. Этот взрослый человек дурачился
с нами, как пятнадцатилетний, и было в нем что-то невыразимо милое. Был он
неисправимый чудак, который нашел в этом потерянном в снегах городской
окраины, забытом Богом и начальством домишке то, чего нет нигде на свете,
потому что все это мы выдумали сами или просто вспомнили из прошлой нашей
жизни.