"Валерий Гусев. Вольный стрелок" - читать интересную книгу автора

флорой. У подножия, в узкой каменной щели, пряталось чудо природы -
естественный колодец, безупречно круглый и гладкий, уходящий в глубину
метров на пятнадцать и доверху залитый ледяной чистейшей водой: сверху
совершенно бесцветной, постепенно голубеющей в глубине и абсолютно синей у
далекого дна. Причем - что загадочно - дно было видно совершенно ясно, будто
колодец чем-то подсвечивался снизу. Труба насоса, уходящая вглубь, фильтр на
ее конце, прыгающие вокруг него от напора воды мелкие камешки - все можно
было рассмотреть так четко, словно колодец был заполнен не водой, а горным
воздухом. Но что-то было в нем жуткое и таинственное, синяя бездна пугала и
манила одновременно какой-то мрачной тайной, древней, но все еще живой.
И почему там светло? На такой глубине.
Нет, не глянулось мне это место, стало быть. Неуютное, холодное...
Опять же - высоченная крутая стена в злобных колючках, которые шевелятся и
сухо, зловеще шуршат от ветра, будто кто-то шепчется, замышляя недоброе...
Проглядывают наверху сквозь заросли какие-то подозрительные темные
ритмические пятна, похожие на отверстия в скале... Колодец этот... капитана
Немо...
И две находки. Не знаю, которая из них хуже. Одна - человеческий череп
с дыркой в затылке. Искусственного происхождения. Насильственного. Старый
череп, давнишний. Но трещина через дырку - недавняя, свежая. Словно он
сверху откуда-то упал, прямо на камень.
А вторая находка - кругляшок такой металлический. Я, конечно, не
специалист, но сдается мне, что кругляшок этот - батарейка от ночного
снайперского прицела. Не зря, значит, я вечером насторожился...
Нет, не понравилось здесь Серому. Веет чем-то, стало быть, холодным...
Я отыскал в чулане прочный пластиковый мешок и уложил в него рубашку,
джинсы, кроссовки и пистолет. Мешок закатал в рыболовную сеть, положил ее на
плечо: и глупому ежу понятно - на рыбалку намылился.
Анчар медведем возился в лодке, рыча (напевая, с его точки зрения) "по
аэродрому, по аэродрому...", но не более того, дальше он слов не знал. Да
ему и этих хватало. И мне тоже.
- Ветер плохой, - сказал Анчар, укладывая под носовую палубу припасы:
флягу с вином, полкруга сыра, хлеб, помидоры. - На веслах пойдем.
- Далеко идти. Нам надо спрятаться за островом.
- Тогда сам правь. Я на парусе плохо умею, когда ветра нет. - Он
оттолкнул лодку от причала.
Я поднял парус, он лениво забрал ветер, потащил швертбот, как сосед
упрямого провинившегося мальчишку.
Вита подняла голову от книги, помахала нам. Мещерский стоял рядом,
положив руку ей на плечо. Стало быть, проводили рыбаков в далеко море.
Помахали синеньким скромным платочком...
Подойдя к самому большому из островов, я положил руль на правый борт,
чтобы стать под его прикрытием, со стороны моря.
- Теперь слушай, - сказал Анчар, не глядя в сторону берега. - Выйдешь,
где гладкий камень в воду слез. Влезешь наверх. Там два больших камня
самодельных. Тропа за ними начинается. Понял, да?
За островом я спустил парус. Анчар выбросил за борт якорь.
- Меня долго не будет, - сказал я, прилаживая за спиной мешок.
- Подожду. Рыбу буду ловить. Правильно говорю?
- Хоть огурцы сажай - только не храпи сильно, врага спугнешь. - Я надел