"Ольга Гурьян. Марион и косой король" - читать интересную книгу автора

поползла по мостовой. На перекрестках можно было видеть, как редкие прохожие
перебирались по переброшенным через стоки скользким мостикам, балансируя
руками и извиваясь всем телом, будто канатоходцы.
Уже не слышно было веселого шума толпы и криков торговцев, с утра и до
ночи зазывавших покупателей: "Свежее мясо, хорошо нарезанное!", "Золотой
мед - ешьте на здоровье!", "Жареные пирожки с бобами!" Уже по вечерам, когда
невидимое за тучами солнце садилось и кончались работы в мастерских, не
посылали маленьких детей за вином и горчицей к ужину, и не шли они веселой
гурьбой забияк, дразня прохожих и распевая насмешливые песни.
Только дождь шумел глухо и однообразно.
Все, кого необходимость не выгоняла на улицу, сидели по домам. Но
Женевьеве с Марион приходилось почти ежедневно идти за покупками, чтобы было
из чего приготовить обед. Они затыкали подол платья за пояс, они обували
патэты - башмаки на высоких деревянных подставках - и, захлопнув за собой
входную дверь, мгновение стояли как одурманенные, глотая водяную пыль и
моргая намокшими ресницами. И вдруг, решившись, делали первый шаг; дождь
обрушивался им на голову, и, шлепая по чавкающей под патэнами грязью, они
направлялись к рынку. Домой они возвращались мокрые, как утоп-ленпицы,
только что вытащенные из реки, на пороге выкручивали и отжимали платья, по
еще долго, куда бы они ни ступали, оставляли следы на полу.
И в один из этих дней Марион увидела Онкэна.
Он шел немного впереди, и хотя она не видела его лица и только смутно
могла различить фигуру в косых струях дождя, но сразу, пусть не глазами, а
внезапно забившимся сердцем, узнала его походку, когда, легко и небрежно
прыгая по булыжникам мостовой, уходил он все дальше и дальше.
Тогда, забыв обо всем на свете, не слыша окрика Женевьевы, она побежала
за ним.
Дождь бил ей в лицо и перехватывал дыхание, но расстояние между ними
сокращалось, и казалось, сейчас она его догонит. И вдруг один ее патэн завяз
в грязи, и, сколько она пи дергала ногой, патэн держал ее словно капканом и
не отпускал. Пришлось нагнуться и распустить ремень. В отчаянии от задержки
она заплакала, не чувствуя слез на мокрых от дождя щеках. Но Онкэн еще не
скрылся из виду, шел впереди. Тогда она решительно сбросила второй патэн и
дальше побежала в одних легких домашних шлепанцах, но и их потеряла и бежала
теперь босиком. Уже не стесняясь, только в страхе, что сейчас он скроется,
она закричала:
- Господин Онкэн, подождите! Подождите меня!
Он не обернулся.
Два раза она была так близко, что уже могла различить, как мокрая ткань
его куртки так тесно прилипла к телу, что выступили позвонки на тощей спине.
Но оба раза, заглядевшись на него, она скользила, и падала, и опять
вскакивала, встряхивалась и снова бежала. И у самого перекрестка, где под
мостками грозно бурлила жижа в стоке, она догнала его и схватила за рукав.
Он остановился и повернул к ней голову, и она увидела незнакомое лицо -
курносое, с маленьким круглым ртом, вопросительно полуоткрытым. Маленькие
светлые глазки с удавлением смотрели на нее. Она отшатнулась и побежала
обратно.
Вдруг все завертелось у нее перед глазами. Едкая горечь наполнила рот,
и, пытаясь откашляться, она кашлянула и уже не могла остановиться и кашляла,
кашляла, сгибаясь вдвое, хватаясь руками за горло.