"Ольга Гурьян. Край Половецкого поля " - читать интересную книгу автора

Да что ж это такое? Откуда Ядрейка с Вахрушкой здесь? Как же они
очутились в Новгороде-Северском? Давно ли они с Алешкой встретились, да
ночью дом, где они спали, сгорел, и решили они из того городка поскорее
уйти.
А не стану вас обманывать: уже давно. Оно, как половина сказки
закончилась, вторая началась, вы страничку перевернули, и два года протекло.
Уже третий пошел! Прошу прощенья за упущенье.
Сейчас все расскажу по порядку.
Повел их тогда Алешка за собой в Новгород в Северский. По дороге
спрашивает:
- Вы дальше-то опять скоморошничать будете?
- Нет, - говорит Ядрейка, - отвык я.
- Нет, куда Ядрейка, туда и я, - говорит Вахрушка.
- У меня, - говорит Алешка, - на княжьем дворе дружки есть. Стоит мне
словечко молвить, они мне все что захочу, представят, на любую службу
примут. Буду я там самому князю служить в его покоях, в дружинники выйду.
Ядрейка сомневается, с ухмылкой спрашивает:
- Ну уж и в дружинники! Почему уж не прямо в князья?
- Нечего зубы скалить, - говорит Алешка. - На этом свете кто смел, тот
и съел. На этом свете всяко случается. Былины-то сказывают про старину, как
жил-был богатырь Добрыня Никитич, начал службу конюхом, а кончил-то старшим
дружинником. А он-то, никак, из смердов был, а я как-никак поповский сын.
- Мне так высоко забираться не хочется, - говорит Ядрейка. - Я, у
боярина живучи и в монастыре, за конями привык ходить. Мне бы опять конюхом
стать.
- И мне конюхом, - говорит Вахрушка.
Вот уж верьте не верьте. В самом деле у Алешки при княжьем дворе важные
дружки. Все по желанию исполнилось. Алешка князю в его покоях прислуживает,
кушанья подает, а Ядрейка с Вахрушкой на конюшне коням подстилки меняют,
подсыпают овес в кормушки.
Так два года прошло, пошел третий год...
А теперь с того места, где остановились, опять поведем рассказ.
Утро-то какое хорошее настало. Солнышко светит, вместе с людьми
радуется. Есть ему на что светить, людям на что дивиться. Весь город за
ворота высыпал.
Вот и князь со свитой невесте навстречу выехал. Вот уж и невестин поезд
видать. А вот и она сама.
Едет она верхом на белом коне. На ней поверх шелкового платья синий
дорожный плащ на царьградский лад - спереди покороче, сзади-то длинный, в
цельном полотнище ворот прорезан, к вороту капюшон пришит, на голову
накинут, из-под него черные тугие косы висят. А собой княжна высокая,
тонкая, змеевидная. Нос горбоносенький, взгляд прямой, не опущенный, голову
на тонкой шее гордо несет.
Смотрит Вахрушка - ах, хороша княжна! У брата Никодима икона висела в
келье, будто с Евфросиньи Ярославны писана. Как она белую ручку подняла -
плащ тяжелыми складками лег, точь-в-точь как на той иконе. И глазами своими,
большими, темными, будто прямо на Вахрушку посмотрела. А кругом шепчутся:
- Уж больно худая! Уж больно гордая! Покойная-то княгиня получше была!
Такая была добрая, второй такой не нажить.
Думает Вахрушка: