"Роман Гуль "Дзержинский (начало террора)"" - читать интересную книгу автора

небывальщины, словом, всецело отдался на лесных берегах красавицы Камы
окружающей его природе и жизни.
И полной противоположностью "дантоновскому" народнику был аристократ
Феликс Дзержинский. Мужики, сошедшиеся с Якшиным, чуждались замкнутого
родовитого барича. В спорах после рыбной ловли, когда Якшин заливал уху
доброй порцией водки и со всей пьяной бурностью нападал на сдержанного,
непьющего Дзержинского, последний отвечал только язвительными репликами
"робеспьеровской" натуры.
Ни красота севера, ни рыбалки, ни Кама, ни девки, покорившие сердце
Якшина, не трогали плоти и воображения Дзержинского. Внешняя жизнь
всегда-лишь как по зеркалу скользила по металлической душе этого
вывихнутого человека. Люди такого склады не замечают жизни, у них "не
поворачивается шея", и видима им только захватившая их "цель", к которой
прут они через все препятствия.
С берегов Камы в 1898 году Дзержинский так и писал о себе своей сестре:
"Ты знала меня ребенком, подростком, но теперь, как мне кажется, я уже могу
назвать себя взрослым, с установившимися взглядами человеком, и жизнь может
меня лишь уничтожить, подобно тому как буря валит столетние дубы, но
никогда не изменит меня. Я не могу ни изменить себя, ни измениться. Мне уже
невозможно вернуться назад. Условия жизни дали мне такое направление, что
течение, которое меня захватило, для того только выкинуло сейчас на
некоторое время на безлюдный берег, чтобы за тем с новой силой захватить и
нести с собой далее и далее, пока я до конца не изношусь в борьбе, то есть
- пределом моей борьбы может быть только могила".
По вечерам в освещенной лучиной избе Дзержинский резко обрывал тирады
Якшина об ухе, рыбе, Каме, девках, закате.
- Брось, мне чужды твои стерляжьи интересы! Я не в праве пользоваться
хотя бы даже этой кратковременной передышкой. Я жажду борьбы и для нее
убегу отсюда, чего б мне это ни стоило.
И вот когда Дзержинский с Якшиным плыл; однажды в челноке, будущий вождь
террора посвятил товарища по ссылке в выработанный план побега.
- План простой, - говорил Дзержинский, - Кама течет по лесистым пустынным
местам, течение быстрое, оно и окажет мне помощь. Никакой карты не нужно,
возьму провианту дней на десять, доплыву до Усолья иль до Перми. Вылезу
где-нибудь, дойду до железной дороги, сел на поезд и поехал. А если
встренутся, ты должен помочь, хоть ты и народник, - саркастически усмехался
Дзержинский. - Сделаем вид, что поехали за рыбой и задержались. Ты
пробродишь где-нибудь несколько дней будто вместе со мной, а потом недели
через две придешь к уряднику и скажешь, что Дзержинский, мол, ушел на
рыбалку и до сих пор его нет, наверное, заблудился.
29 сентября 1899 года Дзержинский на чуть брезжившем рассвете вошел в
челнок на реке Каме и оттолкнулся от берега. Вскоре на излучине реки из
глаз Якшина скрылась его белая рубаха, а через две недели губернатор
Клингенберг пришел в ярость, узнав, что ссыльный Дзержинский бежал.
Для поимки губернатор разослал начальникам жандармских управлений бумагу:
"29 сентября сего года ссыльный дворянин Феликс Эдмундович Дзержинский
скрылся из места водворения, села Кайгородского Слободского уезда, приметы
следующие: рост 2 аршина 7 вершков, телосложение правильное, наружностью
производит впечатление нахального человека, цвет волос на голове, на бровях
и пробивающихся усах темно-каштановый, по виду волосы гладкие, причесывает