"Ян Гийу. Путь в Иерусалим" - читать интересную книгу автора

прожила всю жизнь монахиней, если бы вдруг не стала наследницей бездетного
дяди из Восточного Геталанда, и потому оказалось, что выгоднее отдать ее
замуж, чем держать в монастыре.
Словом, Сигрид знала, когда нужно стоять, а когда падать на колени,
когда нужно бормотать вместе со всеми "Патер Ностер" или "Аве Мария",
которые читал кто-либо из стоящих впереди епископов, а когда совершать
собственную молитву. И каждый раз, когда нужно было совершать собственную
молитву, она просила за свою жизнь.
Три года назад Бог подарил ей сына. Роды длились двое суток, два раза
всходило и заходило солнце, пока она обливалась потом, в страхе и боли. Она
чувствовала, что умирает, и наконец это поняли и все те добрые женщины,
которые помогали ей. Они послали в Форсхем за священником, который отпустил
ей грехи и соборовал ее. Но тогда Сигрид осталась жива.
"Больше никогда", - надеялась она. И теперь она молилась о том, чтобы
больше не было этой боли, этого смертельного страха. Она прекрасно знала,
что эгоистично так думать. Ведь женщины часто умирают от родов, человек
должен рождаться в страдании. Но Сигрид молила Пресвятую Деву пощадить ее и
пыталась исполнять свои супружеские обязанности так, чтобы не пришлось снова
рожать. Ведь их сын Эскиль был жив, и это был хорошо сложенный и здоровый
крепыш.
Разумеется, Пресвятая Дева покарала ее. Обязанность людей - наполнять
землю, поэтому как можно просить, чтобы твоя молитва была услышана, если
просишь как раз о том, чтобы тебя освободили от этой обязанности? Так что
теперь ее ожидали новые страдания. И все-таки она снова и
[10]
снова молила Пресвятую Деву помочь ей избежать мучений.
Для того чтобы по крайней мере избавиться от меньшего, но более
унизительного страдания - в течение многих часов стоять, опускаться на
колени, снова подниматься, она велела окрестить свою рабыню Сут. Теперь
Сигрид могла взять Сут с собой в храм Божий и опираться на ее руку, когда
нужно было преклонить колени. Огромные черные глаза Сут напоминали глаза
испуганной лошади, и если раньше она не была христианкой, то теперь-то уж
точно должна была ею стать.
На три ряда впереди Сигрид стояли конунг Сверкер и королева Ульвхильд.
Они оба были в летах, и им становилось все труднее подниматься и падать на
колени без натужного пыхтения и непотребных звуков. Сигрид находилась в
церкви скорее ради них, а не ради Бога. Король Сверкер никогда особо не
ценил ни ее норвежский и вестгетский роды, ни норвежский и Фолькунгов роды
ее мужа. Теперь же, в старости, король стал с подозрением и беспокойством
относиться к тому, что ждало его после окончания жизни земной. Не разделять
религиозное рвение короля означало навлечь на себя его гнев. Если мужчина
или женщина противились Богу, это можно было уладить с Ним самим.
Поссориться с королем, как считала Сигрид, было гораздо опаснее.
Но на третьем часу церемонии голова у Сигрид закружилась, стало труднее
стоять на коленях, а ребенок в утробе, словно протестуя, толкался все
сильнее. Ей почудилось, что пол из отполированного светло-желтого камня
закачался под ногами и вот-вот разверзнется, чтобы поглотить ее. И тогда
Сигрид совершила неслыханное. Шурша шелками, она решительно направилась к
дальней боковой скамье и села. Это видели все, в том числе и король.
Как раз в тот момент, когда она с облегчением опустилась на маленькую