"Левон Хачатурьянц, Евгений Хрунов. На астероиде (Приключенческая научно-фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

встал", как говорят русские. Да нет, пожалуй, не с самого утра. Это
Эстрелья сморозила что-то во время видеопереговоров. Что же именно? Сейчас
не упомнишь, о чем говорили. Так, мелочи. Домашние дела, дети, соседи,
девятые роды у тетки Вальехо, обвал, придавивший овцу учителя, хороший
урожай стручкового перца... Кажется, он придрался к каким-то лишним
расходам Эстрельи. Или обругал ее за участие в этих дурацких сходках
сектантов... Слово за слово, и готово - у нее дрожат губы, он свирепеет,
они бросают друг другу все более обидные слова; наконец экран гаснет,
словно не выдержав напряжения ссоры... Время истекло, а энергию здесь пока
берегут.
Вот после перепалки с женой и день пошел шиворот-навыворот. И завтрак
бригадиру монтажников Хосе Альгадо показался пресным - выбранил повариху,
получил достойный отпор, вся бригада обидно смеялась за столом. И рабочие
как один были нерасторопны, ленивы, соображали в черепашьем темпе - он
только и знал, что до хрипоты препирался с ними... Сумасшедший дом, а не
стройка, уйти бы отсюда, да жаль - деньги немалые платят... Только ради
заработка и терпишь осточертевшие системы тамбуров, - не дай бог нарушить
герметизацию! - тесноту скафандра, чудовищную экономию места в
бронированном жилище, все неудобства малого тяготения... А тут еще Нуньес.
Тоже словно нашло на него что-то. Видите ли, по инструкции части ствола
следует заводить на место со всякими предосторожностями, чуть ли не целую
смену. Нет уж, копаться не в его характере...
...Как потом выяснила комиссия, в нормы времени бригада легко
укладывалась, заработок не страдал, спешить Альгадо было некуда, и
все-таки он торопился. Что-то мучительно неясное подхлестывало изнутри;
жгучая лихорадка нетерпения. Не мог он уже в этот день работать
размеренно, аккуратно. Всякое длительное рассудочное действие просто
пугало. Потому и секции ствола, в котором предстояло двигаться плазменному
буру, хватали рабочие с крана без всяких предосторожностей; лихо ворочали
цилиндрами в три человеческих роста, благо позволяла невесомость. Теперь
вот и радио выключил Хосе, чтобы не слушать воплей Нуньеса.
Именно потому, отдохнув и с блаженной улыбкой карабкаясь все выше по
скобам ступеней, не узнал Альгадо об опасности. О том, что молодой
стропальщик, еще не успевший привыкнуть к "нулевой" астероидной
гравитации, сильно толкнул прочь от себя один из щитов центральной камеры.
Лишь в последние секунды заметил Хосе, как отчаянно машут ему сверху
рабочие. Затем что-то надвинулось, затмевая звезды, и смертная тяжесть
мягко и неумолимо прижала-его к опоре...


Дверь в кабинете начальника станции была хрупка с виду, как и все
двери на командном пункте. Изящная металлическая рама;
искристо-голубоватое, как бы морозным узором покрытое стекло. Однажды в
первые дни Виктор Сергеевич, не рассчитав поворота, налетел на дверь всем
весом... то есть какой тут вес! Всей массой, конечно. Хотя и знал
характеристики прочности "стекла" - невольно сжался, ожидая треска и
звона. Но напрасно, и удар взрывной волны выдержало бы это стеклышко. Не
дверь стояла в кабинете Панина, а шлюзовая заслонка из самых прочных на
Земле материалов. Если произойдет разгерметизация Главного корпуса, такие
заслонки не дадут воздуху вырваться из комнат и лабораторий. Панин