"Лев Гумилевский. Плен" - читать интересную книгу автора

Коська подумал, кивнул головой.
- Будет.
- А если ты, мальчишка, все это...
- Вру? - подхватил он спокойно, - не бойся, дяденька. Если я тебя
обманул, так разбей мне башку камнем на этом же месте. Идет?
- Пойдем! - едва сдерживаясь толкнул его Чугунов, - я обойдусь и без
камня с тобой!
- Ну и ладно! Прощайте, тетенька!
Наталья Егоровна, сжав до боли холодные руки, проводила их до дверей и
только шепнула мужу:
- Вернись, с Алей... Или я не выживу!
Иван Архипович надвинул шапку и, не выпуская из рук плеча мальчишки,
мрачно пошел вслед за ним.

Глава седьмая
Большая ошибка Петрока Малого. - Последняя ночь в башне. - Решительная
схватка.

Глухой гул уличного движения, просачивавшийся через каменные громады
башенных стен, свидетельствовал, что день начался своих порядком и ничто не
изменилось кругом. Сменявшие друг друга сторожа подтверждали маленькой
заложнице справедливость ее выводов. Мальчишки были равнодушны ко всем ее
страданиям и думали только о том, чтобы поскорее вырваться на солнце из
мрачного подвала.
Аля уже не пыталась разжалобить их, соблазнить обещанием отцовской
помощи. Ребята верили больше Коське, чем ей. Ее мучил голод, но она не
просила ни о чем своих мучителей. Иногда, испуганная шорохом шнырявших в
соломе крыс, она вскакивала и начинала кружиться по темному подвалу. Часто
трогала она кирпичи и ощупывала стены, надеясь найти какую-нибудь
таинственную лазейку.
Но сырые стены были гладки и прочны. Она пробовала дергать железные
кольца и скрепы, попадавшиеся ей под руки, но они не открывали ей и намека
на какой-то тайный ход. Славный строитель Китайгородской стены не
позаботился об этом. Петроку Малому, оставившему нам в настоящем их виде
башни и стены Китай-города, не пришло в голову прорубать выходы в подвалах
бойниц для будущих обитателей стен и их невольных гостей. Терпкий камень
пережил на четыре столетия своего строителя и мертвому итальянцу не было
дела до сердившейся на его работу девчонки.
А она выстукивала кулачками стены, гневно отворачивалась от них и опять
садилась на солому, прислушиваясь к шороху крыс и мышей.
Так прошел длинный день. Голод перестал чувствоваться с прежней
остротой, но вместе с ним пропадала охота двигаться, говорить и думать.
Пленница затихла и присмирела. Ванюшка, сменивший очередного сторожа,
заставил ее пить и есть. Он сунул ей в руки две воблы и каравай хлеба,
поставил рядом консервную коробку с водой, сказал сухо:
- Жри.
Она повертела в руках хлеб и воблу. Ванюшка с презрением посмотрел на
бессильные ее пальцы, не умевшие ободрать шкуру с рыбы. Выругавшись, он с
быстротой необычайной ободрал их и отдал.
- Этого сделать не можешь! - добавил он с презрением и жалостью, - а