"Джеймс Ганн. Внемлющие небесам" - читать интересную книгу автора

от пристального вглядывания в узор диаграмм, всегда можно выйти из
бетонной кельи и восстановить силу истомленной души в общении с послушным
и верно служащим им гигантским механизмом, - этим безмолвным датчиком,
чувствительным к неуловимым квантам энергии, - ничтожным всплескам
вездесущей материи, мчащимся вечно вслепую по Вселенной. Это был их
стетоскоп, которым мерили пульс мироздания, регистрировали рождение и
угасание звезд, - их зонд, прощупывающий бесконечность здесь, на крошечной
планетке заурядной звезды на самом краю Галактики".
"А может, усомнившиеся их души тешил нереальный, воображаемый
поэтический образ некоей воздетой высоко чаши, заманивающей падающие
звезды Донна, - настороженного уха, чутко вслушивающегося в каждый
подозрительный вскрик, исчезающий в доносящемся до нас едва уловимом
шепоте. А в тысяче миль над нами висела гигантская пятимильная сеть -
самый большой из когда-либо сооруженных радиотелескопов, сеть, заброшенная
человеком в небеса, ловушка для звезд".
"Дорваться бы как-нибудь к Большому Уху на время, намного большее, чем
случайный миг контрольной синхронизации... - весьма прозаично размышлял
Макдональд. - Тогда, возможно, и появились бы кое-какие результаты". Но он
прекрасно понимал: радиоастрономы ни за что не позволят убивать время на
забавы - поиск сигналов, которые никогда не придут. Лишь благодаря
созданию Большого Уха Программа получила в наследство Малое Ухо. В
последнее время активно велись разговоры о сооружении новой, еще большей
сети, протяженностью в двадцать миль. Возможно, когда ее соорудят - если
такое, конечно, произойдет - Программе, наконец, перейдет по наследству и
время наблюдений на Большом Ухе.
Если бы удалось дождаться этого, если бы утлый кораблик их веры
проскочил меж Сциллой сомнений в собственных силах и Харибдой дотаций
Конгресса...
Не все воображаемые им образы поднимали дух. Были и другие - те, что
роились по ночам. Например, образ человека, целую вечность вслушивающегося
в шепот безмолвных звезд, в надежде уловить сигналы, которые не придут
никогда, поскольку - и это самое трагичное - человек одинок во Вселенной.
Он - лишь космическая случайность сознания, жаждущего, но так никогда и не
получающего услады сочувствия. Один, как перст - единственный на Земле
человек. Одинокий узник, навеки заточенный в глухой башне, - без надежды
на освобождение, лишенный возможности взаимопонимания хоть с кем-то за ее
стенами, без всякой надежды на осознание, что за пределами ее есть еще
кто-то...
Наверное, именно поэтому они и не сдавались, - в попытке отогнать эти
ночные призраки. Доколе они слушают, дотоле жива и надежда. Отречься
сейчас, в данный момент - значит признать свое поражение. Кое-кто уже
поспешил объявить: мол, стоило не начинать, и не существовало бы самой
проблемы. Подобное провозглашалось, как правило, кое-кем из представителей
новых религий. Например, солитарианами. "Никого там нет, - проповедовали
они. - Мы - единственный разум, созданный во Вселенной. Упьемся же
собственным одиночеством и уникальностью". Впрочем, старые, традиционные
религии ратовали за продолжение Программы. Зачем бы Господу создавать
неисчислимые мириады иных звездных миров и планет, не предназначь Он их
для живых созданий? Почему лишь человеку должно быть создану по образу Его
и подобию? "Мы найдем их, - провозглашали они. - Свяжемся с ними. И