"В.Гюго. Наполеон Малый" - читать интересную книгу авторасабля". В этом немногословном показании все Второе декабря.
Продолжаем. "На другой день, 17 июня, мой адъютант докладывает мне о приходе майора Мезонана, который, по моим расчетам, должен был находиться в отъезде. Я ему сказал: "Майор, я думал, что вы уехали". - "Нет, генерал, я не уехал. Я должен передать вам письмо". - "Письмо! От кого?" - "Читайте, генерал!" Я предложил ему сесть, взял письмо, но когда хотел его распечатать, увидел, что оно адресовано коменданту Мезонану. Я сказал ему: "Дорогой комендант, это письмо вам, а не мне". - "Читайте, генерал!" Я вынимаю письмо из конверта и читаю: "Дорогой комендант, вы тотчас же должны повидаться с генералом, о котором шла речь; вы знаете, что это человек решительный и на него можно положиться. Вы знаете также, что этого человека я намерен сделать маршалом Франции. Вы предложите ему от меня 100000 франков и спросите, на какого банкира или нотариуса я могу перечислить ему 300 000 франков, в случае если он лишится своего поста". Я чуть не задохнулся от негодования, перевернул листок и увидел, что письмо подписано: Луи-Наполеон. ...Я вернул письмо коменданту и сказал, что эта дурацкая затея заранее обречена на провал". Кто это говорит? Генерал Маньян. Где? В Палате пэров. Перед кем? Кто этот человек, сидящий на скамье подсудимых, которого показание Маньяна выставляет в таком "дурацком" виде, человек, к которому Маньян обращает свое "негодующее" лицо? Луи Бонапарт. Деньги и вместе с деньгами оргии - вот его способ действия во всех трех Маньян, который отказался в Булони, продался в Париже. Если бы 2 декабря Луи Бонапарт проиграл игру, то в Елисейском дворце у него нашли бы двадцать пять миллионов Французского государственного банка, как в Булони у него нашли пятьсот тысяч франков Лондонского банка. Итак, значит, был все-таки день, когда во Франции - надо привыкнуть говорить об этом спокойно! - во Франции, в этой стране шпаги, стране рыцарей, стране Гоша, Друо и Баярда, был такой день, когда один человек с помощью пяти-шести политических шулеров, мастеров по предательствам и маклеров по части переворотов, развалившись в кресле в своем раззолоченном кабинете, положив ноги на каминную решетку и попыхивая сигарой, установил цену воинской чести, взвесил ее на весах, как товар, как вещь, которую можно продать и купить, оценил генерала в миллион франков, а солдата в двадцать и сказал о совести французской армии: это стоит столько-то. И этот человек - племянник императора! Впрочем, этот племянник не отличается гордостью: он умеет приноравливаться к неизбежным превратностям своих авантюр и легко, без всякого возмущения мирится с любой выпавшей ему долей. Пошлите его в Англию, и если для него почему-либо будет выгодно угодить английскому правительству, он не будет раздумывать ни минуты: та самая рука, которая сейчас тянется за скипетром Карла Великого, с величайшей готовностью ухватится за дубинку полисмена. Если бы я не был Наполеоном, я хотел бы быть Видоком. Все это кажется немыслимым. Такой человек правит Францией! Мало сказать - правит: владеет ею безраздельно! |
|
|