"Хади. Искалеченная " - читать интересную книгу автора

Иногда, слушая разговоры мам, можно сделать вывод о том, что некоторые
мужчины грубы со своими женами в первую ночь. Никто еще не говорил, что
невеста не была девственницей. Если так и было, ее семья хранила секрет, и
особенно ее муж. Иногда говорили о молодой невинной девушке, которая,
захворав, оставалась в постели еще несколько дней после брачной ночи. Я
знаю, что "это" больно. Я знаю, что будет кровь. И час настал.
Тети приходят за мной в комнату и просят подружек выйти, поскольку
должны дать мне советы, не касающиеся никого, кроме меня. Советы
относительно просты: применение разных духов, использование только нового
ведерка для обмывания. Все ново в этот день. Белые ленты, бубу, платок и
газовая вуаль.
Маму я почти не вижу, она очень занята с гостями, но приходит
проверить, хорошо ли заплетены косички, и исчезает в семейном муравейнике,
бросив на меня беспокойный, почти испуганный взгляд. О чем она думала? Я
была в те минуты, как говорят у нас, "девушкой, которая входит в комнату".
Может, мама говорила себе, что я, конечно, физически выгляжу взрослой, но
еще совсем ребенок. И задавала себе главный вопрос: девственна ли я? Все
мамы всегда беспокоятся об этом до последней минуты. Ни одна из них не
признается, что "вырезанная" дочка может иметь проблемы при первом
сексуальном контакте и даже позже. Они и их дочери прошли через это, но все
молчат, и я ни о чем не догадываюсь.
Меня выводят из комнаты с особой церемонией, берут за руку и ведут к
центру двора. Две женщины сопровождают меня, другие следуют за нами, напевая
куплеты и хлопая в ладоши.
В середине двора меня сажают на большую ступку, служащую для
измельчения проса. Ее поставили вверх дном. Новое ведро с водой около меня,
здесь же маленькая тыква. В воду положили ароматные травы, рядом ладан.
Женщины снимают ленты с моих волос, потом бубу, и я остаюсь только в
набедренной повязке. Теперь символически мое тело готовят к
"жертвоприношению": льют немного воды на голову, поют и обмывают. Сейчас я
кукла в их руках, так продолжается минут двадцать. Затем я надеваю бубу,
надушенное ладаном. Оно белое - символ девственности и "очищения", которое я
перенесла в семь лет. С более тугой и тяжелой набедренной повязкой я
направляюсь в свадебную комнату, моя голова покрыта вуалью.
Поскольку наш дом в день церемонии был переполнен гостями, комнату
приготовили на другой стороне улицы, у соседей мандингов. Это узкая комната
с голыми стенами, площадь которой настолько мала, что на полу может
уместиться только один матрас. На нем белое покрывало и противомоскитная
сетка. Женщина, сопровождавшая меня сюда, уходит. Я одна.
С этой минуты мою память словно заблокировали, будто я запретила себе
думать о том, что произошло в той комнате. Я знаю, что он вошел, но я не
хотела смотреть на него и не сняла вуаль. У него в руках потухшая
керосиновая лампа. Это единственное, о чем я помню. Я проснулась на
следующий день часа в четыре утра с восходом солнца. Крики и причитания
перед дверью вывели меня из комы, в которую я погрузилась. Мужа не было.
Мамы выглядели счастливыми: они получили то, что хотели, а подруги сказали
мне:
- Господи, ну и кричала ты вчера вечером! Все в квартале слышали.
О боли я помнила, о криках нет. Это была настолько невыносимая боль,
что я потеряла сознание, ничего не видела, ничего не слышала в течение трех