"Андрей Гуляшки. Драгоценный камень (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

ногами. Любезный и услужливый до приторности, он часто просто досаждал своим
коллегам страстной готовностью оказать услугу, помочь, быть полезным. Если
кто-нибудь, не дай бог, заболевал, особенно в походе, он нес ранец и
снаряжение заболевшего, а в лагере заваривал ему чай, приводил в порядок и
подметал его палатку, зорко следил, вовремя ли тот принимает лекарства, -
как будто его призванием было ходить за больными.
Игнат Арсов считался опытным специалистом, за последние год-два он
самостоятельно открыл несколько месторождений меди, свинца и цинка, но,
когда заходила речь о его открытиях и личных заслугах, он краснел, как
девушка, смущался и убегал или, обиженный и раздосадованный, махал рукой.
- Все это ерунда, - сердился он, - я ничего не открыл и не имею к этому
никакого отношения. Открытие - это когда человек сознательно к нему
стремится, действует по предварительно разработанному плану исследования. А
я что... я случайно, совершенно случайно наткнулся на эту руду, просто так,
вслепую... Уверяю вас, именно так и было. Если кому-нибудь и принадлежит
заслуга этого открытия, то награждать следует нашего руководителя, товарища
Власева, потому что мы работаем по его плану. Награды заслуживает и товарищ
Папазов, под чьим непосредственным руководством мы все действуем. Вообще это
заслуга наших руководителей, а я случайный исполнитель. Любой другой на моем
месте нашел бы то же, что и я.
Для всех, кто хорошо знал его, было очевидно, что он страдает
преувеличенной, болезненной скромностью, принявшей характер настоящей, хотя
и странной болезни. Он часто называл себя "невеждой", "подмастерьем",
"слепым орудием случая", "человеком несостоятельным, но родившимся под
счастливой звездой" и т. д. Однажды, когда бригада разбила лагерь под
Бакырлыком, он был настроен очень мрачно и сделал странное признание. "Вы
знаете, - сказал он, - у меня постоянное чудовищное ощущение: мне кажется,
что мой мозг непрерывно, с каждым днем, с каждым часом все больше
сжимается - и днем и ночью - и в черепе образуется страшная, ужасная
пустота. И я все думаю: что это, в сущности, за пустота, что там есть?
Воздух, испарения, пар? Я много думаю об этом".
Вылю Власев редко разговаривал с ним, и то только по делам службы. Он
морщился при мягких шелестящих звуках его голоса, избегал его взгляда, но
всегда прислушивался к его советам, считался с ним, как с хорошим
специалистом. Он несколько раз пробовал "занести" его характеристику в свою
записную книжку, но это ему никак не удавалось: образ этого человека
ускользал от знакомых "показателей" и процентов, не укладывался ни в какую
определенную и точную формулировку. А Павел Папазов полюбил его, сделал даже
своим помощником по партийной работе. Он восхищался его скромностью и
трудолюбием, ставил всем в пример его безупречную дисциплинированность.
Он стал поручать ему доклады, сбор членских взносов, посылал вместо
себя на совещания партактива. Все эти поручения Игнат Арсов выполнял с
жаром. Часто он сам подготавливал сведения о поведении и работе коммунистов
бригады, и Павел Папазов только удивлялся:
- Можно подумать, что ты писал моей рукой и смотрел моими глазами!
- Помилуйте! - слегка склонялся перед ним Игнат Арсов. - Что вы
говорите! Это вы научили меня во всем разбираться, оценивать все строго и
беспристрастно. Всем, что я умею, я обязан вам.
Прошлой осенью он открыл начало большой, богатой медью жилы, но и это
свое открытие приписал Папазову.