"Лев Гурский. Опасность " - читать интересную книгу автора

отвечать и был убит в наказание за строптивость. Или просто, действительно не
знал, что от него хотят, и был убит по причине собственной бесполезности.
Отыскать нужный вариант из трех возможных можно было, лишь догадавшись, что же
именно мог знать (или не знать) покойный хозяин однокомнатной квартиры
улучшенной планировки, доктор технических наук господин Фролов Георгий
Николаевич, 1920 года рождения, холостой и ранее не судимый.
Голос откуда-то снизу, от уровня моего колена, прервал мои размышления
о покойном докторе наук, убитом на третьем этаже дома по улице Алексея
Толстого.
- Позвольте... - озабоченно пробормотал голос, и я обнаружил прямо у
своих ног согнутого в три погибели одного из экспертов с Петровки, который
что-то такое делал с обломками разбитого сервиза. Кажется, пытался найти
какие-нибудь отпечатки пальцев. Я послушно сделал шажок назад и дал дотянуться
криминалисту до очередного черепка. Всего же в комнате возилось человек пять
экспертов, да еще майор Окунь дышал мне в затылок, да еще на кухне как будто
поместилось не меньше дву милицейских; стоя в дверях комнаты, я одновременно
слышал, как кто-то из кухни устало бормочет: "Так... Пиши дальше... Портсигар
желтого металла с буквами "гэ" и "фэ" с точками, выбитыми на крышке... Две
пуговицы от верхней мужской одежды, предположительно плаща... Написал?..
Дальше. Плащ мужской, кожаный, производства Германии, на внутренней стороне
подкладки три пятна бурого цвета, размером с пятидесятирублевую монету каждое,
две верхних пуговицы отсутствуют..." Судя по темпам работы на кухне, для
запротоколирования всех подозрительных находок в квартире убитого милицейским
понадобится не меньше двух суток, и то если они не будут спать и обедать. Я
мысленно посочувствовал коллегам с Петровки, но не стал больше отвлекаться на
кухонное бормотание. В самой комнате криминалисты пытались собрать скудную
дактилоскопическую дань с красных полированных дощечек, составлявших когда-то
этажерку, с корпуса распотрошенного телефона, с обрывков кожаных ремней,
оставшихся на ножках и подлокотниках кресла, и с грязновато-белой пластмассы
выключателей. Дирижировал четверкой криминалистов неулыбчивый, сутулый и
лысоватый человек в сильных очках. Еще в первые минуты моего пребывания в
разгромленной квартире мы с дирижером-криминалистом незаметно для окружающих
перемигнулись. На мою удачу, место преступления посетил сам замначальника НТО
на Петровке эксперт высшей квалификации и попутно мой хороший приятель Сережа
Некрасов. Официально мы не были знакомы и на публике даже не здоровались, ибо
начальство - как мое, так и Сережино - искренне полагало все
несанкционированные контакты между МБР и МУРом опасными и предосудительными.
Почти неприкрытое хамство того же майора Окуня было лишь профессиональной
реакцией на меня - пришельца из другого муравейника. Черная кошка пробежала
между Петровкой и Лубянкой в незапамятные времена; когда же в начале 80-х
энергичные ребятишки из муровского отдела по борьбе с бандитизмом по ошибке
шлепнули подполковника из нашего Второго главка, а наши в ответ - не будь
дураки - накопали материальчик на крупную милицейскую шишку, отношения наших
ведомств стали напоминать увлекательную игру по перетягиванию каната,
осложненную еще бегом в мешках. Мешков было много, они были пыльные, и ими с
азартом лупили по головам. Если МУРовцы могли подстроить маленькую пакость
нашим орлам с площади Дзержинского, то они не упускали такой возможности. Если
же нашим комитетчикам ("тройке" и, особенно, "девятке") удавалось натянуть нос
парням с Петровки, то они всю неделю ходили гордые, как будто провернули
удачную операцию. Как будто арестовали в Москве самого Джеймса Бонда при