"Лев Гурский. Поставьте на черное " - читать интересную книгу автора

зажаты между банком и рэкетом. Если бы им удалось благополучно вывезти и
продать этот тираж, то хватило бы денег не только ублажить банкиров, но и
полностью восстановить свою службу секьюрити - на страх бандитам. Если же
"витязей" грабили и на этот раз, то... Собственно говоря, частный детектив
Яков Семенович Штерн потому-то и согласился сегодня помочь "витязям" и
подстраховать вывоз двадцати тысяч пачек "Великолепной Анны". Что
характерно - за чисто символический гонорар. Терпеть не могу, когда хороших
людей загоняют в угол.
На том конце телефонного провода бедный Слава Родин издал некий
булькающий звук, что означало высшую степень возмущения и обиды. Таких
пакостных слов он от меня не ожидал.
- Я, конечно, газетчик... - напряженным шепотом произнес, наконец,
он. - Где уж нам, дуракам, равняться с вами, героями невидимого фронта...
Это ведь ты у нас Джеймс Бонд и Мата Хари в одном лице, а Слава Родин
только перышком скрип-скрип у себя в редакции за каменным забором...
Насчет забора, кстати, Родин был абсолютно прав. Редакция "Книжного
вестника" располагалась в здании бывшей гарнизонной гауптвахты, и толщина
стен и внешней ограды там была дай боже. За такими стенами действительно
можно было спокойно отдаваться литературному творчеству, не боясь
пластиковых мин и гранатометов. В другое время я бы непременно отпустил еще
шуточку по поводу Славиной редакции-крепости, но сейчас мое остроумие
переполнило бы чашу родинского терпения. Поэтому я примирительно сказал:
- Ну, извини, дружище. Не сердись на старого Яшу Бонда. Лучше расскажи
еще какую-нибудь новость...
Больше всего на свете мне бы хотелось сейчас выспросить у Родина,
откуда он дознался про "Великолепную Анну". Однако я очень хорошо понимал,
что теперь любой мой интерес к этой теме будет означать для Славы только
одно: что его, Славина, сенсация - не какая-нибудь туфта на палочке, как
намекает этот хитрюга Штерн, а настоящая конвертируемая новость, которой
немедленно следует похвастаться своим знакомым, каковых у общительного
Родина - пруд пруди. И тогда почти наверняка кто-то да сообразит, что
Москва - это тоже, представьте, Россия и что типографий, пригодных для
тиражирования греко-мексиканского телеромана во всем его целлофановом
блеске, - не очень уж много. Я и так сильно опасался, что сегодняшняя
транспортировка бестселлера не обойдется без неприятностей. Слишком уж все
гладко получилось у "витязей" и с этой хитрой типографией, и с секретным
цехом, где "Великолепную Анну" печатали под видом военных топографических
карт. А гладко, между прочим, бывает даже не на всякой бумаге. На
мелованной или типографской № 1 - да, но уже на книжно-журнальной и тем
более газетной - извините. Шею можно свернуть и без всяких оврагов из
поговорки. Якову Семеновичу Штерну уже приходилось рисковать своей шеей
именно на белоснежных бумажных полях. Опыт наработан.
Слава Родин тем временем собирался с мыслями, и когда я вновь услышал
в трубке его голос, то немедленно догадался: мне грозит какая-то каверза.
Уж больно задушевным, чуть ли не приторным тоном этот собиратель сенсаций
произнес:
- Еще новостей хочешь? Ладно, изволь, дорогой Яшечка Штерн. Ручаюсь,
что об этом ты еще не слышал по своему дурацкому "Эху". И эта новость тебя
очень сильно порадует. Ты ведь хотел получить богатого иностранного
клиента? Был у нас недавно такой разговор, а?