"Лев Гумилевский. Судьба и жизнь. Воспоминания" - читать интересную книгу автора

- Это в честь окончания работы над книгой вашей!
И то, что я понимал чувство редактора, сдавшего, наконец, надоевшую
чужую книгу, не забыл подчеркнуть цветами праздничное ее настроение,
растрогало ее. Всю дорогу она молчала, и прощаясь, я почувствовал теплоту
чувства в ее холодных руках...
...Мы сидели за круглым столом, друг против друга и разговаривали через
край сирени, высившейся на столе и освещенной солнцем.
У моей гостьи влажные зрачки кажутся зелеными, это красиво и
необыкновенно.
Она что-то рассказывает о весне на ее родине, в Брянске. Я плохо
понимаю, едва слушаю, думая о ней самой, и вдруг слышу:
- И знаете, повсюду сокрушающие ручьи, все сверкает...
Изумленный, спрашиваю:
- Скажите, честно, в какой-нибудь рукописи вы как редактор допустили бы
такое выражение?
- Сокрушающие ручьи? - смеется она.- Едва ли!
- Господи, а ведь это так хорошо сказано, так выразительно, так
неожиданно...
И мы начинаем говорить о художественных словах. Мне говорить легко, у
меня зрительная память, и я, в сущности, читаю - страница за страницей -
главу из моих "Заметок", иногда лишь объясняясь подробнее и проще. У моей
собеседницы вырываются то и дело возражения. В них нет ничего нового, я к
ним привык.
- Значит, по-вашему, каждого можно научить хорошо писать? - неожиданно
заключает она.
- Научить - нельзя, а научиться можно, если по-настоящему захотеть, не
считаясь ни с чем!
- Я хотела бы научиться, чтобы написать что-нибудь значительное... Вы
будете мне помогать?
- Я только и мечтаю о том, чтобы отдать кому-нибудь свой опыт, свои
знания, доказать правильность своих теоретических выводов...- говорю я,
отодвигая в сторону сирень.- Я проверил их на себе, теперь хотел бы
проверить на другом...
Она начинает говорить о моей книге, и вдруг я вижу, что нынешний
читатель, выросший на советской беллетристике, уже не принимает
действительности, если под изображением ее не стоит четкая подпись: "Он
готов был отдать жизнь за счастье народа, за любимую родину, за родную
партию".
"Что ж, - думаю я,- тем лучше, тем убедительнее будет результат опыта!"
Мы встречались уже не только в творческие дни, не только у меня в доме,
и в моих стихах отражались не встречи, а тоска по ним, и тогда я писал:
И тот же час, и та же медь заката
На облаке из тяжкого свинца,
Но вот Вас нет, и сердце сжато
Предчувствием безмолвного конца...




7