"Лев Гурский. Игра в гестапо [B]" - читать интересную книгу автора

знал, а на весь прямой эфир почему-то не нашлось переводчика, который
растолковал бы зрителям содержание приветственной речи госсекретаря. Из
всего длинного монолога уши Курочкина выхватили лишь "о'кей", "президент",
"бизнес" и "Голливуд", повторенные несколько раз. Каждый раз при упоминании
Голливуда один из гоблинов, принесших телевизор, радостно сопел: наверное,
ему просто очень нравилось звучание этого слова.
- Ну, чешет... - не выдержав, сказал он, наконец. - Жаль, не по-
нашему.
Кажется, и на телевидении сообразили, что среди москвичей не так уж
много полиглотов. Все еще приветствующий госсекретарь начал потихоньку
отдаляться на задний план, а камера выхватила из толпы вокруг премьера
Миронова очень худого и очень серьезного типа, похожего на учителя
математики. Как сразу выяснилось, учитель был замом министра экономики.
Искоса посматривая на мистера Ламберта, замминистра скучным учительским
голосом принялся толковать о каких-то инвестициях, которые-де наша страна
получит из Америки по новому договору. Это сухое экономическое занудство до
того не вязалось с полупраздничной атмосферой встречи в аэропорту, что
телеоператор, не дослушав, объективом поймал в задних рядах встречающих
другого типа - плотного, живого и веселого. Курочкин сперва решил, будто
этот живчик - не меньше чем министр внешней торговли, и приготовился
услышать разглагольствования об экспорте-импорте пшеницы, молока и мяса.
Однако надпись в углу экрана тотчас известила, что тип по фамилии Птахин
является президентом некой Ассоциации "Кинорынок России".

- Я счастлив, - жизнерадостно заявил господин Птахин, - что вместе с
глубокоуважаемыми американскими гостями в Россию прибывают замечательные
ленты из Голливуда...
- Ну, Голливуд! - радостно повторил все тот же гоблин-охранник, но,
вдруг вспомнив о присутствии в комнате Сорок Восьмого, осекся и замолчал.
Под аккомпанемент приглушенной английской речи госсекретаря мистера
Ламберта телекамера вновь зашарила по задним рядам встречающей толпы и
уткнулась в унылое лицо, обрамленное седым ежиком сверху, висячими щеками с
боков и галстуком-бабочкой у подбородка. Если верить надписи на экране, это
был российский министр культуры.
- Нам очень приятно, - еле разжимая губы, пробурчал министр в
подставленный микрофон, - когда представителей американского бизнеса и

американской культуры встречают в столице России с таким
воодушевлением... Наших артистов в Америке так бы не встретили, - в
протокольном тоне внезапно возникли нотки раздражения. - Хотя именно
кинематографисты нашей страны прославились не бездумными сериалами, а
высокохудожественными...
В этот момент госсекретарь мистер Ламберт закончил свою так и не
переведенную речь, и телеоператор, бросив нашего министра на середине фразы,
вновь вернул свою камеру на исходную позицию, чтобы вовремя подгадать к
финальным аплодисментам. Последнее, что успело мелькнуть перед глазами
Курочкина, - это седой ежик оборванного на полуслове министра культуры и
мрачный взгляд, который тот напоследок метнул в толпу приезжих
знаменитостей. Будь в арсенале министра не взгляд, а граната - и
представителей дружественной американской кинокультуры разнесло бы в клочья.