"Чингиз Гусейнов. Семейные тайны " - читать интересную книгу автора

подбородке (и у Лейлы!), ни холодную горделивость, когда и ты сам, глядя на
сестер, начинаешь надуваться, и гордость распирает тебя, и боясь, что не
вместит тебя дом, выскакиваешь, пока еще проходишь в дверь, на улицу, чтоб
поостыть, успокоиться, и оседаешь, становясь похожим на всех, что спешат
после трудового дня домой (если уже вечер). И свояки здесь сидят вдоль
стены, а Ильдрым, жестикулируя руками, разглагольствует о "нашем роде",
который чуть ли не государство.
"Только некому,- дразнит он с трибуны,- хлеб сеять да землю бурить?"
(Кто ж это говорил? - мучительно вспоминает во сне Расул. и не может
вспомнить.)
"Почему некому?!" - кричит Айша, черная как смоль (четные - все
чернушки), и рвется на трибуну, но ее, их вождя и лидера, сестры не пускают,
опасаясь, что Ильдрым ударит, вцепился в нее и Расул. "Но почему я ее
держу?" - думает он, продолжая держать, ни за что не отпустит.
"Некому, некому!.." - стращает Ильдрым, и голос его гремит в зале.
"А ты сам?! - кричит Айша Ильдрыму, губы у нее исказились.- Ты же у
нас,и торжественно,- рабочий класс!" - и опять рвется на трибуну.
А Ильдрым еще пуще дразнит своими выкриками: "Да, некому!" - лицом не
похож, осунувшийся, а Расулу запомнился широколицым, всегда чисто выбритый,
улыбнется - и жар источают его добрые глаза, а здесь и худ, и оброс.
И трибуна вдруг оказалась нефтяной вышкой, и ее стало качать, и чем
больше качает, тем она выше, вот-вот упрется и прошибет потолок.
Раскачивает вышку, она сейчас рухнет, врывается ветер в гигантский зал,
и над ухом Расула вдруг крик Асии: "Ты! Ты его убил!.."
Это им, Расулу и Лейле, рассказывали, как кричала Асия в тот
трагический день, когда в море на одиноком основании в шторм погиб Ильдрым.
Но на сей раз она кричала не на Хансултанова, как тогда наяву, а на Расула!
"Но почему я?" - оправдывается он и, от понимания, что Асию не убедить,
такая досада.
"Ты! ты!" - кричит Асия, а он стыдит ее, напоминает, как они приютили
ее.
"Ах, благодетели! - это так непохоже на Асию, чтоб измывалась.- Ах,
какие мы благородные! Вы, если на то пошло, никаких уже прав на эту свою
квартиру не имеете!"
"Это чудовищно",- думает Расул и ищет глазами Хансултанова, какие-то
танцы в пустом зале, и зятья-свояки в масках, а единственный любимый брат
этих сестер Бахадур - в маске диковинной хохочущей птицы с орлиным клювом,
но не орел и не филин, ястреб - не ястреб и даже не чайка, он и шепнул
Расулу: "Вот он!"
Расул подбегает к Хансултанову, рвет с его лица маску добродушного
медведя, а это и не Хансултанов вовсе, "а Джанибек!., "И он слышал,- с
ужасом думает Расул,- как Асия обвиняла меня в убийстве!!"
И, не выдержав холодного взгляда Джанибека, а только что тот глядел
добродушным медведем, выбегает из зала, от волнения весь взмок, и
оказывается на улице, которая носит имя Ильдрыма, идет, страхи уже позади, а
ему навстречу (снова беспокойно забилось сердце) Джанибек, но ростом
отчего-то высокий (когда успел вырасти?) - ах вот почему: на ходулях он!..
Раскачивается из стороны в сторону, становясь выше и выше, ударится сейчас о
стену (или перелетит через крышу за дом),- просыпается Расул. Да, не сон, а
спектакль, и долго лежит, с трудом приходя в себя и, оглушенный увиденным,