"Осколки судеб" - читать интересную книгу автора (Плейн Белва)

6

В Рождество Пол и Лия с Биллом с утра поехали к Мег. Хотя Рождество не было для них праздничным днем, как для большинства, это все же был подходящий повод для того, чтобы все оставшиеся в живых члены семьи могли собраться вместе. К ним всегда присоединялись друзья и соседи Мег, очень приятные люди.

Трое из детей Мег уже были на месте – Агнес, приехавшая из Нью-Мексико, Люси со своим очередным кавалером и, к некоторому неудовольствию Пола, Тимоти. Пол обменялся с ним несколькими словами приветствия, и оба тут же заговорили с другими гостями.

Все это похоже на иллюстрацию Рокуэлла[16] или гравюру Курьера и Ивза,[17] подумал Пол, оглядываясь вокруг. Снег белым ковром покрывал лужайку перед домом, а на старой каменной стене вокруг дома он заледенел гребнями, похожими на застывшие волны. В гостиной сверкала роскошная елка, украшенная стеклянными игрушками, собранными за много лет. На камине стояли рождественские открытки, а сбоку висели толстые красные чулки.

– И для собак есть чулки, – сказала Мег. – На Рождество мы не забываем и о Пенни с Дейвом.

Пенни и Дейв – ирландские спаниели, занимавшие на равных правах с Мег и Ларри хозяйскую спальню. Сейчас их забавные морды с висячими шоколадно-коричневыми ушами выглядывали из угла столовой, куда они перебрались перед началом обеда; кроткие золотисто-карие глаза внимательно следили за гостями.

Да, времена изменились. Мать Мег ни за что бы не позволила собакам находиться в столовой во время обеда. Не было больше и молодых горничных в серых шелковых платьях, которые, бывало, прислуживали за столом, и приготовленный Мег обед подавала одна-единственная пожилая прислуга. Но кое-что осталось без изменений. Старый дом, например. Только вот солярий переделали под контору, да во дворе, сбоку от дома, поставили теперь собачьи конуры. Обеденный стол, в центре которого стояли сосновые ветки, украшенные маленькими блестящими шарами и бантиками из красного бархата, тоже сохранился со старых времен. И угощение, и сервировка стола были традиционными. На обед подали индейку, ростбиф, йоркширский пудинг, тушеный картофель, репу, луковое пюре, горячие рогалики и клюквенный соус с апельсиновой цедрой, по вкусу точно такой же, каким он запомнился Полу с детства. Сидр, вино и кувшин с эггногом[18] стояли сбоку на буфете; на столе между подсвечниками расставлены серебряные блюда бабушки Анжелики с марципанами и фаршированными финиками.

Пол ни за что не хотел пропустить этот праздник. Ощущение последовательности, непрерывности всегда оказывает чудесное эмоциональное воздействие на человека, размышлял он; приятно сознавать, что есть вещи, которые остаются неизменными в лихорадочной круговерти современного мира, служат своего рода якорем. Не много найдешь нынче мест, подобных этому; «юная» Мег, которая тем временем подошла к шестидесятилетнему рубежу, все еще живет в родительском доме, а он, ее кузен, по-прежнему поддерживает с ней отношения. Пол оглядел гостей. Лия с Люси о чем-то болтали, хотя, казалось бы, могли уже наговориться – ведь каждый день видят друг друга в магазине. Он украдкой бросил взгляд на Тима – одетый в мятую клетчатую шерстяную рубашку тот, судя по всему, «бросал вызов» остальным, на ком были праздничные костюмы. Ребячество, если разобраться. Ребяческая демонстрация. Раньше он и внимания не обратил бы, какая на Тиме рубашка, а обратив, не придал бы этому значения. Все изменилось после того случая в Иерусалиме. Мысли Пола переключились на Томаса, сына Мег, не пользовавшегося его особой любовью, и он обнаружил, что ему хочется, чтобы Томас оказался сейчас здесь, с ними, что желает ему невредимым выбраться из Вьетнама. Да, большое все-таки дело – кровные узы.

Мужской голос прервал его размышления.

– Нас, по-моему, не познакомили.

Пол посмотрел на мужчину лет сорока с небольшим, манерами своими тот производил впечатление светского человека.

– Меня зовут Пол Вернер, – сказал он. – Я кузен Мег.

– О, извините, – вмешалась Мег, сидевшая в конце стола, как раз между Полом и незнакомцем. – Мне казалось, я вас представила друг другу. Это мистер Джордан, Виктор Джордан.

– Кто вы, я, конечно, знаю, – заметил мужчина.

– Откуда?

– Кто же не знает банкирского дома Вернеров? – Мужчина выглядел удивленным.

Полу не понравилось это замечание, прозвучавшее, на его взгляд, чересчур льстиво.

– Ну, это зависит от того, чем вы занимаетесь и откуда вы.

– О, у меня довольно широкие деловые интересы, и я всегда говорю, что я из Европы. Европа, знаете ли, такое обширное понятие. – Джордан вежливо улыбнулся.

Памятуя о правилах приличия, Пол продолжил беседу:

– Вам, наверное, нравится путешествовать.

– Не слишком. Я делаю это в интересах бизнеса. И я ненавижу гостиницы. У меня собственные апартаменты в нескольких городах – Париже, Лондоне и тому подобных.

Пока Джордан говорил, Пол пытался понять, что он за человек. У него был легкий иностранный акцент. И он совсем не похож на друзей Мег. Все они были людьми одного типа – добродушные деревенские жители, вернее сказать, горожане, которые перевоплотились в таковых, следуя своим вкусам и привычкам; такие люди показывают своих собак, держат овец, ведут разговоры об урожае и, как подобает благонамеренным гражданам, ходят на избирательные участки в дни выборов. Этот же мужчина, в дорогом темном костюме, с сардоническим выражением смуглого лица, совсем из другого круга.

Мег, выполняя обязанности хозяйки, пояснила:

– Мистер Джордан – наш сосед. У него чудесный дом ниже по дороге.

– Благодаря вашему сыну, моему другу, который дал мне знать, что дом свободен.

– О, вы друг Томаса? – спросил Пол.

– Нет, Тима. С Томасом мы никогда не встречались.

Пол почувствовал любопытство, хотя его это, конечно же, не касалось. Джордан и Тим – что за странная дружба? Но он воздержался от каких-либо замечаний, решив подождать, что еще скажут его собеседники.

– Этот дом я снял на время. Мне нужно какое-то пристанище, пока в Нью-Йорке достроят дом, в котором у меня будет квартира. Сейчас, бывая в Штатах, я останавливаюсь в «Уолдорфе», но, как я уже сказал, я ненавижу гостиницы.

Внезапно Пол утратил к нему интерес. На другом конце стола гости о чем-то оживленно заспорили, причем голос Тима перекрывал голоса всех остальных. Он говорил так громко и категорично, что общий разговор прервался.

– Если вы выступаете с каким-то политическим заявлением, а никто и слушать вас не желает, единственное, что остается – это прибегнуть к насилию.

– Не согласен, – вступил в дискуссию Билл. – Безусловно, многое можно сказать против войны во Вьетнаме. Я и сам считаю наше присутствие там серьезной ошибкой, но все равно я никак не возьму в толк, какой смысл взрывать телефонную станцию. Уничтожение материальных ценностей, а возможно, и человеческие жертвы – вот и все, к чему это может привести.

– Вы адвокат и поэтому, естественно, стоите на стороне закона, – возразил Тим. – Вы представляете интересы имущих классов, как, впрочем, и большинство адвокатов, за исключением тех немногих, кто работает ради общественного блага, но вы, по-моему, не из их числа.

– Билл отдает много сил благотворительной деятельности! – негодующе воскликнула Лия.

Билл поднял руку, словно показывая, что в состоянии постоять за себя, и спокойно сказал:

– Слава Богу, наше правительство действует по законам. Если вы не согласны с законами, можете выразить свое несогласие голосованием. В этом суть нашей системы.

– В вас опять говорит адвокат, – не сдавался Тим. – Таким образом ничего не добьешься быстро. Молодежь, а я все еще причисляю себя к молодежи, не желает ждать целую вечность. Они хотят, чтобы что-то делалось прямо сейчас.

– Твой брат не поддержал бы тебя, – сердито сказала Люси. – А он, между прочим, воюет во Вьетнаме, ты не забыл?

– Наш брат. Если ты помнишь, уже много лет мы с ним не сходимся во Мнениях, какой вопрос ни возьми.

Вмешался Ларри, добрый старый Ларри, который наверняка давно привык к тому, что дети его жены не ладят друг с другом. Пол в душе посочувствовал ему.

– Ну, сейчас все непросто. Слышишь столько разных теорий – принцип домино, политика умиротворения и много чего другого. Время покажет, кто прав. А сейчас у нас все-таки Рождество и…

Его прервал один из соседей, пожилой мужчина, который на Пола произвел впечатление недалекого человека, преисполненного сознанием собственной важности.

– В этом-то и беда с нынешней молодежью. Молоко на губах не обсохло, а уже считают, что могут управлять страной. То, что творится в студенческих кампусах, просто возмутительно. Я этого не понимаю. Они же пользуются всеми благами, чего им еще не хватает?

– О, – ответил Тим уже спокойно, – я вам скажу, чего им не хватает. Вы говорите, что они пользуются всеми благами, и это, в общем, так и есть. Но самое интересное, что им не нужны эти блага, они им надоели. Сейчас не пятидесятые годы. Нынешнее поколение совсем другое. Оно подвергает сомнению ценности того общества, в котором живет.

– Марксизм, – скорбно произнесла Люси. – Вот что это такое. Вы выступаете не только за вывод войск из Вьетнама. Вы хотите все вокруг разбить вдребезги.

– Возможно. Разбить вдребезги, чтобы потом построить заново. Это же старая истина – не разбив яйца, не сделаешь омлет.

Агнес мягко упрекнула Тима:

– Тим, не нужно, чтобы у людей складывалось впечатление, что ты коммунист, это же не так. Ты просто вольнодумец.

Тим улыбнулся сестре.

– Это правда. Агнес вот понимает. Коммунизм по-русски меня не привлекает. Я принадлежу к новым левым. А вообще, я прежде всего анархист. Я не желаю, чтобы правительство посылало меня на войну или указывало, как мне одеваться, я хочу быть абсолютно свободным человеком. Этого хотят все нынешние люди – быть самими собой, свободно удовлетворять свои естественные потребности. Культурная революция – вот что это такое, – закончил он.

– На мой взгляд, твоя культурная революция не имеет ничего общего с взрывом телефонной станции, – заметила Люси.

– Уверяю тебя, лично я не делаю никаких бомб. Но должен сказать, что те, кто их делают, часто оказываются самыми талантливыми, самыми идейными, самыми большими идеалистами. Они готовы на все, даже рискнуть собственной жизнью, лишь бы остановить эту войну. Я преклоняюсь перед ними.

– Чушь собачья, – сказала Люси.

– О, Боже! – пробормотала ее мать.

Пол встретился взглядом с Виктором Джорданом, которого эта словесная перепалка, видимо, очень забавляла. Пол счел такую реакцию признаком бездушия, поскольку столь откровенная неприязнь между братом и сестрой едва ли может казаться забавной. Нехорошо, что спор разыгрался за этим чудесным столом. Его раздражала причина спора, раздражал Тим, сидевший, как и тогда в Иерусалиме, с видом пророка, уверенного в своей правоте. Внезапно Пол подумал о докторе Штерне и его сыне Стиве.

– Виктор, – обратился Тим к другу, – а ты что молчишь?

Джордан, по-прежнему сохраняя вид человека, которого что-то забавляет, спокойно ответил:

– Я слушаю. Я ведь европеец. Вьетнам меня не касается. Это вам, американцам, надо беспокоиться.

– Если гости сыты, – громко сказал Ларри, – то самое время подавать плам-пудинг.

Внесли горящий пудинг, украшенный веточкой остролиста, а затем пироги. Напряжение постепенно спало, и возобновился обычный застольный разговор: кто-то рассказывал о своих планах съездить на Карибские острова, кто-то о том, что в феврале представит своих собак на выставку Вестминстерского клуба собаководов.

После обеда все вышли из-за стола и разбрелись кто куда. Одни прошли через холл в гостиную к роялю, на котором кто-то начал играть, другие уселись возле телевизора, решив посмотреть рождественскую программу, кто-то вышел на улицу – поразмяться после сытного обеда. Пол, Лия и Мег остались одни в маленьком кабинете хозяйки дома.

– Извините, что все так получилось, – начала Мег. – Меня беспокоит то, что происходит с Тимом, все эти его увлечения.

Никто не ответил, потому что отвечать, в общем-то, было нечего, и Мег, слегка вдохнув, продолжала:

– Дети вырастают и идут своим путем. Самое лучшее, как повторяет Ларри, не задавать вопросов. Может случиться, что ответы тебе не понравятся, а сделать ты все равно ничего не сможешь.

Наступившее вслед за этим молчание нарушила Лия.

– Люси должна служить тебе утешением. Вот в ком я не сомневаюсь.

Мег кивнула.

– Я рада. Она совсем не похожа на меня, но нам всегда хорошо вместе.

После этого разговор перешел на нейтральные темы. Мег сказала, что молодая миссис Донелли хорошеет с каждым днем, а Лия сообщила, что какая-то другая миссис заходила к ней, чтобы купить платья для поездки во Флориду. Пол, не интересовавшийся дамскими сплетнями, заговорил о другом:

– Этот Виктор Джордан несколько озадачил меня. Кто он?

– О, это просто знакомый Тима. Он снимает этот огромный дом с необыкновенным садом и закрытым бассейном. Говорит, что, возможно, купит его. Должно быть, он очень богат. Понятия не имею, как Тим с ним познакомился. Такие люди его никогда не привлекали, так ведь? – Мег пожала плечами. – Но, с другой стороны… – Она помолчала минуту, потом продолжила: – Знаете что? Возможно, я потому чувствую себя в его присутствии как-то неловко, что он напоминает мне Донала.

Пол не мог вспомнить, когда Мег последний раз упоминала имя первого мужа, так давно это было.

– А тебе не напоминает?

– Может быть. Немного, – ответил Пол.

И тот, и другой были красивыми мужчинами с тонкими чертами лица, у обоих был высокомерный вид, свойственный людям, добившимся завидного положения в обществе. Но проводить параллель дальше было бы несправедливо: Пол презирал, даже ненавидел Донала за его пронацистские симпатии и за то, что он причинил Мег столько горя. Что до Джордана, то этот человек вызвал у него мимолетное любопытство, не более.

– Кстати, он швыряет деньгами, – заметила Лия и объяснила Полу: – Я еще раньше познакомилась с ним у Мег. Он зашел к ним и, узнав, что я та самая Лия, владелица «У Леа», забросал меня вопросами. Я даже удивилась. Он знает все лучшие магазины в Европе, да и у нас тоже. С тех пор он приходит ко мне покупать подарки для своих дам. – Лия наслаждалась собственным рассказом. – Люси может прикинуться простушкой и самым невинным и ненавязчивым способом вытянуть из человека кучу информации. Так вот, она выяснила, что он женат. Может, был когда-то, но сейчас у него либо есть женщина в каждом городе, где он бывает, либо его романы очень непродолжительны, потому что он покупает вещи самых разных размеров. Он пригласил Люси провести с ним вечер, но она отказалась, говорит, он не в ее вкусе.

– Хотела бы я, чтобы она наконец определила, кто в ее вкусе, и снова вышла замуж, – пожаловалась Мег. – Я молюсь, чтобы ей повезло так же, как мне.

Но Лия еще не закончила рассказ о мистере Джордане.

– А какие вещи он покупает! Умереть можно! Какая-то девица наверняка умерла, получив в подарок то, что он купил у меня в свой последний приход. Пальто нежнейшего кремового цвета из ткани мягкой, как масло, отделанное черной норкой.

– А мне его подарок не понравился, – сказала Мег. – Не в обиду тебе будь сказано, Лия, но он не для меня, хотя и очень красивый. Да и вообще, это уж чересчур – дарить такую вещь только потому, что Тим пригласил его к обеду. Обычно приносят коробку конфет или цветы, что-то в этом роде.

Лия, конечно же, захотела узнать, что это за подарок.

– Вечерняя сумочка темно-красного цвета из кожи ящерицы с застежкой в форме лебедя. Чудесная вещь, но мне в моей жизни такая ни к чему. Я уверена, она страшно дорогая.

– А, я помню эту сумочку. Значит, она предназначалась тебе? Он в тот день сделал шесть разных покупок. Сказал, что едет в Рим на уикенд и не хочет появляться с пустыми руками. Можешь вернуть, если хочешь. Получишь деньгами, – засмеялась Лия.

– Нет, нет, я лучше куплю что-нибудь полезное. Например, какой-нибудь симпатичный свитер, я из них не вылезаю.

– Ну, тебе придется купить много свитеров, чтобы истратить столько, сколько стоит сумочка.

Вернулись с прогулки любители свежего воздуха, потирая замерзшие руки. Все снова собрались вместе перед тем, как разойтись по домам. Мег усадили за рояль, кое-кто стал напевать мелодии из «Оклахомы» и «Моей прекрасной леди», другие просто слушали. В конце Пол и Мег насмешили всех, спев забавную бессмысленную песенку о продавце льда. Мег объяснила:

– На заднем крыльце у нас обычно стоял коричневый холодильный шкаф. Продавца льда, я помню, звали Элмер, и однажды он…

Пока Мег рассказывала эту историю, Пол размышлял о том, как же он завидует ей и Ларри. Только что они радушно приняли гостей, которые скоро разойдутся, сытые и довольные, и когда за ними закроется дверь, эти двое останутся вместе.

Уже садясь в машину Билла, он еще раз оглянулся на дом. Парадная дверь, на которой висел огромный венок, украшенный красным атласным бантом, была закрыта. В окна видно, что во всех комнатах – внизу и наверху – горят свечи. Мороз был таким свирепым, что какая-то ветка сломалась с треском, похожим на звук выстрела. Но там, в доме, этом светящемся островке в океане мрака, тепло и уютно.

Он скучал по Ильзе, находившейся за тридевять земель от него. Наверное, в Иерусалиме сейчас идет дождь, упорный холодный зимний дождь, как и в тот день, когда она сказала ему, что не вернется «с ним домой.

Ну да ладно.

– Чудесный был день, – сказал Билл, когда они выехали на шоссе. – Они все такие славные люди.

– Все они из разного теста. Семья Мег, я имею в виду. – Голос Лии был задумчивым. Наверное, хорошо иметь такую большую семью. Впрочем, мне трудно судить, у меня ее нет. Но все ее дети так не ладят друг с другом, что им лучше оставаться, как они есть – разбросанными по всей стране. Я заметила, Пол, что ты с Тимом почти не разговаривал.

– Да, после Израиля нам стало нечего сказать друг другу. Ему от меня мало пользы, да и мне от него тоже.

– Его имя приобретает общенациональную известность, – вставил Билл. – Если вся Их братия ограничится речами и призывами, то вреда от этого не будет, может, что-то даже изменится к лучшему. Я и сам сторонник свободы слова, чем больше свободы тем лучше. Но мне совсем не нравится, когда они прибегают к насильственным действиям. Все обязаны соблюдать законы. Мне не нравятся столкновения молодежи с полицией.

Пол снова подумал о сыне доктора Штерна, своем внуке. Говорил ли Штерн, в каком университете учится сын? Может, в том самом, где преподает Тим? Но как бы там ни было, а Пол надеялся, что мальчик не попадет под влияние Тима и ему подобных, не даст сбить себя с толку. В конце концов, в университетах огромное число преподавателей и студентов с самыми разными убеждениями и взглядами. Неизвестно, чье влияние перевесит. Ничего нельзя предсказать заранее. И все же мальчик не выходил у него из головы. «Он доставляет нам массу беспокойства», – сказал Штерн.

Значит, у Айрис далеко не безоблачная жизнь, приходится волноваться из-за сына и из-за самого Штерна.

Билл с Лией продолжали болтать о пустяках, а Пол, сидевший на заднем сиденье, некоторое время предавался своим мыслям, а потом задремал. Его разбудил голос Билла.

– Я не знаю, что это. Не могу точно определить, почему, но Виктор Джордан не вписывался в нашу компанию, а ты как считаешь, Пол?

– Да, мне тоже так показалось, – пробормотал проснувшийся Пол.

Позднее ему суждено вспомнить этот обмен репликами.