"Лев Гурский. Игра в гестапо [B]" - читать интересную книгу автора

Из этих слов Курочкину стало ясно только то, что он сам - тоже дичь,
которую загнали. Все остальное по-прежнему скрывалось в густом тумане.
Какое-то ограбление, какая-то бутылка на станции
Барановичи, неведомые Синицын с Кондратьевым и юноши в оккупантских
мундирах - все это никак и ни во что вразумительное не складывалось.
Временами Дмитрию Олеговичу казалось, что кто-то из них все-таки бредит: то
ли сам он, то ли герр доктор, то ли они оба одновременно.
- ...По правде говоря, - с печалью добавил доктор, - я и сам в толк не
возьму, зачем этим охламонам дипломы пединститута? Неужели хотят идти в
школу работать? Вот вы бы, дорогой мой Потапов, доверили детей таким
педагогам?
На счастье, детей у Дмитрия Олеговича не было, о чем он честно
промолчал. Ввиду продолжающейся невозможности честно проговорить.
- Именно, господин Потапов,-- сказал доктор. - И я бы своих внуков им
бы ни за что не доверил... Однако вернемся к нашим Барановичам, - черепашка
усмехнулась собственному каламбуру. - Времени не так уж много, а вы ведь
наверняка очень хотите, чтобы я возобновил свой рассказ. Да?
Больше всего на свете Дмитрий Олегович хотел, чтобы доктор- черепашка
куда-нибудь сгинул. Увы, собеседник его не относился к племени телепатов.
- Значит, я начну снова, - сделал неверный вывод герр доктор. - Идя
навстречу пожеланиям трудящихся, как говорили в незабвенные 70-е.

6


- Наглец ваш Кондратьев был первостатейный...
Сообщив Курочкину эту важную новость, доктор тут же счел необходимым
уточнить, что слово "наглец" следует здесь понимать не в предосудительном,
а, напротив, в одобрительном смысле. Поскольку в те годы на такое дерзкое
ограбление международного вагона мог решиться человек с железной волей и
богатой фантазией.
- Не знаю, известно ли вам, геноссе Потапов, - доктор аккуратно
поправил на Дмитрии Олеговиче повязку с кляпом, - что для пассажиров по
крайней мере одного вагона уже названного мной состава рейс "Москва-Берлин"
не заканчивался в столице существовавшей тогда Германской Демократической
Республики. Вагон прицепляли к поезду, следующему в Кельн, а там уже была
открыта дорога на Антверпен, Страсбург, Милан или Саратогу - куда пожелают
дорогие товарищи, синьоры или месье... Любопытно, что синьоры и месье,
едущие из Москвы, в те времена пользовались услугами "Аэрофлота" или
путешествовали по железной дороге какими-то иными рейсами, а потому в
прекрасно отделанном карельской березой вагоне номер четыре предпочитали

кататься одни только товарищи. То ли у иностранных господ была
идиосинкразия к карельской березе, то ли билеты в этот вагон бронировались
через Международный и Административный отделы ЦК и только для своих. Следуя
принципу Оккама, возьмем на вооружение вторую догадку как более простую.
Однако, геноссе Потапов, не следует думать, будто в четвертом вагоне ездили
в капиталистический рай одни лишь сплошь члены ЦК, дипкурьеры, ранговые
атташе и прочая серьезная публика при исполнении. Если бы дело обстояло так,
даже Кондратьев при всей своей наглости не решился бы на свой набег. У