"Джеймс Ганн. Слушающие" - читать интересную книгу автора

- Мак. Нет, все не так... Хотя, пожалуй, все-таки именно так. Он держит
нас всех вместе, он и Мария. Был не так давно один момент, когда казалось,
что все разлетится к дьяволу...
Томас отхлебнул кофе. Тот уже остыл, поэтому он выпил его до конца.

Приятно было ехать на исходе дня среди холмов Пуэрто-Рико. Тени
деревьев ложились на зеленые склоны, как ноги пурпурных гигантов, вечерний
бриз нес с океана резкий запах соли. Старомодная паровая турбина под капотом
время от времени начинала вибрировать, выдавая свой возраст.
"Это место, пожалуй, самый чистый, самый тихий уголок во всем грязном и
шумном мире, - думал Томас. - Как рай до грехопадения. А я несу с собой
заразу, этакий вирус грязи и шума". Он почувствовал мгновенное раздражение,
что такое место вообще может существовать в мире сплошных невзгод и скуки, и
слабое удовлетворение при мысли, что может все это уничтожить.
- Вы узнали от Адамса все, что хотели?
- Что? - переспросил Томас. - Ах, да. И даже больше.
- Так я и думал. Боб хороший парень, на него можно положиться. К нему
можно явиться посреди ночи, сказать, что проколол колесо во время грозы, и
он выйдет с тобой под дождь. Он много говорит и много ворчит... но не
проглядите за этим человека.
- Во что из его слов я не должен верить?
- Пожалуй, верьте всему, - сказал Макдональд. - Боб не сказал бы вам
ничего, кроме правды. Однако избыток правды таит в себе нечто обманчивое, и
это, пожалуй, хуже, чем явная ложь.
- Например, попытка самоубийства вашей жены?
- Да, например.
- И заявление об уходе, которое вы разорвали?
- Это тоже.
Томас не мог понять, звучит в голосе Макдональда печаль или страх перед
разоблачением, а может, просто сознание неизбежного зла этого мира.
"Когда мы ехали к его дому среди холмов, окружающих Аресибо, холмов
таких же молчаливых, как голоса, которые слушают в оставшемся позади
бетонном здании, он подтвердил, что его жена год назад пыталась покончить с
собой, а сам он написал заявление об уходе, которое потом разорвал".

Дом был типичной испанской гасиендой и выглядел дружелюбно и тепло в
густеющем мраке, потоки желтого света выливались через дверь и окна. Входя в
дом, Томас еще сильнее почувствовал это и ощутил ту атмосферу любви, которую
встречал до сих пор лишь раз или два в домах своих друзей. В эти дома он
возвращался чаще, чем в другие, пока не понял, чем это грозит: он перестанет
писать! Подыщет кого-нибудь, кто успокоит его, а кончится все обычным
романом, который вскоре сменится отвращением. Он снова вернется в свою
одинокую жизнь, вновь начнет писать, чтобы излить на бумагу боль,
пульсирующую в его жилах. И то, что он напишет, будет таким же яростным, как
ад, некогда описанный им. Почему он не написал о чистилище? Томас знал,
почему: чистилище под его пером опять и опять превращалось в ад.
Мария Макдональд была зрелой женщиной, со смуглой кожей и красотой, в
которой взгляд тонул, не находя ни дна, ни границ. Она вышла к мужчинам в
скромной мужской блузе и простой юбке. Томас почувствовал, что тает от ее
нежной улыбки и обволакивающей латиноамериканской любезности, и попытался